Шредер от души угощался кларетом и, когда бутылка перед ним опустела, потянулся через стол к плоскому графину с бренди. Полковник мог выпить очень много, не теряя головы, но в этот день спиртное как будто лишь разжигало в нем агрессию и злобу. К концу ужина он уже просто искал повода выплеснуть ужасное чувство отверженности и безнадежности, переполнившие его.
Наконец Луэллин встал, чтобы предложить последний тост:
— За здоровье и долгую жизнь нашего Черного Парня!
Все с энтузиазмом поднялись на ноги, чуть наклонив головы под низким потолком каюты, но Шредер остался сидеть.
Луэллин постучал по столу:
— Будьте любезны, полковник, встаньте! Мы пьем за здоровье короля Англии!
— Мне уже не хочется пить, спасибо, капитан.
Шредер скрестил руки на груди.
Мужчины заворчали, а один громко сказал:
— Позвольте мне, капитан!
— Полковник Шредер гость на борту нашего корабля, — угрожающим тоном откликнулся Луэллин. — И никто из вас не станет проявлять к нему невежливость, пусть даже он ведет себя как свинья и переходит все границы, допустимые в приличном обществе. — Он снова повернулся к Шредеру. — Полковник, я в последний раз прошу вас присоединиться к тосту за короля. Если нет, мы ведь еще недалеко от мыса Доброй Надежды. И я немедленно отдам приказ развернуть корабль обратно и пойти в Столовую бухту. Там я верну вам деньги и выброшу вас на берег, как корзину с кухонными отходами.
Шредер мгновенно протрезвел. Такой угрозы он не предвидел. Он надеялся спровоцировать одного из этих английских олухов на дуэль. И тогда он показал бы им истинное мастерство боя на саблях, они бы вытаращили свои рыбьи глаза и стерли со своих физиономий выражение превосходства и самодовольные ухмылки… Но одна мысль о том, чтобы вернуться на место своего преступления и оказаться в мстительных руках губернатора ван де Вельде, подействовала на него так, словно его окатили ледяной водой. От подобной перспективы у полковника онемели губы, пальцы закололо от страха.
Он медленно поднялся на ноги, держа в руке бокал.
Луэллин слегка расслабился, все выпили и снова сели, посмеиваясь и болтая между собой.
— Хочет кто-нибудь сыграть в дайс? — спросил Винсент Уинтертон, и все шумно согласились.
— Но только не надо опять ставок по шиллингу, — сказал один из старших офицеров. — В прошлый раз я проиграл почти двадцать фунтов, — все, что я получил, когда мы захватили «Буурман».
— Ставки по фартингу, предел — шиллинг, — предложил другой, и все закивали, нащупывая кошельки.
— Мистер Уинтертон, сэр, — вмешался Шредер, — буду рад сыграть с вами по любым ставкам, какие только вам придут в голову.
Шредер был бледен, его лоб блестел от пота, но лишь это и выдавало количество выпитого им спиртного.
За столом снова стало тихо, когда Шредер сунул руку за пазуху и достал кошелек из свиной кожи. Он бесцеремонно бросил его на стол, и в кошельке музыкально звякнуло золото. Мужчины замерли.
— Мы играем ради развлечения и чисто по-дружески, — прорычал Луэллин.
Но Винсент Уинтертон беспечно откликнулся:
— Сколько у вас в кошельке, полковник?
Шредер развязал шнурок и широким жестом высыпал в центр стола тяжелую груду монет, сверкнувших в свете ламп. Он победоносно оглядел всех.
«Теперь им так легко от меня не отделаться!» — подумал он, но вслух сказал:
— Двадцать тысяч голландских гульденов. Это больше двухсот ваших английских фунтов.
Это было все его состояние, но в сердце полковника уже колотилось нечто безрассудное, саморазрушительное. Его затягивало некое безумие, как будто золотом он мог смыть с себя вину за чудовищное убийство.
Мужчины молча смотрели на золото. Это была огромная сумма — куда больше, чем кто-то из этих офицеров мог рассчитывать накопить за целую жизнь опасных усилий.
Винсент Уинтертон любезно улыбнулся:
— Я вижу, вы настоящий спортсмен, сэр.
— А! Ну да. — Шредер тоже улыбнулся, но холодно. — Или ставки слишком высоки?
И он снова собрал монеты в кошелек и сделал движение, как будто собирался встать из-за стола.
— Не спешите, полковник! — остановил его Винсент.
Шредер снова опустился на место.
— Я пришел сюда, не будучи готовым к такому повороту, но вы дадите мне несколько минут?..
Поднявшись, юноша поклонился и вышел из каюты. Все сидели в молчаливом ожидании; наконец он вернулся и поставил перед собой на стол маленькую тиковую шкатулку.
— Две сотни, значит?
Он начал пересчитывать монеты в шкатулке. На столе образовалась блестящая горка.
— Капитан, не окажете ли любезность держать ставки? — вежливо спросил Винсент. — Если, конечно, полковник согласен.
— Не возражаю.
Шредер напряженно кивнул и передал свой кошель Луэллину. Внутренне он уже ощутил первые сигналы сожаления. Потеря такой суммы превратила бы в нищего любого человека и, безусловно, полностью разорит его самого.
Луэллин принял обе ставки и положил их перед собой. Винсент взял кожаный стаканчик для костей и передал его через стол Шредеру.
— Мы обычно играем вот этими, сэр, — спокойно сказал он. — Не желаете ли их проверить? Если сочтете кости неподходящими, мы можем найти другие, чтобы они вас устроили.
Шредер вытряхнул кости из стаканчика и покатал их по столу. Потом взял по очереди каждый из костяных кубиков и поднес к свету.
— Не вижу никаких изъянов, — сказал он и снова сложил кости в стаканчик. — Остается только договориться об остальном. Количество кубиков. Вариант хазард, два кубика, устроит?
— Английский хазард, согласен.
— И каков предел каждого броска? — пожелал уточнить Шредер. — Фунт или пять?
— Только одна партия, — возразил Винсент. — Сразу на две сотни фунтов.
Шредера ошеломило такое предложение. Он надеялся играть по маленькой, это позволило бы ему выйти из игры с некоторым достоинством, если бы кости воспротивились ему. Он никогда не слышал, чтобы такая невероятная сумма была поставлена на одну-единственную партию игры.
Один из друзей Винсента восторженно хихикнул.
— Божья сила, Винсент! От этого сырная голова вывернется наизнанку!
Шредер бросил на него бешеный взгляд, но он знал, что угодил в ловушку. Еще какое-то мгновение он думал об отказе, но Винсент негромко произнес:
— Я очень надеюсь, что не смутил вас, полковник. Я, возможно, ошибся? Не предпочтете ли отменить все?
— Уверяю вас, — холодно откликнулся полковник, — меня это вполне устраивает. Один хазард на две сотни фунтов. Я согласен.
Луэллин положил в стаканчик одну кость и передал его Шредеру.
— Один бросок определяет порядок. Так вам подходит, джентльмены?
Оба игрока кивнули.
Шредер покатал кубик в стаканчике.
— Три! — сообщил Луэллин, когда кубик упал на стол, и вернул его в стаканчик.
— Ваша очередь, мистер Уинтертон.
Он положил стаканчик перед Винсентом, и тот таким же жестом, как Шредер, покачал стаканчик и выбросил кубик.
— Пять! — сказал Луэллин. — Мистер Уинтертон делает игру первым. Игра в английский хазард, два кубика, одна партия на две сотни фунтов.
На этот раз он положил в стаканчик оба кубика.
— Сейчас бросок, определяющий главное число. Прошу, мистер Уинтертон.
Винсент взял стаканчик, потряс его и перевернул. Луэллин посмотрел на кости:
— Главное число — семь.
У Шредера душа ушла в пятки. Семерка была самым легким из главных чисел, его нетрудно повторить. Множество комбинаций давало это число. Он терял шансы, и это отразилось на лице каждого из злорадных зрителей. Если Винсент выбросит еще семь или одиннадцать, он победит, что было вполне вероятно. Если он выбросит «краба», один и один, или один и два, или двенадцать — он проиграл. Любое другое число может стать его «шансом», он сможет продолжать бросать кости до тех пор, пока не повторит главное число или выбросит одну из проигрышных комбинаций.
Шредер откинулся назад и сложил на груди руки, как будто защищаясь от жестокого нападения.
Винсент бросил кости.
— Четыре! — сказал Луэллин. — Шанс — четыре.
Зрители одновременно вздохнули с облегчением — все, кроме Винсента. Он теперь задал себе самое сложное из главных чисел. Шансы быстро переходили на сторону Шредера. Винсент теперь должен был выбросить «шанс» четверку, чтобы выиграть, или главная семерка будет потеряна. Только две комбинации давали в сумме четыре, а вот тех, из-за которых терялась семерка, было множество.
— Сочувствую, сэр, — жестоко улыбнулся Шредер. — Четверка — черт знает что за число!
— Ангелы мне помогут. — Винсент беспечно махнул рукой и улыбнулся. — Не желаете ли повысить ставку? На сотню фунтов?
Предложение было безрассудным, все говорило против Винсента, но у Шредера просто не было других денег.
Он коротко качнул головой:
— Не стану пользоваться преимуществом перед тем, кто стоит на коленях.
— Как вы галантны, полковник!
Винсент с улыбкой бросил кости.
— Десять! — воскликнул Луэллин.
Это было нейтральное число.
Винсент собрал кости, потряс в стаканчике и снова выбросил на стол.
— Шесть!
Еще одно нейтральное число. Хотя Шредер застыл, как труп, его лицо залилось восковой бледностью, а по груди ползли капли пота, словно мерзкие садовые слизни.
— Это — за всех милых девушек, что мы оставили дома! — сказал Винсент, и кости застучали по ореховой столешнице, выпав на стол.
Одно долгое ужасное мгновение никто не шевелился и ничего не говорил. Потом из каждой английской глотки вырвался победный вопль, который, должно быть, встревожил вахтенных на палубе наверху и долетел до того, кто сидел в гнезде на грот-мачте.
— Мария и Иосиф! Две пары милашек! Такие сладкие маленькие малышки!
— Мистер Уинтертон выбросил шанс, — почти пропел Луэллин и положил обе ставки перед юношей. — Мистер Уинтертон выигрывает.
Но его голос почти заглушили хохот и поздравления. Шум продолжался несколько минут, и Шредер все это время сидел неподвижно, как лесная лягушка, его серое лицо заливал пот.