Пираты атаковали корабль со всех сторон. Со своих небольших суденышек они приставляли специально заготовленные лестницы и карабкались на палубу, размахивая мечами. Иные бросали веревки с кошками и виртуозно по ним взбирались.
Пилат направил копье в грудь первого, взошедшего на несколько ступенек. В последний момент он отвел оружие немного левее и вонзил в плечо. Раздался дикий крик, но Пилату не было времени наблюдать за последствиями удара. Рядом показалось смуглое бородатое лицо с копной никогда не чесанных волос.
Правая рука прокуратора была занята копьем, а оно в этой ситуации оказалось бесполезным. Менять копье на меч было поздно, и Пилат с силой ударил бородатое лицо щитом. Пират упал на своего товарища, лежавшего на дне суденышка и прикрывающего рукой раненое плечо. Кровь из разбитого носа затопила лицо лежащего снизу. У третьего нападавшего римлянин выбил из рук меч, и тот добровольно поменял направление движения на противоположное.
Сосед Пилата сбросил на голову самого резвого бандита амфору с вином, со словами: «Возьми то, что хотел!» Поданное таким образом вино пиратов не обрадовало, энтузиазм после удачного броска у нападавших и вовсе иссяк. Суденышко столь же скоро отчалило от корабля, как и пришло. Увозили они единственную добычу: напиток Диониса, выплеснувшийся из разбитой амфоры. Предводитель морских разбойников, на которого пришелся удар, молча лежал на палубе, уткнувшись лицом в лужу вина, смешанного с кровью.
Понтий Пилат устремился на помощь другим морякам, которым приходилось туго. Он ранил одного пирата, проникшего на палубу, второго, тощего, обезоружил и выбросил за борт. Затем опрокинул в море лестницу с карабкающимися людьми.
Потеряв надежду на добычу, остальные пиратские суда – одно за другим – отчаливали от бортов корабля. Отплыв на некоторое расстояние, морские разбойники махали кулаками и кричали угрозы, но это все, что они могли сделать.
После боя к Пилату подошел хозяин корабля:
– Признаюсь, сильно сомневался в твоем воинском искусстве, когда ты появился. Теперь я рад, что ошибся. Благодаря тебе мы отстояли корабль.
– Рад, что смог отплатить за твою доброту.
– Вот, возьми. Они тебе пригодятся, – хозяин высыпал на машинально протянутую ладонь Пилата горсть денариев.
– Не стоит благодарить. Я ведь защищал и собственную жизнь, – смущенно промолвил римлянин.
– В любом случае, ты делал это мастерски. Наблюдать за твоей работой было приятнее, чем смотреть гладиаторские бои. Настоящий профессионал должен получать хорошее вознаграждение. Ты бы не хотел продолжить плавание на моем корабле? – предложил грек. – Я буду платить тебе столько, сколько не получает ни один наемник.
– Искренне благодарю за доброту, но меня ждут некоторые дела в Иудеи.
– Жаль, – произнес разочарованный грек и ушел осматривать последствия морской битвы.
На Родосе Пилат, как ребенок, накупил на полученные денарии множество восточных сластей. В портовой таверне он заказал самые лучшие яства, что смогли предложить местные повара. В довершение празднества Пилат попросил своего любимого фалернского вина. Прокуратор ужасно соскучился по хорошей еде, к которой привык за последние годы.
Затем Пилат на местном рынке набрал целую корзину продуктов, которые могли храниться продолжительное время. Когда покупки были закончены, прокуратор с ужасом заметил, что не в силах донести все свои приобретения до корабля.
И тут явился чрезвычайно любезный помощник, который предложил свои услуги по доставке. Правда, далеко не бесплатно. На рынке давно существовала профессиональная категория людей, которые обслуживают тех, что не соизмеряли свои силы с желанием приобретательства. Рынок острова, находившегося на перекрестке торговых путей, мог не только удивить любого человека, но и помочь добровольно лишиться последнего денария. За покупающим Пилатом давно наблюдал готовый услужить раб; и он возник, как только Пилат убедился в собственной беспомощности. Римлянину пришлось расстаться с остатками неожиданного вознаграждения. Зато все купленное было доставлено на корабль, и Пилат обеспечил себя не только всем необходимым до самой Кесарии, но и маленькими радостями. Ведь благодарность расчетливого грека грозила иссякнуть после того, как Пилат отказался продолжить службу на его корабле.
Хотя он купил далеко не все, что ему было действительно необходимо. Свою оплошность прокуратор осознал довольно скоро.
Возвращение
Понтий Пилат сошел на берег в Кесарии и… застыл в недоумении. Он совершенно не знал, как приступить к своим обязанностям, как показаться прежнему миру, покинутому им в минуты отчаяния. Ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность.
Главное, его облик не позволял предстать перед легионерами и даже перед иудеями, которыми Пилат управлял. И те и другие исполнились бы презрением; авторитет прокуратора оказался бы окончательно подорванным. Грязная истрепанная одежда, которая нисколько не заботила его во время скитаний, теперь вызвала в нем стыдливость девушки, к которой приехал свататься жених; он потуплял взор, когда мимо проходили спешащие по своим нуждам люди.
Скиталец по прибрежной тропинке отошел подальше от причалов, выбрал уединенное место, поросшее густым кустарником, и спустился к морю. Там он разделся и тщательно, с песком, стирал свою одежду. Пилат не стал дожидаться, пока высохнет его платье, а прямо сырым набросил на себя. Влажная материя приятно холодило тело, но… Наряд стал чистым, но новее от стирки не сделался. Вдобавок, когда он выбирался на тропинку, зацепился за шипы терновника. Одежда затрещала (уж неизвестно в каком по счету месте!); из расцарапанной руки пошла кровь, и несколько капель упало на свежевымытую ткань.
Пилат обреченно вздохнул и с большей осторожностью продолжил выбираться из зарослей. Ему пришло в голову дождаться темноты и зайти в кесарийский преторий. Здешний легат Марк Клавдий по крайней мере обеспечит его одеждой и конем, а там будет видно…
Пока не наступили сумерки, Пилат решил выяснить: что происходило в Иудее за время его отсутствия.
В качестве собеседника был избран проходивший мимо легионер. Пилату одновременно и повезло, и не повезло с ним. Воин оказался новичком, недавно прибывшим с берегов Рейна, и не знал в лицо прокуратора Иудеи. С другой стороны, легионеру было известно о происходящем в Иудее, не намного больше чем Пилату.
Вначале воин хотел отмахнуться от Пилата, приняв его за обычного местного бродягу. Но прокуратор на чистейшей латыни «признался»:
– Не спеши уходить, доблестный легионер. Беседой со мной ты можешь принести пользу Риму. Император ведь должен знать, что происходит в провинциях.
Легионер после этих слов решил, что бродяга никак не меньше, чем один из соглядатаев недоверчивого Тиберия, которых великое множество бродило по необъятным просторам Римской империи. При этом они принимали самый разный облик. Отношение воина к незнакомцу в непривлекательном наряде мгновенно изменилось в лучшую сторону:
– Спрашивай, что тебя интересует. Буду рад оказать посильную помощь соотечественнику.
– Где сейчас находится Понтий Пилат? – в первую очередь прокуратор попытался выяснить новости о самом себе.
– Говорят, его вызвали в Рим, – неуверенно произнес легионер. – Возможно, он в Иерусалиме, по крайней мере в Кесарии прокуратора нет. Его обязанности исполняет легат Марк Клавдий.
– Кто же дал Клавдию такое право? – не смог скрыть удивления Пилат. Он всегда недолюбливал легата из-за неуемного желания командовать, руководить. Человек этот сверх меры желал быть значимым.
– Я простой легионер и привык подчиняться, не рассуждая об источнике власти стоящем выше меня, – признался собеседник. Вдруг он подозрительно глянул на Пилата и предположил: – Да ведь тебе, всезнающий странник, должно лучше моего известно положение дел в Иудеи.
– Не все… далеко не все… И потому я здесь. Я должен разобраться в происходящем, – произнося это, Пилату не пришлось даже притворяться. Искренностью в голосе он вновь обрел доверие легионера.
– Понимаю, – закивал головой тот, хотя на самом деле он понимал лишь то, что прикоснулся к большой тайне. И это было приятно простому служивому.
– А жена прокуратора случайно не в Кесарии? Я для нее имею письмо из Рима, – вновь напустил тумана на всякий случай Пилат.
– Она точно в Иерусалиме. Дня два назад ее видел легионер из моей центурии. Говорил, что у Проклы весьма печальный вид.
– По какому поводу печальный? – встрепенулся Пилат. – У нее неприятности?
– Мне ничего не известно. Если желаешь, провожу тебя к воину, который недавно прибыл из Иерусалима.
– Благодарю, не стоит, – отказался прокуратор. – Я сейчас направляюсь в иерусалимский преторий и на месте узнаю все подробности.
Прокуратор еще некоторое время беседовал с легионером. Последний из всех сил старался быть полезным оборванцу. Пилат про себя усмехнулся; он даже не подозревал в себе скрытые задатки актера. Вскоре ему надоело дурачить легионера, который при всем своем огромном желании больше не мог сообщить полезных сведений. Пилат уже принял решение не заходить в свою кесарийскую резиденцию, а направиться прямо в Иерусалим. Но… Ему вскоре придется отказаться от первоначального плана: вернее, прокуратора заставили отложить желанную встречу с Проклой – до тех пор, пока судьба, либо счастливый случай не позволят продолжить путь к семейному очагу.
Долгое отсутствие Пилата первым заметил его легат – Марк Клавдий. Не только заметил, но и деятельно принялся исполнять обязанности прокуратора. Слухи о возвращении Пилата вовсе не обрадовали легата, вкусившего провинциальной власти и почувствовавшего всю ее манящую и затягивающую в омут прелесть.
Своя игра Марка Клавдия
Понтий Пилат сумел пройти лишь милю в сторону Иерусалима, как его нагнал десяток всадников[13]. То были сирийцы и малоаз