— Я тебе рассеку башку до самых зубов! — взревел Шредер, взмахивая мечом.
Дэниел упал на одно колено и позволил лошади полковника проскакать еще немного.
Слишком близко, подумал Хэл. Если мушкет даст осечку, Дэниел покойник.
Но Дэниел уверенно держал цель. На мгновение Хэлу показалось, что его худшие страхи оправдываются, но потом мушкет выстрелил, выбросив пламя и серебристый дым.
Может быть, Дэниел услышал крик Хэла, а может быть, лошадь просто оказалась более крупной и надежной целью, но он выпалил прямо в широкую, залитую потом грудь животного, и тяжелая свинцовая пуля попала туда, куда надо. На полном ходу мерин Шредера рухнул под полковником. Шредер перелетел через его голову, ударившись лицом и плечом о землю.
Лошадь билась и дергалась, лежа на боку, мотала головой из стороны в сторону, а из раны на ее груди толчками хлестала кровь. Потом голова животного с глухим ударом упала на землю, и, испустив последний вздох, лошадь затихла.
Шредер лежал неподвижно на прогретой солнцем дороге, и Хэл на мгновение испугался, что тот сломал себе шею. Он чуть не бросился ему на помощь, но тут Шредер неуверенно шевельнулся, и Хэл замер. Карета быстро катила прочь, и все кричали:
— Назад, Гандвана!
— Оставь ты этого урода, сэр Генри! — Дэниел подскочил к нему и, схватив за руку, потащил прочь. — Он не мертв, а вот мы — скоро будем, если задержимся здесь еще немного.
Несколько первых шагов Хэл сопротивлялся, пытаясь вырваться из хватки Дэниела.
— Это не может так закончиться! Неужели ты не понимаешь, Дэнни?
— Я все прекрасно понимаю, — проворчал Большой Дэниел.
В этот миг Шредер, пошатываясь, приподнялся и сел посреди дороги. Гравий ободрал кожу на одной стороне его лица, но полковник пытался встать. Упав, он повторял попытку.
— Все с ним в порядке, — сказал наконец Хэл с облегчением, почти удивившим его самого, и позволил наконец Дэниелу увести себя.
— Эй! — крикнул Дэниел, когда они догнали карету. — Он настолько в порядке, что вполне сможет отрубить тебе кое-что, когда вы встретитесь в следующий раз. От него нам так просто не избавиться.
Пока они догоняли карету, Эболи придержал скакунов, и теперь Хэл снова схватился за уздечку головной лошади. Оглянувшись, он увидел, что Шредер уже стоит на дороге, пыльный и окровавленный, рука его по-прежнему держала меч. Полковник даже пытался тащиться следом за каретой, шатаясь, как будто проглотил бутылку дешевого джина.
Они удалялись от него рысью, и Шредер бросил попытки угнаться за каретой, зато начал кричать вслед:
— Видит Бог, Генри Кортни, я до тебя доберусь, пусть даже мне придется идти за тобой до самых ворот ада! Я тебя не забуду, сэр, я тебе все припомню!
— Когда явишься, прихвати с собой этот меч, который ты у меня украл! — крикнул в ответ Хэл. — Я насажу тебя на него, как свинью на вертел!
Матросы разразились хохотом и распрощались с полковником непристойными жестами.
— Катинка! Милая! — Шредер сменил тон. — Не отчаивайся! Я тебя спасу! Клянусь могилой моего отца! Я люблю тебя больше жизни!
Во время всех этих криков, перебранок и стрельбы ван де Вельде сидел, съежившись, на полу кареты. Но теперь он снова взобрался на сиденье и свирепым взглядом уставился на одинокую фигуру на дороге.
— Он что, сумасшедший? Как он смеет вот так обращаться к моей жене? — Он повернул к Катинке красное лицо и дрожащий подбородок. — Мадам, я надеюсь, вы не давали повода этому солдафону говорить вам такое?
— Уверяю, минхеер, его слова потрясли меня не меньше, чем тебя! Это настоящее оскорбление, и я очень прошу призвать его к ответу при первой же возможности! — ответила Катинка, одной рукой держась за ручку в дверце кареты, а другой придерживая чепчик.
— Я сделаю лучше, мадам. Он сядет на первый же корабль, что пойдет в Амстердам. Я не стану терпеть такую наглость. Более того, это именно он в ответе за то положение, в котором мы теперь находимся. Как командующий крепости он отвечает за заключенных. И их побег — следствие его некомпетентности и пренебрежения своими обязанностями. Этот ублюдок не имеет права говорить с тобой таким образом!
— Ах, почему же, имеет, — нежно заговорила Сакиина. — Полковник Шредер имеет право победителя. Твоя жена лежала под ним достаточно часто, раскинув ножки во всю ширь, так что он вправе называть ее милой, а если ему захочется быть честным, то может назвать и дешевой шлюхой.
— Заткнись, Сакиина! — завизжала Катинка. — Ты что, с ума сошла? Не забывай свое место! Ты — рабыня!
— Нет, мадам. Больше не рабыня. Я теперь свободная женщина, а вот ты — пленница, — ответила Сакиина. — Так что я могу тебе говорить все, что мне захочется, в особенности если это чистая правда.
Она повернулась к ван де Вельде:
— Твоя жена и галантный полковник развлекались друг с другом так нагло, что приводили в восторг всех сплетников в колонии. Они пристроили на твою голову пару таких здоровенных рогов, что они тяжелы даже для твоего жирного тела.
— Тебя следует хорошенько высечь, — пробормотал ван де Вельде, задыхаясь. — Ты не просто рабыня, ты сука!
— Ты не прав. — Алтуда приставил острие драгоценной турецкой сабли к огромному животу губернатора. — И ты немедленно извинишься за оскорбление, нанесенное моей сестре.
— Извиняться перед рабыней? Никогда! — взревел ван де Вельде.
Но Алтуда на этот раз кольнул его сильнее, и рев превратился в писк, как будто из надутого свиного пузыря выпустили воздух.
— Ты извинишься не перед рабыней, а перед рожденной на свободе принцессой с острова Бали, — поправил Алтуда губернатора. — И быстро!
— Прошу прощения, мадам… — процедил ван де Вельде сквозь стиснутые зубы.
— Вы так любезны, сэр…
Сакиина улыбнулась ему. Ван де Вельде откинулся на спинку сиденья и больше не произнес ни слова, но уставился злобным взглядом на жену.
Когда дома колонии остались позади, дорога стала намного хуже. Теперь ее прорезали глубокие колеи, оставленные фургонами компании, что выезжали за дровами, и карета опасно раскачивалась и подпрыгивала на ухабах. Вдоль края лагуны до дороги добиралась вода и превращала пыль в жидкую грязь, и нередко морякам приходилось вручную вытаскивать застрявшие задние колеса, помогая лошадям.
Утро уже кончалось, когда они наконец увидели впереди очертания деревянного моста, перекинутого через первую реку.
— Солдаты! — крикнул Эболи. Со своего высокого сиденья он заметил блеск штыков и силуэты высоких шлемов.
— Всего четверо, — сказал Хэл. Его зрение по-прежнему оставалось самым острым. — И они не ждут неприятностей с этой стороны.
Он был прав.
Капрал пикета у моста вышел им навстречу, недоумевающий, но не встревоженный; его сабля оставалась в ножнах, фитиль пистолета не был подожжен. Хэл с матросами разоружили его и солдат, раздели до штанов и погнали назад к колонии, дав несколько выстрелов из мушкетов поверх их голов.
Пока Эболи переводил карету по мосту и поворачивал на проселочную дорогу, Хэл и Нед Тайлер залезли под деревянную конструкцию и привязали под бревнами стоек бочонок пороха. Потом Хэл рукояткой пистолета вышиб втулку бочонка, сунул в него небольшой кусок фитиля и поджег. Они с Недом выбрались обратно на дорогу и побежали за каретой.
Нога Хэла теперь начала сильно болеть. Она распухла и стала горячей, но он старался не обращать на это внимания. Ковыляя по глубокому, доходящему до щиколоток песку, юноша оглядывался назад.
Внезапно середина моста разлетелась комьями грязи, обломками досок и перил, которые рухнули в реку.
— Это не задержит нашего бравого полковника надолго, но, по крайней мере, он намочит штаны, — пробормотал Хэл, догнав карету.
Алтуда спрыгнул вниз и окликнул его:
— Иди на мое место. Ты должен поберечь ногу.
— Да ничего такого не случилось с моей ногой, — возразил Хэл.
— Ничего, если не считать того, что она с трудом выдерживает твой вес, — сказала Сакиина, выглядывая наружу. — Иди сюда немедленно, Гандвана! Чем дольше будешь тянуть, тем хуже будет.
Хэл смиренно забрался в карету и сел напротив Сакиины. Не глядя на парочку, Эболи усмехнулся себе под нос. Теперь уже девушка приказывала, а Хэл повиновался. Похоже, им в спину подул попутный ветер…
— Дай-ка взглянуть на твою ногу, — велела Сакиина, и Хэл поставил ногу на сиденье между ней и Катинкой.
— Поосторожнее, олух! — рявкнула Катинка, подбирая юбки. — Ты испачкаешь кровью мое платье!
— Если не придержишь свой язычок, я тебе и еще кое-что кровью испачкаю, — заверил ее Хэл, нахмурившись.
Катинка отодвинулась от него как можно дальше.
Сакиина ощупала его ногу быстрыми уверенными движениями.
— Нужно бы наложить горячую припарку на эти укусы, они глубокие и наверняка нагноятся. Но для этого нужен кипяток…
Она вскинула на него глаза.
— Придется тебе подождать, пока мы не окажемся в горах, — сказал Хэл.
Затем на какое-то время их разговор прервался, и они просто смущенно смотрели друг другу в глаза. Они впервые оказались так близко друг к другу, и каждый ощутил в другом нечто такое, что изумляло и приводило в восторг.
Потом Сакиина встрепенулась.
— Мои лекарства в седельных сумках, — быстро произнесла она и перегнулась через спинку сиденья, чтобы добраться до багажного ящика в задней части кареты.
Она долго копалась там, ища что-то в кожаных сумках. Карета подпрыгивала на неровной дороге, и Хэл с благоговением смотрел на маленькие круглые ягодицы девушки, обращенные к небу. Несмотря на оборки и юбки, скрывавшие их, он думал, что они почти так же очаровательны, как ее лицо.
Наконец Сакиина забралась обратно, держа в руках лоскуты ткани и какую-то черную бутылку.
— Я пока положу на раны тампон с этой настойкой, а потом забинтую, — пояснила она, не глядя больше в растерянные зеленые глаза Хэла.
— Ох, стой! — Хэл задохнулся, когда смоченный настойкой тампон коснулся его ноги. — Оно жжется, как дыхание дьявола!