— Да не кричи ты! — Пашка испуганно заозирался. Мы стояли не так уж и далеко от приемной Тимура, наверняка меня там слышали. — Понял, я. Понял! Только не забывай, что я по-прежнему живу в нашей квартире. И… в любое время могу вернуться. И вообще, эту ночь я буду спать в своей постели!
— Да спи где хочешь, — фыркнула я, а Пашка болезненно скривился, словно я ему в лицо плюнула. — Ты обидел меня, очень сильно обидел. Я понимаю, все бывает в жизни, у нас всегда гладко все было, мы и не ругались особо, а тут прорвало… я не против пожить отдельно, но вот без этой беготни туда-обратно, ясно?
— Просто скажи, что любишь меня, Кать, — грустно прошептал Пашка. — Скажи, что не разлюбила, что по-прежнему хочешь за меня замуж.
Я растерялась. Стало настолько жалко Кальянова, что раздражение, которое еще мгновение назад выплескивалось из меня, сейчас куда-то испарилось. В груди стало тесно от тоски.
— Паш…, - я запнулась, на секунду прикрыла глаза и заставила себя сказать ему то, что чувствовала. — Ты… ты мне очень дорог, мы четыре года вместе и ты очень много для меня значишь… я точно тебя не разлюбила, но то, что между нами происходит, мне очень не нравится. Наверное, мы изменились и те чувства, которые были, которые есть, меня не устраивают.
— Ясно. Ты не любишь меня, Кать. И ты ревнуешь — ревнуешь меня ко всему этому, — голос Кальянова звучал твердо, даже зло. — К тому, что у меня теперь снова есть работа, что меня здесь приняли, что Савва помог мне.
— Чего?!
— Ты бесишься, что я больше не твоя комнатная собачка! — последние слова Пашка почти выкрикнул, но тут же пришел в себя. — Я надеюсь, ты все-таки вспомнишь, что я, несмотря ни на что, тебя люблю. И тебе станет стыдно за все, что ты сейчас мне сказала, и за эти последние дни тоже!
Я опешила, не знала даже что сказать. Я опять виновата? Да как он мог подумать, что я ревную, что не радуюсь его успехам? Пока я приходила в себя, Паша отвернулся и медленно пошел по коридору к лестнице. Я молча наблюдала за ним — он не торопился, похоже, ждал, что я побегу за ним. Я же снова и снова прокручивала в голове наш разговор и безуспешно пыталась, как мы докатились до такого.
Остаток дня прошел в обычной текучке — я старательно игнорировала все разговоры о предстоящем конкурсе, о том, что Тимур наверняка расщедрится и выпишет всем внеплановые премии, если удастся замутить крутой проект с IKEA. На расспросы про вчерашние «переговоры» я отвечала односложно, Серега явно остался недовольным. Его больше других интересовали подробности.
А вот Диля вообще в полпятого собрала вещи и отпросилась домой у Баринова. Интересно, что она хотела рассказать мне про Пашку? С Кальяновым я встреч не искала — вообще решила снова напроситься к Инге с ночевкой, а потом вспомнила, что один раз уже испортила ей свидание с загадочным незнакомцем.
Что-то слишком много тайн стало в моей жизни!
Телефон пискнул принятым сообщением. Я быстро провела пальцем по экрану и не смогла сдержать улыбку — на меня смотрел Самсон! Не знаю, как так его подловил Савва, но рыжая мордочка была такой жалостливой, что захотелось успокаивающе почесать его за ушками.
«Я заказал столик в «Пушкине», Савелия оставим дома».
Баринов! Я покачала головой — вот упрямый! Но приятно — я не могла вспомнить, когда Пашка приглашал меня в ресторан просто так, без повода. И в «Пушкине» я не была сто лет…
Пока я раздумывала, что ответить, пришло следующее сообщение: «Буду ждать тебя в восемь».
Я не могла удержаться от довольной улыбки. У меня вечером свидание! С тем, кого я столько лет на дух не переносила и кто целуется намного лучше моего жениха. Совесть молчала. Приятно иногда побыть плохой девочкой.
Глава 21
В Москве, как в любом, наверное, крупном городе, есть свои дорожные «черные дыры». Это когда ты встаешь в пробку и можешь стоять в ней часами. Кругом все будет ехать: соседние улицы и переулки, проспекты и проезды, но именно тебя угораздит оказаться запертой со всех сторон в плотном кольце автомашин, в которых будут сидеть и чертыхаться такие же бедолаги, как ты. И они тоже будут яростно смотреть в навигатор, который показывает загруженность дорог в городе всего в три балла из возможных десяти.
Моя персональная «черная дыра» в Москве — это Тверской бульвар. Поэтому я старательно избегаю его каждый раз, когда оказываюсь поблизости, готова дать крюк километров в десять, лишь бы не попасть туда.
Интересно, знал ли Баринов об этой моей «фишке», когда позвал сегодня в «Пушкинъ», который как раз находится на Тверском бульваре?
Я думаю, что да!
— Давайте я выйду здесь. Дальше уже пешком дойду. — Я протянула таксисту деньги и осторожно открыла дверь. Теперь главное — быстрее добраться до тротуара.
Я шла не торопясь, хотя уже опоздала — на часах было начало девятого. Не то чтобы мне хотелось заставить понервничать Викинга (хотя и это тоже, разумеется), просто я хотела растянуть то ощущение легкости и свободы, которая испытывает любая женщина, уверенная в своей привлекательности. Темно-синее вечернее платье больше двух лет висело в шкафу и ждало этого дня. Я была в нем всего один раз — на новогоднем корпоративе в «Мариотте». И никогда бы не поверила, что второй раз надену его на свидание с ненавистным Саввой Бариновым.
Высокую широкоплечую фигуру Викинга я заметила сразу, он стоял у входа и задумчиво смотрел в мобильный. На Савве был уже другой костюм — значит, как и я, успел переодеться. Мне было приятно. Вот только легкость и свобода улетучивались с каждым шагом, который приближал меня к Баринову, я начала нервничать. Викинг был ослепительно хорош в черном строгом костюме и безукоризненно белой рубашке. Верхние пуговицы были расстегнуты, галстук отсутствовал.
Прямо в пасть к хищнику, Кать. Он же проглотит тебя и не заметит! Раньше, когда я подавляла в себе желание нравиться ему, было намного проще и безопаснее.
— Кого-то ждешь? — Я решила не топтаться на месте и не ждать, пока он поднимет голову.
Баринов ответил не сразу — он с полминуты, не меньше, медленно водил по мне взглядом, явно ничего не упуская.
— Уже дождался. — Он, наконец, кивнул, его лицо было невозмутимым. Вот ведь! А так хотелось увидеть восторг в его глазах.
Савва предложил мне руку, и мы зашли в ресторан.
В студенческие годы мне казалось это место слишком пафосным, дорогим и вычурным. Я принципиально избегала подобные заведения. У Баринова же «Пушкинъ» всегда был одним из любимых ресторанов русской кухни.
— Кать, если тебе здесь неуютно, мы можем уйти и поужинать у меня, — неожиданно предложил Баринов, едва мы уселись за столик.
— Что? — Я опешила. — С чего ты так решил?
— Я вижу, как настороженно ты осматриваешься. Совсем забыл, что тебе здесь не нравилось.
— Это было давно! — Я схватилась за меню. — А насчет к тебе… Слушай, давай сразу проясним. У нас с Пашей сейчас сложный момент, но это не означает, что у нас все кончено и я не чувствую ответственности…
Я смотрела в серо-голубые глаза и не видела в них теплоты.
— Понял. Предлагаю сегодня больше о Кальянове не говорить, если ты, конечно, не решила сделать из меня «жилетку» и выплакаться.
Я вспыхнула: так холодно Савва разговаривал со мной редко. Но вместо того, чтобы колко ответить ему, промолчала. Я ведь здесь не из-за Пашки. Хотя не затей он этот переезд к Вите, с Бариновым я бы сейчас не ужинала.
— Мне нравится здесь, — наконец, ответила я. — Про Кальянова не говорим, ладно. Про твои амурные похождения — тем более. Про работу — тоже нет, не хочу, чтобы ты думал, что мне нужна протекция в новом проекте. Какие у нас безопасные общие темы, а, Савва?
— Например, детство и юность. — Викинг пожал плечами и отложил в сторону меню. — Давай сейчас сделаем заказ, а потом ты мне расскажешь, как так получилось, что со своим двоюродным братом ты познакомилась всего несколько лет назад.
Я усмехнулась. Не сказать, что тема была безопасной и невинной, но ведь и я мало что знаю о детстве и семье Саввы. Точно знаю, что семья очень обеспеченная и так было всегда и что этот любимчик судьбы — единственный ребенок у своих родителей. Пожалуй, все.
— Пельмени с грибами здесь всегда делали отменно. — Баринов проводил взглядом официанта. — Ну, так устроим вечер воспоминаний, а, Катянь? Какой ты была, когда я тебя еще не знал?
— Примерно такой же, как и сейчас, я характером пошла в отца. Мне так мама всегда говорила, да и говорит.
— Вы по-прежнему воюете? — Савва словно невзначай накрыл мою ладонь своей. Я почувствовала, как его тепло стало проникать под кожу. Мне захотелось переплести наши пальцы, но я сдержалась.
— Нет, не воюем. — Я покачала головой. — Но она сделала все, чтобы избавиться от памяти о папе, и этого я ей никогда не прощу. Ты знаешь, что наши отцы — мой и Димкин — погибли вместе в аварии? С ними была еще Димина мама.
— Ты не рассказывала.
— Да я много чего не рассказывала. Наверное, это не то, что ты хотел услышать про мое детство и юность.
— Я хочу знать о тебе все, Катя. — Савва отпустил мою ладонь, но лишь на секунду, чтобы снова взять ее в свою руку, а затем поднести к губам. Я завороженно смотрела в его глаза и ощущала, как спина, руки и плечи покрывались мурашками. То ли от волнения, то ли от предвкушения этого вечера.
Я собиралась рассказать Савве то, чего обо мне, о нашей семье не знал никто. Даже Паша.
Викинг терпеливо ждал. Он не знал, что его появление, наша ссора с Кальяновым заставили меня оглянуться назад и многое переосмыслить. Я собиралась рассказать о себе, о своей семье не только Савве, но и самой себе.
— Я смутно помню папу, только его улыбку, сильные руки, темную макушку, он любил носить меня на руках. Я даже не сразу поняла, что он исчез, помню, как мама сильно плакала, а меня забрала к себе бабушка… Тебе это точно интересно?
— Очень. Ты никогда не рассказывала.
— А я никому не говорила, даже Диля об этом не знает и… — Я подождала, пока официанты поставят блюда на стол, и, лишь когда они ушли, продолжила: — Мама забрала меня через два месяца уже в новую квартиру, где ничего не напоминало о папе. Вообще ничего.