И тут Катинка поняла, что он безумен. Это ее заинтриговало и заставило шевельнуться светлые волоски на ее руках.
Она долго сидела молча, наблюдая за тем, как палач завершает свой туалет. Он обеими руками отжал воду из своих волос, потом вытер худое крепкое тело куском ткани. Надев рубашку, взял висевший на стене темный сюртук, надел и застегнул все пуговицы до самого подбородка.
Наконец Неторопливый Ян посмотрел на Катинку:
— Вы пришли, чтобы узнать что-то о моем маленьком воробышке.
С таким прекрасным голосом ему следовало стать проповедником или оперным певцом, подумала Катинка.
— Да, — согласилась она. — Я пришла именно поэтому.
Он словно читал ее мысли. Он точно знал, чего она хочет, и начал говорить без малейших колебаний. Он рассказал, не жалея подробностей, что происходило этим днем в комнате под арсеналом. Он почти выпевал слова, описывая свои чудовищные деяния так, что они казались благородными и неизбежными, как события какой-нибудь греческой трагедии. Он увлекал Катинку, зачаровывая ее воображение; слушая его, она принялась медленно раскачиваться взад-вперед на стене, обхватив себя руками.
Когда Неторопливый Ян умолк, она еще долго сидела с восторженным выражением на милом личике. Наконец, слегка содрогнувшись, сказала:
— Можешь и впредь называть меня Кали. Но только наедине. Никто больше не должен слышать, как ты произносишь это имя.
— Благодарю вас, богиня…
Бледные глаза горели почти религиозным жаром, когда палач провожал Катинку до прохода в стене.
Там она остановилась и, не оборачиваясь, спросила:
— Почему ты называешь его своим маленьким воробышком?
Неторопливый Ян пожал плечами:
— Потому что с этого дня и далее он принадлежит мне. Они все принадлежат мне и богине Кали, навсегда.
Катинку пробрала восторженная дрожь при этих словах. Она пошла по дорожке через сад к резиденции. И на каждом шагу ощущала взгляд палача на своей спине.
Когда Катинка вернулась в резиденцию, ее уже ждала Сакиина.
— Вы посылали за мной, мистрис.
— Идем со мной.
Она привела девушку в свою гардеробную и там уселась на софу перед закрытым окном. Сакиине она жестом приказала встать перед ней.
— Губернатор Клейнханс часто говорил о твоем искусстве целительницы, — заговорила Катинка. — Кто тебя учил?
— Моя мать была сведуща в этом. И я уже в самом юном возрасте ходила с ней собирать травы и коренья. А после ее смерти училась у моего дяди.
— Ты знаешь местные растения? Разве они не отличаются от тех, что растут в твоих родных краях?
— Есть такие же, а другие я узнала сама.
Катинка все это уже слышала от Клейнханса, но она наслаждалась музыкальностью голоса рабыни.
— Сакиина, вчера моя кобыла споткнулась и чуть не сбросила меня. Мои ноги застряли на луке седла, у меня остался ужасный синяк. Есть у тебя какое-нибудь средство от этого?
— Да, мистрис.
— Вот!
Катинка откинулась назад на софе и задрала юбку выше коленей. Медленно и чувственно она спустила один белый чулок.
— Посмотри! — приказала она, и Сакиина грациозно опустилась на шелковый ковер перед ней.
Ее прикосновение к коже было легким, как касание бабочки, и Катинка вздохнула.
— Я уже ощущаю, что у тебя исцеляющие руки.
Сакиина не ответила, и волна темных волос скрыла ее глаза.
— Сколько тебе лет? — спросила Катинка.
Пальцы Сакиины на мгновение замерли, потом снова шевельнулись, исследуя синяк под коленом хозяйки.
— Я родилась в год Тигра, — сказала она. — Значит, в следующий день рождения мне будет восемнадцать.
— Ты так прекрасна, Сакиина. Но ты ведь и сама это знаешь, не правда ли?
— Я не чувствую себя красивой, мистрис. Не думаю, что раб вообще может чувствовать себя красивым.
— Ну, это просто смешно… — Катинка не скрывала раздражения от того, какой оборот принял разговор. — Скажи, а твой брат так же прекрасен, как ты?
И снова пальцы Сакиины дрогнули на ее коже. Ага! Это копье попало в цель. Катинка осторожно улыбнулась в молчании, потом задала новый вопрос:
— Ты слышала меня, Сакиина?
— Для меня Алтуда самый прекрасный мужчина из всех живущих на этой земле, — мягко ответила девушка и тут же пожалела об этом.
Она инстинктивно почувствовала, что слишком опасно открывать перед этой женщиной ту сферу, где она наиболее ранима, но вернуть слова было невозможно.
— А сколько лет Алтуде?
— Он на три года старше меня. — Сакиина смотрела вниз. — Мне нужно принести мои лекарства, мистрис.
— Буду ждать, — откликнулась Катинка. — Поспеши.
Катинка легла на подушки и то улыбалась, то хмурилась от ярких образов и слов, блуждавших в ее голове. Она выжидала и возбуждалась — и в то же время беспокоилась и ощущала неудовлетворенность. Слова Неторопливого Яна гудели в ее уме, как кафедральные колокола. Они ее тревожили. Она уже не могла оставаться на месте. Вскочив на ноги, Катинка принялась метаться по комнате, как леопард.
— Где эта девчонка? — резко воскликнула она.
И тут же заметила свое отражение в высоком зеркале и повернулась, чтобы рассмотреть себя.
— Кали! — прошептала она и улыбнулась. — Что за волшебное имя! Тайное и прекрасное имя!
В зеркале за ее спиной возникло отражение Сакиины, но Катинка не сразу повернулась. Смуглая красота этой девушки служила контрастом и подчеркивала красоту самой Катинки. Катинка изучила оба лица, сравнивая их, и ее охватило возбуждение: все ее нервы натянулись, кровь загудела в венах.
— У меня есть мазь для вас, мистрис.
Сакиина стояла совсем близко, но понять выражение ее глаз было невозможно.
— Спасибо, мой маленький воробышек, — прошептала Катинка.
«Я хочу, чтобы ты всегда принадлежала мне, — подумала она. — Я хочу, чтобы ты принадлежала богине Кали».
Она вернулась к софе, и Сакиина снова опустилась перед ней на колени. Мазь поначалу показалась коже прохладной, но потом от нее растеклось тепло. Пальцы Сакиины были ловкими и искусными.
— Видеть не могу, когда что-то красивое уничтожается без смысла, — прошептала Катинка. — Ты сказала, твой брат прекрасен. Ты его очень любишь, Сакиина?
Не услышав ответа, она протянула руку и подхватила подбородок девушки. Заставив ее поднять голову и заглянув в глаза, Катинка увидела в них боль, от которой ускорился ее пульс.
— Мой бедный маленький воробышек, — сказала она.
И с восторгом подумала, что сумела добраться до самого тайного в душе рабыни. И, отпустив подбородок Сакиины, позволила своим пальцам скользнуть по ее щеке.
— Недавно я возвращалась от Неторопливого Яна, — сказала она. — И ты видела меня на дорожке. Ты ведь наблюдала за мной, разве нет?
— Да, мистрис.
— Повторить то, что рассказал мне Неторопливый Ян? Рассказать о его особой комнате в замке и о том, что там происходит?
Катинка не стала ждать ответа девушки, а продолжила тихо говорить. Когда пальцы Сакиины замерли, она прервала повествование, чтобы приказать:
— Делай то, что делала! У тебя волшебные пальцы.
Когда она наконец умолкла, Сакиина беззвучно плакала. Слезы медленно сползали по ее щекам, как вытекают капли масла из оливок под прессом. Они блестели на красноватом золоте ее щек. Немного подождав, Катинка поинтересовалась:
— И как давно твой брат в замке? Я слышала, прошло четыре месяца с тех пор, как он вернулся с гор за тобой. Очень долгое время, а его до сих пор не судили, и приговора ему не вынесли.
Катинка ждала. Мгновения текли, капая медленно, как слезы девушки.
— Губернатор Клейнханс проявил небрежность, наверное, или его кто-то убедил… Но мой муж — энергичный и преданный делу человек. Он не станет медлить с правосудием. Ни один изменник не ускользнет от него надолго.
Теперь уже Сакиина не притворялась; она уставилась на Катинку расширившимися глазами. А та продолжила:
— Он отправит Алтуду в тайную комнату к Неторопливому Яну. Алтуда уже не будет таким прекрасным. Какая жалость! Но что мы можем сделать, как предотвратить несчастье?
— Мистрис… — прошептала Сакиина. — Ваш муж, у него есть власть… И он в ваших руках…
— Мой муж — слуга компании, преданный и несгибаемый слуга. Он не станет пренебрегать своим долгом.
— Мистрис, вы так прекрасны… Ни один мужчина не устоит перед вами. Вы можете его убедить… — Сакиина медленно опустила голову и прижалась лбом к голому колену Катинки. — От всего сердца, всей душой умоляю вас, мистрис…
— Но мы и надеяться не можем на то, чтобы освободить его, Сакиина. Ты ведь это понимаешь? — мягко спросила Катинка.
«Не можем, если я того не пожелаю, — подумала она, — потому что, пока ее братец в замке, этот воробышек надежно заперт в моей клетке».
— Но я никогда не оставлю надежду на это!
Сакиина вскинула голову, и Катинка снова взяла ее за подбородок, на этот раз обеими руками, и медленно наклонилась к девушке.
— Алтуда не умрет. Мы его спасем от Неторопливого Яна, мы с тобой, — пообещала она и крепко поцеловала Сакиину.
Губы девушки были влажными от слез — горячими и солеными, почти как кровь. Сакиина медленно приоткрыла их, как открываются лепестки орхидеи перед клювом птички, ищущей нектара.
Алтуда. Сакиина крепилась при мысли о брате, а Катинка, не прерывая поцелуя, взяла руку девушки и медленно завела ее себе под юбку, пока та не коснулась гладкого белого живота. «Алтуда, это ради тебя, только ради тебя», — мысленно твердила себе Сакиина, закрывая глаза. Ее пальцы осторожно поползли по шелковой коже, все ниже, к гнездышку прекрасных золотых завитков…
Следующее утро выдалось безоблачным. И хотя воздух был холодным, солнце светило ярко, а ветер утих. Со строительных лесов Хэл наблюдал за закрытой дверью подземной тюрьмы. Дэниел держался рядом с ним; беря на свои широкие плечи часть работы Хэла, он защищал юношу от плетки Бернарда.
Когда Неторопливый Ян вошел в ворота и не спеша пересек двор, направляясь к арсеналу своей обычной размеренной походкой, Хэл с болью и ненавистью уставился на него сверху вниз. И внезапно, когда палач проходил под лесами, Хэл схватил тяжелый молоток каменщика, что лежал на досках у его ног, и размахнулся им, чтобы швырнуть вниз и раздробить палачу голову. Но огромный кулак Дэниела вовремя сжался на его запястье. Дэниел выдернул молоток из пальцев Хэла, как будто отбирал игрушку у ребенка, и положил его на верх стены, где Хэл не смог бы его достать.