Усмешку он обратил к ван де Вельде.
— Нет, ваше превосходительство, я могу вас заверить, что Фрэнсис Кортни — единственный из живых, кто знает тайное место. Он может выглядеть суровым и храбро говорить, но Фрэнки сдастся, как только Неторопливый Ян примется за него. И мой вам совет — отправьте Генри Кортни на работы в замке и положитесь на то, что к добыче вас приведет только его отец.
— Ну да, — ван де Вельде кивнул. — Я в общем именно так и думал. Я просто хотел, чтобы вы подтвердили то, что я и так уже знал. — Он сунул в рот еще кусочек мяса с острой приправой и заговорил, жуя: — Тогда давайте вернемся и покончим наконец с этим делом.
Скованные пленники все так же стояли перед возвышением, как волы в упряжке, когда ван де Вельде снова взгромоздился на свой стул.
— На самом деле ваше место — на дыбе и на виселице, но и они слишком хороши для вас. И я приговариваю каждого из вас к пожизненной работе на Голландскую Ост-Индскую компанию, которую вы сговорились обманывать и грабить и чьих слуг вы похищали и издевались над ними. И не думайте, что это доброта с моей стороны или слабость. Очень быстро придет время, когда вы начнете рыдать перед Господом и умолять Его даровать вам более легкую смерть, в которой я отказываю вам сегодня. Уведите их и сейчас же заставьте работать! Один только их вид оскорбляет мой взгляд, да и взгляд любого честного человека.
Когда пленников выгоняли из зала, Катинка зашипела от разочарования и раздраженно взмахнула рукой. Камбр наклонился поближе к ней и спросил:
— Что вас обеспокоило, мадам?
— Боюсь, мой муж совершил ошибку. Он должен был отправить их на костер!
Ее лишили трепетного удовольствия наблюдать за работой Неторопливого Яна над этим прекрасным отродьем, ей теперь не услышать его криков. А ведь ее глубоко устроило бы такое завершение их отношений… Муж обещал ей это, а теперь взял и обманул! Катинка решила, что заставит его помучиться из-за этого.
— Ах, мадам, месть лучше смаковать, как трубочку хорошего вирджинского табака. Не стоит глотать ее в спешке. В любое время в будущем, когда вам только вздумается, вы сможете посмотреть на стены замка, где все они окажутся, и увидеть, как они постепенно, медленно умирают в тяжелой работе.
Хэл прошел совсем близко от сэра Фрэнсиса, все так же сидевшего на длинной скамье. Его отец выглядел измученным и больным, волосы и борода слиплись в сосульки, под глазами залегли черные тени, составлявшие пугающий контраст с бледной кожей. Хэл не мог этого вынести и внезапно окликнул:
— Отец!
Он бы подбежал к нему, но сержант Мансеер опередил его и шагнул наперерез с длинной тростью в правой руке. Хэл отпрянул.
Сэр Фрэнсис не поднял головы, и Хэл понял, что он уже попрощался, уже ушел туда, где теперь до него сможет дотянуться разве что Неторопливый Ян.
Когда цепочка осужденных вышла и за ними закрылась дверь, по залу снова пробежал шепоток и все взгляды устремились к одинокой фигуре на скамье.
— Фрэнсис Кортни! — громко произнес ван де Вельде. — Встать!
Сэр Фрэнсис вскинул голову, отбрасывая с глаз поседевшие волосы. Он оттолкнул руку охранника и поднялся на ноги. Подходя к возвышению, он держался прямо. Изорванная рубашка болталась на его спине. Следы ударов тростью уже начали подсыхать и покрываться темной коркой.
— Фрэнсис Кортни, я уверен, что вы не случайно носите то же самое христианское имя, что и самый прославленный из всех пиратов, разбойник Фрэнсис Дрейк.
— Да, я имею честь быть названным именем прославленного мореплавателя, — негромко ответил сэр Фрэнсис.
— Тогда я имею еще большую честь сообщить вам приговор. Я приговариваю вас к смерти.
Ван де Вельде ждал, что сэр Фрэнсис проявит какие-то чувства, но тот смотрел на него без какого-либо выражения. Наконец губернатор был вынужден продолжить:
— Повторяю, ваш приговор — смерть, но как именно вы умрете, зависит от вашего выбора. — Внезапно он грубо захохотал. — Немногим разбойникам вашего масштаба пришлось увидеть подобное благодеяние и снисходительность.
— С вашего позволения, я воздержусь от выражения благодарности, пока не услышу ваше предложение полностью, — отчетливо произнес сэр Фрэнсис, и ван де Вельде перестал ржать.
— Далеко не весь груз со «Стандвастигхейда» был возвращен. До сих пор наиболее его ценная часть отсутствует, и у меня нет ни малейших сомнений, что вы успели его припрятать до того, как вас взяли в плен солдаты досточтимой компании. Готовы ли вы открыть тайное место, где находится недостающий груз, офицерам компании? В таком случае ваша казнь будет простой — обезглавливание.
— Мне нечего вам сказать, — ответил сэр Фрэнсис равнодушным тоном.
— Тогда, боюсь, этот же самый вопрос вам задаст государственный палач, принуждая к ответу. — Ван де Вельде легонько почмокал губами, словно эти слова показались ему вкусными. — И если вы ответите откровенно, ничего не скрывая, топор палача положит конец вашим страданиям. Если же вы продолжите упорствовать, допрос продолжат. Но в любой момент выбор остается за вами.
— Ваше превосходительство — просто образец милосердия, — поклонился сэр Фрэнсис. — Но я не могу ответить на этот вопрос, потому что ничего не знаю об упомянутом вами грузе.
— Тогда пусть милосердие к вашей душе проявит Всевышний, — сказал ван де Вельде и повернулся к сержанту Мансееру. — Уведите пленника и отдайте его в руки официального палача.
Хэл балансировал высоко на строительных лесах у незаконченной стены восточного бастиона замка. Шел всего лишь второй день труда, который должен был продолжаться всю отпущенную ему жизнь, но ладони его рук и плечи уже были ободраны веревками и грубыми, неотесанными каменными блоками. Хэл сильно ушиб один палец, и ноготь на нем приобрел цвет черного винограда. Каждый блок песчаника весил тонну или больше, и его приходилось вручную поднимать на шаткие леса из бамбуковых шестов и досок.
В команде осужденных, работавших вместе с Хэлом, были Большой Дэниел и Нед Тайлер, и оба еще не до конца оправились от ранений. Увидеть сами раны не составляло труда, поскольку всю одежду осужденных составляли повязки из старых тряпок на бедрах.
Мушкетная пуля оставила глубокую темно-красную вмятину на груди Дэниела и несколько глубоких шрамов на спине, похожих на следы львиной лапы, — там, где его разрезал Хэл. Струпы на этих ранах лопнули от усилий, из-под них сочилась розовая сукровица.
Нанесенная саблей рана ползла по бедру Неда, как толстая красная лиана, и он сильно хромал, двигаясь по лесам.
После вынесенных в рабском трюме «Чайки» лишений все они потеряли телесный жир до последней капли. И теперь были худыми, как гончие псы, и напряженные мышцы и кости отчетливо выпирали под обожженной солнцем кожей.
Хотя солнце все еще светило ярко, с северо-запада уже со свистом налетал зимний ветер, обжигая тела. Мужчины разом налегали на конец толстого каната, и шкивы подъемника пронзительно скрипели под весом огромной желтой каменной глыбы, которую поднимали в специальной веревочной люльке со двора и медленно заводили на верхнюю часть стены.
Накануне строительные леса на южном бастионе обрушились под весом камней, и трое работавших там осужденных сорвались вниз и разбились насмерть. Хьюго Бернард, надсмотрщик, пробормотал, стоя над их искалеченными телами:
— Три птички одним камешком! Того небрежного ублюдка, который убьется следующим, я высеку до смерти!
И он громогласно заржал над собственным юмором висельника.
Дэниел перекинул конец каната через здоровое плечо и держал, пока остальные захватили качавшийся каменный блок и подтянули его на леса. Потом они завели камень на свободное место на верху стены, откуда им выкрикивал указания каменщик-голландец в кожаном фартуке.
Опустив глыбу на место, они выпрямились, тяжело дыша; каждый мускул в их телах дрожал и болел от напряжения, но на отдых времени не было. Снизу, со двора, Хьюго Бернард уже кричал:
— Опускайте люльку! Быстро — или я поднимусь наверх и постараюсь вас убедить!
Он щелкнул себя по ноге кожаной плеткой с завязанными на ней узлами.
Дэниел выглянул за край лесов. Внезапно он напрягся и через плечо посмотрел на Хэла.
— Там Эболи и остальные парни…
Хэл шагнул к нему и посмотрел вниз. Из дверей тюрьмы появилась маленькая процессия. Четверых чернокожих матросов вывели на зимнее солнце. Они снова были скованы между собой легкой цепью.
— Вы только посмотрите на этих везунчиков! — пробормотал Нед Тайлер.
Негров не включили в рабочую команду, они остались в тюрьме, отдыхая; их каждый день кормили лишний раз, чтобы они прибавили в весе, дожидаясь, когда их поведут на аукцион. Этим утром Мансеер приказал всем четверым раздеться донага. Потом доктор Саар, хирург компании, спустился в подземелье и осмотрел их, заглядывая в уши и рты, проверяя состояние здоровья.
Когда хирург ушел, Мансеер приказал им с головы до ног намазаться маслом из глиняного горшка. Теперь их кожа блестела в лучах солнца, как полированный эбонит. И хотя они все еще были худыми и истощенными после трюма «Чайки», масло заставляло их выглядеть отличными образцами рода человеческого.
И вот теперь их выводили через ворота замка на открытый парадный плац, где уже собралась толпа.
Перед самыми воротами Эболи поднял большую круглую голову и посмотрел на стоявшего высоко на лесах Хэла. На мгновение их взгляды встретились. Им не было нужды что-то кричать друг другу, тем более что это вызвало бы гнев надсмотрщиков; Эболи зашагал дальше и более не оглядывался.
Место аукциона было временным сооружением, в других случаях оно устанавливалось для публичных казней. Четверых негров вывели на возвышение, а вслед за ними на платформу поднялся доктор Саар и обратился к толпе.
— Я внимательно осмотрел этих четверых рабов, которые сегодня предлагаются покупателям, — сообщил он и чуть опустил голову, чтобы смотреть поверх своих очков в тонкой оправе. — И могу вас заверить, что они в отличном состоянии. Глаза и зубы у них здоровы, и тела тоже.