Малопригодны для его жизни и реки, покрывающиеся сплошным льдом без полыней, а также водоемы со скальными или заболоченными берегами. Хозяйственная деятельность человека: сплав леса, выпас скота, распашка земель или просто частое появление людей с собаками — тоже не нравится норке. В таких местах ее мало.
В верховьях ключей и истоках рек она живет лишь в теплый период года, да и то редко. Зимой здесь все перемерзает и "закипает" в сплошных наледях.
т На реках, облюбованных норкой, плотность ее непрерывно увеличивалась, достигнув максимума к середине 60-х годов: во многих местах они составляли 5–6 особей на 1 километр, а на лучших участках, например в "разбоях", до 10–15 норок на 1 километр. Зверек расплодился даже и в несвойственных ему местообитаниях: его ловили на заболоченных ручьях вдоль дорог, на старых осушительных каналах, на лугах и марях. Многие охотники добывали по 20–30 норок в месяц, опытные же — в 2 раза больше.
Осенью 1965 и 1966 годов я занимался учетом поголовья норки на Хоре и Бикине и сейчас уверен, что в те годы мы наблюдали "взрыв" — лавинообразное нарастание численности акклиматизанта. На некоторых участках рек добывали по 7–8 зверьков с 1 километра поймы, а за сезон охотник на небольшом отрезке реки ловил их до сотни. В большинстве районов края норка вышла на первое, второе и третье места в пушных заготовках, общая стоимость норочьих шкурок достигала 10–14 % стоимости всей добываемой пушнины. Все это породило большие надежды, однако за "взрывом" последовало неожиданное и резкое сокращение численности.
Перенаселение для любого вида часто чревато губительными последствиями: распространяются болезни, падают темпы размножения, повышается смертность. Но это особенно характерно для вновь формирующихся популяций "иноземного" происхождения: сначала численность стремительно возрастает, плотность становится чрезмерно большой, а потом наступает резкий спад. И дело тут не только и не столько в нехватке кормов или заразных болезнях. В жизни вида постоянно действуют механизмы регулирования численности. Мы знаем только, что активность размножения обратно пропорциональна численности вида: с увеличением поголовья она снижается, и на каком-то предельно допустимом его уровне размножение может вообще прекратиться. Механизм же регулирования численности нам пока неизвестен.
В последующие годы поголовье норки начало восстанавливаться, но такого высокого уровня, как в 1962–1965 годах, она уже вряд ли достигнет.
И тем не менее американская норка заняла прочное место в биоценозах Амуро-Уссурийского края, Алтая и других регионов нашей страны. Этот зверек определенно обогатил нашу фауну, а кроме того, стал одним из важных источников добычи пушнины.
Сейчас, через 50 лет после начала акклиматизации, норку научились добывать многие охотники. С каждым годом интерес к ней возрастает, ловят ее все больше, в некоторых районах даже чрезмерно много.
Исключительно велико значение американской норки в клеточном звероводстве. Норководство стало очень доходной отраслью во многих странах, в том числе и в Советском Союзе. На крупных зверофермах число зверьков летом достигает ста тысяч. Если заготовки шкурок дикой норки во всех странах составляют 400–420 тысяч в год, то во всем мире производство клеточной норки за 1 год превысило 25 миллионов особей, из которых более 10 миллионов приходится на нашу страну.
В одном лишь Приморском крае получают свыше миллиона норочьих шкурок клеточного производства.
В международной пушной торговле норка по праву считается основным товаром, на ее долю приходится около двух третьих мирового пушного оборота. В Советском Союзе, славящемся обилием соболя, песца, лисицы, белки, ондатры и других ценных пушных зверей, норочий мех занимает ведущее место, а в пушном экспорте составляет около 50 %.
В сложном процессе одомашнивания и селекционной работы клеточные норки стали значительно крупнее диких, они достигают 70 сантиметров в длину и 4 килограммов массы. Они более плодовиты и менее агрессивны. Выведено более сотни цветовых форм клеточной норки, каких только среди них нет: черные, белые, пастельных тонов, голубые, бежевые и т. д. и т. п. А названия-то какие — топаз, поламино, голубой ирис, жемчужная!
И не только в разнообразии цветов прелесть меха — он прочен, красив, пушист и нежен.
Колонок
Колонок
Колонок — типичный "сибиряк", обитает он в основном на Азиатском материке, незначительно проникая за Урал лишь до Волжско-Камского края и юга Кировской области. В нашей стране этот зверек особенно многочислен в Амуро-Уссурийском крае, в Барабинской лесостепи и на Алтае. Обычен он на всей южной лесной полосе Сибири, севернее же, в горно-таежной зоне, его становится заметно меньше, а западнее Урала, в Зауралье и Якутии совсем мало.
За пределами Советского Союза колонка много в Северной Монголии, на большей части Китая, в Корее, Японии, в Тибете, Гималаях, на островах Тайвань и Ява.
Это небольшой зверек с ровным ярко-охристым или палево-рыжим мехом, круто изогнутой спиной, гибким телом, короткими ногами, пушистым хвостом и злобной хищной мордочкой в черной "маске". У самцов крупного амурского подвида длина туловища достигает 40 сантиметров, а масса 850 граммов. Самки значительно мельче.
Несмотря на свои небольшие размеры (он меньше домашней кошки), колонок кровожаден и злобен и обычно уничтожает все, что может одолеть. Он не по размерам силен и проворен и без особых затруднений душит животных гораздо крупнее себя: зайцев, ондатру, тетеревов, уток и других. Иной раз думаешь, глядя на этого злого проныру: будь он размерами с медведя, от него не спастись бы никому, в том числе и людям.
В теплую погоду, особенно при недостатке кормов, за ночь колонок проходит 10–12, а то и 18–20 километров. В декабрьские и январские морозы, да еще если пища припасена, ограничивается короткими маршрутами — 200–400 метров и даже меньше. Иной раз вылезет из норы, сделает несколько глотков колючего морозного воздуха — и назад: морозов колонок не любит! А когда очень холодно и ветрено, по нескольку дней вовсе не вылезает из норы. Все-таки этот зверек умеренной климатической зоны.
Впрочем, колонок довольно хорошо передвигается под снегом, и по числу следов на поверхности, если покров глубже полуметра, никогда нельзя судить о численности зверьков: под снегом, где у них проторены длинные "тоннели", следов не видно. Самки более склонны к такой скрытной жизни, чем самцы. Впрочем, дело не только в этом, а еще и в том, что под снегом теплее, полевок с мышами больше и легче их поймать. На протяжении километра колонок раз двадцать нырнет под снег, иной раз выныривая метров через пятьдесят.
Это типичный хищник, питающийся мясом. Как говорят ученые, — миофаг. Ловит и ест мышей и лесных полевок, бурундуков, пищух, водяных полевок и молодых ондатр, землероек, лягушек, ящериц, при случае расправляется с белкой и зайцем. И рыбу добывает, раков, моллюсков. Даже крупных насекомых ловит и ест. Растительную пищу не признает и в голодные времена. В сутки съедает 100–120 граммов корма.
Колонок живет не только сегодняшним днем, но и заботится о своем будущем: обязательно делает запасы. В его продовольственных кладовых аккуратно сложены тушки мышей, полевок, пищух и других животных, иной раз рыбка, птички, ящерицы.
Мой друг охотовед Юрий Зубков рассказал: "Поймал я осенью колонка живым и здоровым, за палец. Принес домой, сделал ему клетку с отделением для утепленного гнезда, поставил ее в сарае, стал зверька кормить. Назвал Федей. Сначала он отлеживался в гнезде, но с каждым днем все чаще появлялся в "прихожей" клетки. Однажды ночью неожиданно ударил крепкий мороз. Пошел я утром проведать и покормить Федю, а он топчется в "прихожей", дрожит от холода, а в гнездо не лезет. "В чем дело? — думаю. — Этак и замерзнет зверь". Стал выяснять причину, и оказалось, что Федя остатками пищи забил свое гнездо под самый "потолок". Да так плотно уложил ее…"
В марте, с прекращением морозов, колонки становятся непоседливо активными. Во второй половине этого месяца, когда самки заневестятся, у них начинается гон, во время которого самцы носятся как угорелые. Даже кормиться перестают.
В помете бывает от двух до двенадцати, чаще всего 4–7 детенышей. Рождаются они совсем беспомощными крошками 6–7 граммов массой, в густом светлом пушке. Но растут быстро. В месяц прозревают и слышат, а в полтора становятся настолько подвижны, что начинают с матерью тесным табунком ходить вокруг гнезда, набираясь опыта. В 2 месяца переходят на самостоятельную добычу пищи, а в конце августа — начале сентября выводки распадаются. В октябре сеголетка по размерам уже трудно отличить от взрослого.
Жизненный путь колонка недолог: 2–3, редко 4 года.
Убежище зверек устраивает под корнями, в дуплистых деревьях и колоднике, под кучами хвороста, валежником. Гнездовая камера обихожена старательно, она удобна, тепла, выстлана ветошью, шерстью, перьями. Кроме основного гнезда у колонка на охотничьем участке есть несколько временных убежищ, которыми он периодически пользуется. Часто делает гнезда в норах бурундуков, пищух, водяных полевок, расширяя и углубляя их по своему вкусу.
Колонок — отличный рыболов и хороший пловец. Неоднократно приходилось наблюдать, как он переправляется через довольно крупные и быстрые реки. Он даже нырять в воду может, правда, неглубоко. Зимой вдоль тихих проток и озер нередко можно наблюдать грязные колоночьи тропы: в это время он охотно держится в пустоледьях, добывая там рыбу и раков. За это приятное занятие иногда жестоко расплачивается, забыв о том, что находится во владениях американской норки.
Осенью, когда начинаются интенсивные кочевки белки, колонок движется за нею. Эти зверьки скапливаются в районах систематического отстрела пушного грызуна. В бассейне Большой Уссурки, например, было отмечено, что колонки собирались на звуки ружейной стрельбы. Возможно, его привлекают свежеободранные беличьи тушки, бросаемые охотниками? Сам он ловит белку лишь изредка, скрадывая ее во время кормежки на земле.