— Только по кружке для каждого джентльмена! Двадцать шесть кружек, и ни капли больше! — весело повторял Сэм Боуэлс.
Большой Дэниел давно уже не мог пить без посторонней помощи, и Эболи пришлось поднять его голову, пока Хэл по каплям вливал воду ему в рот. Другим раненым помогали точно так же. Немало воды пролилось зря, вытекая из почти неподвижных губ, да и времени это занимало достаточно.
Сэм Боуэлс потерял терпение задолго до того, как дело было завершено.
— Что, больше никто не хочет? Ну и ладно, я пошел.
И он захлопнул люк и задвинул запоры, оставив большую часть пленных тщетно умолять о воде пересохшими губами.
Но Боуэлс был безжалостен, и им пришлось ждать следующего дня, чтобы получить свою порцию.
Тогда Эболи просто набирал воды в рот, прижимался губами к губам Дэниела и вливал воду в бесчувственного товарища. Другие поступали так же с остальными ранеными. Способ оказался достаточно быстрым, чтобы устроить даже Сэма Боуэлса, и при этом терялось меньше драгоценной воды.
И Сэм Боуэлс лишь хихикнул, когда снизу кто-то крикнул:
— Бога ради, боцман, здесь у нас мертвец! Тимоти О’Рейли испускает вонь до самых небес! Ты что, не чувствуешь?
Сэм ответил:
— Рад, что ты мне сообщил. Значит, ему уже не нужна вода. Завтра принесу только двадцать пять кружек.
Дэниел умирал. Он уже не стонал и не метался в лихорадке. Он лежал совершенно неподвижно. Даже его мочевой пузырь пересох и уже не извергал непроизвольно жидкость на вонючие доски под ними.
Хэл поддерживал его голову и шептал, стараясь убедить друга остаться в живых:
— Ты не можешь сдаться сейчас. Продержись еще немного, мы доберемся до мыса Доброй Надежды, ты и не заметишь как! И там ты напьешься свежей вкусной воды, и симпатичные девушки-рабыни будут ухаживать за тобой. Ты только представь все это, Дэнни…
Примерно в полдень шестого, наверное, дня в море Хэл окликнул Эболи:
— Слушай, я хочу кое-что тебе показать. Протяни-ка руку.
Он взял пальцы Эболи и прижал их к спине Дэниела. Кожа была настолько горячей, что к ней почти больно было прикасаться, а плоть настолько истаяла, что ребра торчали, как обручи бочки.
Хэл подвинул Дэниела, насколько позволили кандалы, и пальцы Эболи оказались у плеча товарища.
— Вот. Чувствуешь, как надулось?
Эболи хмыкнул:
— Чувствую, но не вижу.
Его так держали цепи, что он даже не мог посмотреть поверх недвижного тела Дэниела.
— Я не уверен, но, думаю, знаю, что это такое.
Хэл приблизил лицо и напряг глаза в тусклом свете.
— Шишка размером с грецкий орех. И черная.
Он осторожно коснулся вздутия, и даже это его легкое движение заставило Дэниела застонать и дернуться в оковах.
— Оно должно быть очень мягким… — Сэр Фрэнсис тоже приподнялся и попытался подвинуться. — Рассмотреть не могу. Где оно?
— Прямо под лопаткой, — ответил Хэл. — Уверен, это та самая мушкетная пуля. Она вышла из груди и теперь лежит под кожей.
— Она-то его и убивает, — сказал сэр Фрэнсис. — От нее расползается зараза и пожирает его изнутри.
— Если бы у нас был нож, — пробормотал Хэл, — мы могли бы попытаться вырезать ее. Но Сэм Боуэлс забрал все хирургические инструменты.
Эболи сообщил:
— Но только после того, как я припрятал один из ножей.
Он пошарил за поясом своих штанов и извлек тонкое лезвие. Оно чуть заметно блеснуло в слабом свете из решетки над головой Хэла.
— Я ждал возможности перерезать им горло Сэма.
— Мы должны рискнуть и сделать надрез, — решил сэр Фрэнсис. — Если оставить пулю в его теле, она убьет его вернее, чем скальпель.
— Мне отсюда не видно, где нужно резать, — сказал Эболи. — Придется вам это сделать.
Цепи загромыхали и зазвенели, потом сэр Фрэнсис проворчал:
— Мои кандалы слишком короткие. Мне не дотянуться.
Все какое-то время молчали, потом сэр Фрэнсис окликнул сына:
— Хэл!
— Но, отец, — запротестовал Хэл, — я же ничего об этом не знаю, я не умею!
— Тогда Дэниел умрет, — ровным тоном произнес Эболи. — От тебя зависит его жизнь, Гандвана. Вот, возьми нож.
Хэлу показалось, что тонкий ножик весит не меньше свинцового бруска. У него пересохло во рту от страха, когда он большим пальцем проверил острие лезвия и понял, что оно стало довольно тупым от долгого применения.
— Оно тупое! — возразил он.
— Эболи прав, сын мой… — Сэр Фрэнсис положил ладонь на плечо Хэла и сжал его. — Ты — единственный шанс Дэниела.
Хэл медленно вытянул левую руку и нащупал шишку на горячем теле Дэниела. Она двигалась под его пальцами, Хэл даже ощутил, как она мягко задела кость.
Боль заставила Дэниела очнуться, он забился в оковах. И крикнул:
— Иисус, помоги мне! Грешен я перед Богом и людьми! Дьявол пришел за мной. Он черный… все вокруг темнеет…
— Держи его, Эболи, — прошептал Хэл. — Держи покрепче!
Эболи обхватил Дэниела рукой, вокруг несчастного словно обвился огромный черный питон.
— Давай! — сказал он. — Быстрее!
Хэл наклонился ближе к Дэниелу, настолько близко, насколько позволили цепи: теперь его лицо было на расстоянии ладони от спины Дэниела. И Хэл немного лучше рассмотрел вздутие. Кожа в этом месте натянулась так, что стала блестящей и пурпурной, как перезревшая слива. Хэл прижал пальцы левой руки по обе стороны шишки и еще сильнее натянул кожу.
А потом глубоко вздохнул и прижал кончик скальпеля к вздутию. Собравшись с духом, мысленно сосчитал до трех и надавил ножом на кожу тренированной рукой фехтовальщика.
Хэл почувствовал, как нож глубоко вошел в спину Дэниела, а потом наткнулся на что-то твердое и неподдающееся… металл ударился о металл.
Дэниел вскрикнул, а потом обмяк в руках Эболи. Из глубокого разреза вырвался фонтан крови и гноя. Горячая и густая, как плотницкий клей, струя угодила прямо в рот Хэла и растеклась по его подбородку. От нее исходила вонь похуже той, что царила в рабском трюме, и Хэл ощутил приступ сильной тошноты. Но он подавил его и отер лицо тыльной стороной ладони, а потом снова заставил себя наклониться над раной.
В ней продолжала пузыриться черная жижа, но Хэл различил в разрезе посторонний предмет. Он подцепил его концом скальпеля и вытащил наружу темный волокнистый ком, на который налипли осколки кости и свернувшаяся кровь.
— Да это же кусок куртки Дэниела! — выдохнул он. — Похоже, пуля загнала его в рану!
— А пулю ты нашел? — требовательно спросил сэр Френсис.
— Пока нет, но она должна быть там…
Он сунул нож глубже.
— Да. Вот она.
— Можешь ее вынуть?
Несколько минут Хэл трудился молча, вознося благодарность судьбе за то, что Дэниел потерял сознание и не страдал во время этой грубой операции. Постепенно поток гноя иссяк, теперь из темной раны полилась чистая кровь.
Наконец Хэл прошептал:
— Ножом ее не вытащить. Она выскальзывает.
Отложив нож в сторону, он сунул палец в горячее живое тело Дэниела. Задыхаясь от ужаса, он шарил в глубине и наконец подцепил пальцем свинцовый шар.
— Есть! — внезапно воскликнул он, когда мушкетная пуля выскочила из раны и со стуком упала на пол.
Она деформировалась при сильном ударе о кость, на ее мягком наконечнике появилась блестящая вмятина. Хэл с бесконечным облегчением уставился на нее, потом выдернул палец из раны.
Оттуда вытекло еще немного гноя и что-то мягкое, комковатое.
— Это пыж… — Хэла снова чуть не вырвало. — Ну, думаю, теперь все…
Он посмотрел на свои перепачканные руки. От них чудовищно воняло.
Какое-то время все молчали. Потом сэр Фрэнсис прошептал:
— Отлично сработано, Хэл!
— Мне кажется, он умер, — чуть слышно откликнулся Хэл. — Он совсем не шевелится…
Эболи выпустил Дэниела из своих объятий.
— Нет, он жив. Я слышу, как бьется его сердце. А теперь, Гандвана, ты должен промыть его рану.
Они снова передвинули бесчувственное тело друга, насколько позволяли цепи, и Хэл встал над ним на одно колено. Развязав грязные штаны, он вылил на рану всю ту воду, которая ему досталась, изо всех сил стараясь не промахнуться. Мочи хватило на то, чтобы смыть последние обрывки гниющего пыжа. Но несколько последних капель Хэл использовал для того, чтобы смыть хотя бы часть грязи с собственных рук, а потом откинулся назад, измученный усилиями.
— Вот это по-мужски, Гандвана, — сказал Эболи и протянул Хэлу свою красную головную повязку, давно почерневшую и ставшую жесткой от засохших крови и гноя. — Перевяжи его этим. Ничего другого у нас нет.
Пока Хэл перевязывал Дэниела, тот лежал как мертвый. Он уже не стонал и не дергался в кандалах.
Но три дня спустя, когда Хэл наклонился к Дэниелу, чтобы напоить его, как обычно, из собственного рта, Дэниел вдруг приподнялся и, отстранив голову юноши, взял кружку из его руки. Он выпил воду в три глотка. Потом оглушительно отрыгнул и произнес слабым, но ясным голосом:
— Боже, как хорошо! Мне бы еще капельку.
Хэл, вне себя от радости и облегчения, без раздумий протянул ему собственную порцию и с восторгом смотрел, как Дэниел пьет. На следующий день Дэниел уже мог сидеть, насколько позволяли цепи.
— Твоя операция могла бы убить дюжину обычных смертных, — пробормотал сэр Фрэнсис, с изумлением наблюдая за исцелением Большого Дэниела. — Но Дэниел Фишер ее пережил!
На девятый день путешествия Сэм Боуэлс открыл люк и бодро проорал:
— Хорошие новости, джентльмены! Ветер нам не способствует на последних пятидесяти лигах. И его лордство опасается, что нам понадобится еще пять дней, чтобы обогнуть мыс. Так что придется вам наслаждаться там немного дольше.
Лишь у немногих нашлось достаточно сил, чтобы как-то отреагировать на ужасную весть, они просто жадно тянулись к кружкам с водой. Когда ежедневная церемония утоления жажды была завершена, Сэм Боуэлс нарушил привычный порядок. Вместо того чтобы сразу захлопнуть люк до следующего дня, он наклонился вниз и крикнул:
— Капитан Кортни, сэр, вам привет от его лордства, и, если вы ничем другим не заняты, он был бы рад разделить с вами обед.