Единственный раз в жизни Прокла ослушалась мужа.
На острове страха
Тиберий поселился на Капри в том же 26 г., когда Понтий Пилат получил должность прокуратора Иудеи. Некоторые утверждали, что он укрылся на острове, так как стеснялся своей внешности; полысевшей головы, лица, покрывшегося прыщами. Отнюдь… Его изгнал из Рима собственный страх.
Он искал более спокойного и безопасного места – сначала в Италии. Но кошмары преследовали Тиберия не только во сне, но и наяву. Однажды император обедал на вилле под названием «Грот» близ Таррацины. Внезапно потолок начал раскалываться, на головы пирующих посыпался град камней. Много сотрапезников и слуг погибло. Тиберия закрыл своим телом Элий Сеян. В благодарность Тиберий передал этому человеку все свои дела, фактически управление империей. В дальнейшем огромное государство совершенно не волновало принцепса; ему было безразлично, что Испания и Сирия несколько лет оставались без наместников, что Армению захватили парфяне, а Мезию – дакийцы, что Галлию опустошают германцы. С тех пор император ничего не строил, от этого периода правления в истории остался лишь его кровавый след.
Тиберий нашел для себя безопасное место, как ему казалось. Остров Капри был доступен для высадки лишь в одном месте, с остальных сторон его окружали высокие отвесные скалы, препятствием являлась и глубина моря на подступах к ним. Он с удовольствием наблюдал, как волны со страшной силой разбиваются о скалы, превращаясь в белую пену.
Через несколько дней по приезде на Капри Тиберий испытал страшное разочарование. На острове неожиданно перед одиноко стоящим принцепсом появился рыбак и подарил ему огромную краснобородку. Рыба эта редко достигала большой величины, и потому римские гурманы платили за подобные экземпляры баснословные деньги. Краснобородку подавали на стол в морской воде, в живом виде. Погибая, они переливались пурпурным цветом, радуя глаз необычным зрелищем.
Рыбак, желая сделать приятное императору, подарил самое ценное, что у него было. Тиберий, в свою очередь, пришел в ужас, что к нему запросто приблизился человек, прошедший через непроходимые скалы. Он подозвал стражу и приказал хлестать дарителя по лицу краснобородкой. Рыбак принялся охать, стонать и что-то бормотать.
– Что он сказал? – спросил Тиберий лупцевавшего стражника.
– Глупец благодарит судьбу, что не поднес еще и омара, который гораздо большей величины, но остался в лодке.
– Пойдите с рыбаком, найдите омара и исполосуйте им лицо этому наглецу. Заодно проследите его путь, – распорядился Тиберий. – И если еще один человек появится предо мной подобным образом, вы будете завидовать глупому рыбаку.
Находясь на острове, Тиберий продолжил уничтожать своих родственников. Оставались в живых супруга и дети умершего при странных обстоятельствах Германика – племянника Тиберия. Принцепс не стал убивать женщину сразу – у него вошло в привычку мучить жертву перед смертью.
Вдову любимца римлян он сослал на остров Пандатерию. Когда же гордая Агриппина начала возмущаться своим незаслуженным наказанием, центурион ударом выбил ей глаз.
В 30 г. по приказу Тиберия убили старшего сына Агриппины и Германика – Нерона. В 33 г. Агриппина узнает об умерщвлении второго сына – Друза; его уморили голодом: последние девять дней несчастный поддерживал себя тем, что поедал набивку своего тюфяка.
Обезумевшая от горя женщина хотела расстаться с жизнью, так же, как и ее сын – Друз, но Тиберий приказал насильно раскрывать ей рот и вкладывать пищу. Все же она оказалась сильнее мучителей и умерла так, как хотела.
Родственные чувства начисто отсутствовали в этом человеке. Даже смерть собственного сына не вызвала у Тиберия привычной для людей скорби. По словам Светония, он «чуть ли не сразу после похорон вернулся к обычным делам, запретив продолжительный траур». Посланники Илиона (города, основанного на месте легендарной Трои) принесли свои соболезнования в числе последних. Тиберий лишь пошутил в ответ: «он в свой черед им сочувствует: ведь они лишились лучшего своего согражданина Гектора».
Принцепс тяготился и обществом матери, ему казалось, что Ливия претендует на равную с ним власть. Отчасти это соответствовало действительности, властолюбивая женщина не могла оставаться не у дел. Мечта ее, стоившая жизни многих невольно оказавшихся на пути, исполнилась, но счастья не принесла.
Упреки матери стали одной из причин удаления Тиберия на Капри. С этого времени у сына с матерью фактически разорвалась всякая связь. «За все три года от его отъезда до ее кончины он виделся с нею один только раз, всего один день и лишь несколько часов, – сообщает подробности Светоний. – Он и потом не посетил ее, когда она заболела, и заставил напрасно ждать себя, когда она умерла, так что тело ее было погребено лишь много дней спустя, уже разлагающееся и гниющее».
Почести Ливии воздали только после смерти обожаемого ею сына Тиберия следующие императоры – Калигула и Клавдий.
Тиберий мало заботился о римских богах и почитании их, но слепо верил астрологам и предначертанной каждому судьбе. Среди вакханалий убийств никто из окружения императора не мог быть уверен в завтрашнем дне. Потому, не слишком полагаясь на судьбу, придворный астролог Фрасилл весьма хитроумным способом обезопасил собственную жизнь. Он убедил Тиберия, что принцепс умрет через десять лет после смерти его, Фрасилла – так уж сложились созвездия. С тех пор изобретательного астролога оберегали точно так же, как императора.
Тиберий заставил дрожать весь Рим от страха, чтобы самому не было одиноко жить в постоянной боязни. Ни одного дня не проходило без казни, будь то обычный день или праздник, заповедный день или новый год. Вместе с обвиненными осуждались их дети и дети их детей. Казнили в Риме: железными крюками тащили тела и сбрасывали в Тибр. В один день таким образом лишили жизней сразу двадцать человек – среди них женщины и дети.
Казнили и на Капри. И столетия спустя на острове показывали место бойни: откуда осужденных после долгих изощренных пыток сбрасывали в море на глазах у Тиберия. Внизу матросы добивали баграми и веслами падавших, разбивая их на части – чтобы у императора не возникало сомнений в том, что приговор исполнен в точности. Мысль далеко не глупого Тиберия в последние годы работала лишь в одном направлении: он придумывал новые способы пыток и казней.
Ужас витал над Римом. Ни один донос не оставался без рассмотрения. А их было предостаточно, потому что донесший получал награду, платили обвинителям, а часто и свидетелям. Одно неосторожное слово кому-то могло стоить жизни, а кто-то мог одновременно улучшить свое состояние.
Тиберию было недостаточно простой смерти – она казалась принцепсу слишком легким наказанием. Над приговоренными долго издевались в тюрьмах; кто желал смерти, того силой заставляли жить. Однажды, обходя застенки, Тиберий услышал просьбу ускорить казнь.
– Подожди, я тебя еще не простил, – ответил Тиберий умолявшему о последней милости.
Особенно свирепствовал Тиберий после раскрытия заговора претора преторианцев Сеяна в 31 г. Командир личной гвардии императора, которому принцепс безгранично доверял, как выяснилось, имел собственные планы на высшую власть. Именно Сеян стал виновником смерти единственного родного сына Тиберия и приложил руку, чтобы избавиться от сыновей Германика.
После гибели Сеяна императорскую гвардию возглавил Макрон – друг Тиберия. Как окажется позже, император и на склоне лет не научился разбираться в людях, а дружба не может иметь место среди стаи волков, которых мучает один голод – голод власти.
Среди множества жертв – виновных и невинных – особенно жаль детей Сеяна. После расправы над всеми, кто каким-либо образом соприкасался с Элием Сеяном, в темницу доставили его детей. По свидетельству Тацита «мальчик догадывался, какая судьба его ожидает, а девочка была еще до того несмышленой, что спрашивала, за какой проступок и куда ее тащат, говорила, что она больше не будет так делать, пусть лучше ее постегают розгами».
Убивать девственницу удавкой запрещал древний римский закон – его не нарушили. Палач сначала надругался над юной дочерью Сеяна, а затем задушил.
Вилла Ио
Красивейший остров показался Пилату суровым и мрачным, не радовала глаз буйная растительность и утопающая в цветах ближайшая роскошная вилла.
На пристани стражник гигантского роста, не тратя время на приветствия, задал привычные вопросы:
– Кто ты? Зачем вступил на остров?
– Понтий Пилат – прокуратор Иудеи. Прибыл согласно повелению Тиберия, – исчерпывающе кратко ответил мужчина.
– Сдай свое оружие, – распорядился стражник. – Тебя проводят на виллу Ио.
Указанная вилла не выделялась ни красотой, ни размерами. Она занимала небольшую площадку на вершине скалы – ровно столько, сколько отмерила природа. Поражало строение своей неприступностью. К убежищу императора вела единственная тропинка, частью состоящая из ступенек, вырубленных в скальной породе.
В этом неприступном гнезде Тиберий обосновался с момента раскрытия заговора Сеяна. После казни всесильного командира преторианцев принцепс еще девять месяцев не покидал стены виллы. Отсюда он отдавал приказы, подписанные его мнительностью и страхом. Оторванный от всего мира, он жалел лишь об одном: что не увидит, как умирают по его велению враги в Риме и других городах империи.
По прошествии указанного срока Тиберий иногда осмеливался спускаться в долину и менять место пребывания. Однако новая накатывающаяся волна страха неизменно гнала принцепса на виллу Ио.
Прокуратора проводили в маленькую комнату, большую часть которой занимало спальное ложе. Причем ложе отнюдь не огромных размеров, обычный тюфяк, набитый соломой – на таком, как правило, спят провинциальные селяне. Простота и полное отсутствие комфорта укрепили Пилата в мысли, что ничего хорошего ему ждать не придется.
Утром в комнату Пилата вошел слуга и сообщил: