капли ждать нет смысла.
Немного воды прибавило сил Клавдию, но, что еще было полезнее, пробудился его ум. «Если рядом со мной кустарник, то под ним должна быть вода, которая необходима его корням», – логически размышлял Клавдий.
Он поднялся и пошагал в глубь оазиса, который до сих пор не удосужился обследовать, хотя и провел на его краю много времени. Клавдий нашел более-менее свободную от кустарника площадку и с удивительным энтузиазмом принялся за работу.
Выбрасывая горстями песок и перерубая мечом корни, он углубился по пояс в землю. Упорный труд ближе к вечеру дал первый результат. Нет! До воды Клавдий так и не добрался, но сухой песок закончился, а далее пошла черная болотистая сырая земля.
Клавдий прилег немного отдохнуть, а когда поднялся, к великой своей радости обнаружил в лунке немного мутной жидкости. Опустившись вниз головой, он выпил свою добычу и продолжил рыть колодец с еще большим упорством. Пока землю не окутала сплошная тьма, ему удалось углубиться еще на локоть[15]. До настоящей воды легат так и не добрался, но влажные стенки ямы дарили весьма определенную надежду.
Появившаяся луна намекала, что пора подумать об отдыхе, и он начал заботиться о том, чтобы провести ночь с относительным комфортом. Клавдий вначале выложил ветками место для спального ложа. Кроме того, нарубил веток и сложил рядом – ими римлянин укрылся вместо одеяла. Спать было гораздо теплее, чем прошлой ночью, и проснулся Клавдий вполне отдохнувшим. Лишь постоянные чувства жажды и голода омрачали прелесть жизни вдали от цивилизации, от которой мятежному легату не приходилось ждать ничего хорошего.
Проснувшись, он первым делом заглянул в колодец. На дне ямы образовалась лужица грязной жидкости с маслянистыми разноцветными кругами на поверхности. Клавдий зачерпнул ладонью воду и поднес ее ко рту; и затем повторил действие несколько раз. Таким образом чувство жажды было утолено.
Специфика территории, по которой предстояло идти, заставила подумать римлянина о будущем. Он принес опустошенный до последней капли бурдюк и наполнил его на две трети. Затем до дна выпил остатки грязной воды. Оставаться далее в бесплодном оазисе не имело смысла. И Марк Клавдий, взваливши бурдюк на плечи, пошагал навстречу солнцу; туда, где, как говорили купцы, расположилась между могучими реками Тигром и Евфратом цветущая Месопотамия, а за ней – сказочно богатая Индия.
Чем он будет заниматься в далеких краях, легат пока еще не представлял, но идти на запад – то же самое, что сразу лечь под топор ликтора. Клавдий был уверен, что Понтий Пилат именно таким способом рассчитается с ним за доставленные унижения и будет абсолютно прав.
Добытая вода и относительно комфортно проведенная ночь вселяли веру в то, что он, Марк Клавдий, научился выживать в пустыне, что он остался все тем же изворотливым Клавдием, которой мог решить любую проблему, закрыть любой вопрос, найти выход из самой безвыходной ситуации. Его железная логика всегда работала беспроигрышно, ему всегда безумно везло, и легат надеялся, что его великое везение вернулось после тяжких испытаний и теперь уже не покинет никогда. Собственно, он свято верил, как и всякий римлянин, фатально бросающийся навстречу смертельной опасности, что богиня удачи – Фортуна – его не покинет. Она лишь может, как и земная женщина, немного покапризничать, а затем снова приступит к своим обязанностям.
Но… К полудню оптимизм Марка Клавдия начал иссякать. Желудок урчал, словно голодный волк, и грозил переварить самого себя, а ничего похожего на еду не имелось. Лишь изредка неподалеку мелькала тень шакала, но он не мог стать добычей по крайней мере из-за своей недосягаемости, если не из-за непригодности в качестве пищи. В данный момент Марк Клавдий обглодал бы и кору с кустарников, росших в покинутом оазисе. Но не было поблизости даже кустика; повсюду, куда доставал взор, простиралось сплошное море песка.
С утра у него имелся бурдюк воды. Его даже тяжело было тащить, и Клавдий, когда в очередной раз отпивал из него, то радовался, что груз стал легче, идти станет вольготнее. Он ограничивался несколькими глотками, но делал их довольно часто. Пил потому, что хотелось пить; потому, что пересыхало во рту; потому, что было жарко; потому, что очень хотелось есть, и легат пытался обмануть свой организм, заменив еду водой; пил потому, что впадал то в апатию, то в отчаяние, и ничего не оставалось, кроме воды, что могло бы вывести из губительного для организма состояния.
Бурдюк опустел значительно раньше, чем рассчитывал Марк Клавдий. На дне его оказалась земля и песок, попавшие с водой. Легат пытался выжать в рот немного капель из этого мусора, что осел на дне бурдюка, но получил не удовольствие, а только неприятности в виде попавшего в рот и горло песка. Пришлось отплевываться, удаляя из организма воду, которой и так катастрофически не хватало.
Все медленнее и медленнее двигался обычно неутомимый Марк Клавдий, все тяжелее ему идти. Но пустой бурдюк он не выбросил, так как надеялся найти еще что-нибудь наподобие оазиса, где сможет разжиться водой.
Железный легат обрадовался словно ребенок, когда на горизонте замаячили строения, а поднимающиеся вверх струйки дыма свидетельствовали о том, что в пустынном селении есть жизнь.
Близость спасения придала Клавдию сил. С большим усилием переставляя собственные ноги, шатаясь и оставляя после себя зигзагообразный след, он даже ускорил шаг.
Пришелец был давно замечен, и на окраине селения его ждало десятка два мужчин, а позади галдела ребятня – любопытная, как и везде в мире.
– Кто у вас главный? – утомленным, но командным голосом спросил Клавдий и приказал: – Позовите его сюда!
Мужчины напряженно молчали, пока один из них не произнес вслед за легатом пару фраз на языке, который Клавдий, в силу презрения к изъяснявшемуся на нем народу, так и не удосужился выучить. Все стоявшие после этого нахмурились, их прежде вопросительные взгляды, устремленные на Клавдия, теперь выражали презрение и злобу.
– Ты точно так же требуешь к себе римского императора, когда приближаешься к Вечному городу? – спросил переводчик.
Клавдий понял, что совершил ошибку. Он попытался ее исправить и одновременно сохранить свое достоинство среди этого нищего сброда. Получилось неуклюже:
– Проводите римского легата к человеку, которому вы подчиняетесь.
Иудеи некоторое время переговаривались между собой, и наконец переводчик изрек:
– Мы подчиняемся Богу, а он принимает каждого, когда будет Ему угодно.
– Есть в этом селении старейшина? – повысил голос терявший терпение Клавдий. – Я желаю его видеть.
– Это невозможно. Глава нашей общины отдыхает.
– Это как понимать? Назначенный римским императором легат Марк Клавдий должен ждать, когда изволит проснуться иудей?
Лучше бы ему не называть своего имени. Переводчик еще не приступил к своим обязанностям, а глаза иудеев наполнились злобой. Затем последовал и словесный ответ:
– Ты чужак, Марк Клавдий. Чужие люди не могут войти в селение. Таков закон.
– Мерзавцы, сейчас вы испытаете силу римского меча, если не понимаете слов! – Разгневанный легат поднял оружие, показавшееся ему невероятно тяжелым.
В ответ мужчины распахнули полы своих одежд, и на ярком солнце заиграл отполированный металл. Впрочем, обнажать клинки им не понадобилось; Клавдий, обессилевший от усталости и обиды, опустил меч, а затем и сам осунулся на землю.
– Тебе еще что-нибудь нужно? – наконец проявил гостеприимство переводчик-иудей.
– Воды… – устало промолвил Клавдий и протянул пересохший бурдюк.
– Ты получишь ее, – пообещал иудей. – Господь велит нам поддерживать бедного, нищего и всякого пришедшего.
Иудеи принесли воду и две ячменных лепешки; все было молча сложено подле сидящего римлянина. Не утруждая себя словами благодарности, Клавдий жадно припал к горлышку бурдюка и пил не отрываясь холодную родниковую воду, пока не почувствовал, что в его организме больше нет места. Остатки вылил на голову, умыл лицо и протянул опустошенный бурдюк иудею, изъяснявшемуся на латыни:
– Еще…
Обитатель пустыни взял посудину, но по лицу было видно, что добрые дела для легата он совершал с большой неохотой.
Бурдюк вскоре вернулся вновь наполненный водой. Принимая его, Клавдий услышал:
– Больше мы ничего не сможем для тебя сделать. Тебе, римлянин, необходимо немедленно покинуть нашу землю.
– Эта земля – собственность римского императора, – пытался возмутиться Клавдий, хотя в последние дни он только и думал, как поднять мятеж против законной римской власти.
– Не заблуждайся, римлянин, – насмешливо произнес иудей. – И прошу тебя поторопиться, иначе нам придется использовать силу. Чужаки не должны находиться в селении с наступлением темноты.
Сидеть в песке на окраине странной деревни и ждать неприятностей не имело смысла. Клавдий сложил в бедуинский мешок воду и лепешки. Опираясь на меч, он поднялся, развернулся спиной к негостеприимному селению и двинулся в путь. Идти было тяжело, легат чувствовал, как выпитая без всякой меры вода урчит и переливается в животе. Через десятка два шагов вода, которой он еще недавно так жаждал, хлынула из рта и носа.
Слало немного легче, но во рту появился горький противный привкус желудочного сока. Пришлось вновь запить водой неприятные ощущения. Злоба и бессилие вдруг нахлынули на Клавдия.
«Проклятые иудеи. Я вернусь с войском и всех уничтожу. Сожгу ваши жалкие хижины, а землю посыплю солью», – скрежетал зубами Клавдий, примеряя в мечтах плащ покорителя Карфагена Сципиона Африканского.
Ненависть немного утихла, когда он перевалил за небольшую горку и селение скрылось из вида. На смену ярости пришло чувство голода, а чувство смертельной усталости его давно не покидало. Он присел на одиноком бархане и развязал мешок. Проглоченная мгновенно лепешка его отнюдь не насытила. Легат с жадностью посмотрел на вторую, но разум говорил, что это последняя еда и ее нужно приберечь.