– Я тоже не поверила.
– Хотя иерусалимские священники давно плели козни вокруг моего мужа. Особенно после того, как он взял деньги храма на строительство водопровода. Этот народ умеет убедить… Ведь они отравили на крест Сына Человеческого, Который за свою земную жизнь не совершил ни единого плохого поступка.
– Этот всадник не видел, как погиб твой муж. Может, его обманули, – Саломия пыталась, как могла, смягчить удар и утешить подругу.
– Человек всегда желает верить в невозможное, – произнесла куда-то вдаль Прокла, инстинктивно отстраняясь от Саломии. Словно удаление от человека, принесшего черную весть, может избавить и от самих неприятностей.
Плач ребенка вывел мать из оцепенения.
– Иди, иди ко мне, моя маленькая. Прости, что забыла о тебе, – Прокла нежно подняла девочку с кроватки и поцеловала ее розовую щечку.
Малышка счастливо улыбнулась, и этого было достаточно, чтобы вернуть Проклу в состояние обычного материнского счастья. Она нескоро заметила, что Саломия хочет о чем-то спросить, но не решается.
– Говори. Еще что-нибудь о моем муже?
– Нет. Я сказала все, что знала.
– Тогда что?
– Девочка родилась много дней назад, а ты ее никак не называешь. То есть не называешь по имени, – поправилась Саломия. Ведь Прокла звала дочь всеми ласковыми и нежными словами, которые только может придумать человеческое воображение.
– После известий твоего знакомого всадника, казалось бы, нет ничего проще, чем дать ребенку имя, – горько улыбнулась Прокла. – У римлян есть древняя традиция: сына, родившегося после смерти отца, называли Постумом, а девочку – Постумией. Но я не видела мертвым своего мужа… И мне не хочется так называть мою звездочку.
– Постум – звучит грубовато, впрочем, вполне по-римски, – размышляла Саломия, позабыв, что еще недавно пыталась убедить подругу в том, что сведения о смерти мужа могут быть недостоверными. – А Постумия – мне даже нравится…
– Раньше эти имена вызывали у римлян несколько другие чувства. Сирот с рождения старались беречь и приласкать даже совершенно чужие люди. Теперь это просто знак, что у детей нет отца и их некому защитить. А в чужой стране я не желаю давать ребенку имя, которое превратит его в белую ворону.
– Мир слишком перемешался в наши времена. Ты только посмотри на наши улицы: представителей каких только народов здесь можно встретить!
– Однако ж греки, которые ведут в Иерусалиме торговлю, предпочитают называться вторым именем – иудейским. Сегодня я окончательно выбрала имя для моей дочери.
У Саломии от удивления расширились и без того огромные красивые глаза. На ее счастье Прокла не позволила затянуться интриге.
– Хочу назвать дочь Марией – так же, как мать Его.
– У римлян ведь не принято носить такое имя?! – удивилась Саломия.
– Боюсь, этому ребенку никогда не придется жить среди римлян. Так что имя скорее поможет ей устроиться среди народа, который ее не отвергнет.
Через две недели в доме Проклы появится вестник, который навсегда изменит ее образ жизни, место жительства, положение в обществе… все. Впрочем, женщина понимала, что спокойно жить в апартаментах мужа ей не доведется; она давно ждала чего-то подобного, что изменит ее судьбу…
Прокла закончила кормление маленькой дочери и положила ее в кроватку. В это время появился человек, которого она меньше всего ожидала, и желали видеть. В комнату вошел декурион Луций. Зная, что он в свое время помог легату Клавдию отправить в заточение Пилата, Прокла инстинктивно взяла малышку на руки и прижала к груди.
На этот раз грозный декурион был не похож на самого себя: он выглядел подавленным и долго мялся, прежде чем начать речь:
– Не беспокойся, Прокла, я не причиню зла тебе и твоему ребенку. Однажды я плохо поступил с твоим мужем, исполняя приказ начальника. Теперь не хочу повторить свою ошибку в отношении его жены. Твой муж…
Луций замолчал – точно так же, как двумя неделями ранее Саломия долго не решалась передать ей черную весть, но и не могла обманывать подругу.
– Говори, – произнесла женщина. – С ним что-то случилось?
– Его больше нет. Тиберий приказал казнить Понтия Пилата.
Женщина отреагировала на событие, о котором ей уже сообщила Саломия, более неистово, чем ожидала сама. По правде, она, после слов Саломии, оставляла маленькую призрачную надежду; на сей раз официальный, можно сказать, источник погасил последнюю искру надежды. Прокла тихо вскрикнула и прижала девочку к себе, словно пытаясь ее защитить от вести, лишившей отца. Малышка от слишком сильных объятий матери проснулась и заплакала. Они так и плакали вместе. Наконец мать опомнилась и прошептала:
– Прости, Мария, я сделала тебе больно.
– Боюсь, на этом печальном известии твои беды не окончились, – произнес декурион, терпеливо ждавший, пока женщина придет в себя и начнет воспринимать его речь. – Наместник Сирии, Лакий Вителлий, назначил новым прокуратором Иудеи своего друга Марцелла. Вчера он прибыл в Кесарию и первым делом распорядился доставить вдову Понтия Пилата в кесарийский преторий. Я скакал всю ночь, чтобы предупредить тебя об опасности.
– Чего мне следует ожидать?
– Наш император слаб и стар, его дни сочтены. Ему, видимо, скучно одному отправляться в мир мертвых, Тиберий убивает все чаще и больше римлян – по малейшему поводу или подозрению. Он принял за правило, отправив к палачу врага, уничтожать всю его семью. Таковы слухи, и я склонен им верить.
– Что же мне делать? – спросила Прокла скорее себя, чем Луция.
– Тебе с ребенком нужно укрыться – и чем дальше от Иерусалима, тем лучше. Был бы рад помочь, но у меня нет хороших знакомых среди иудеев, а ни один римлянин тебя не примет, – с искренним сожалением промолвил декурион. – Теперь я должен вернуться в Кесарию. Удачи тебе, Прокла! Она тебе сейчас необходима, как никогда.
– Благодарю за предупреждение, Луций.
Некоторое время Прокла оставалась на месте, покачивая на руках ребенка. Нежно убаюканная дочь снова сомкнула глазки и погрузилась в безмятежный детский сон. Чувствуя ее тонкое дыхание, успокоилась и Прокла. Страх потревожить сон дочери не дал ей остаться наедине со своим горем, а стремительно бегущее время не оставляло ни единого мгновения для переживаний.
Едва женщина уложила спящего ребенка в кроватку, жажда деятельности охватила все ее существо. Прокла немедленно передала свой разговор с декурионом Саломии.
– Неужели все так плохо? Разве римляне могут убивать женщин? – ужаснулась иудейка. – Может, Луций врал или что-то напутал?
– Луций не мог врать, я видела его глаза. Главный вопрос в том, что я не знаю, где можно укрыться с маленьким ребенком, – в растерянности произнесла римлянка. – Твое жилище отпадает сразу – все знают, что мы подруги.
– Я знаю надежное место, – неожиданно произнесла Саломия и добавила с меньшим энтузиазмом: – Но до него трудно добраться.
– Для начала скажи, где оно?
– Помнишь кумранских отшельников, которые не дали погибнуть твоему мужу в пустыне, а потом пытались вызволить из темницы, в которую заточил собственный легат. Они тебя укроют. У кумранитов[17] в пустыне есть такие поселения, о которых не знают не только римляне, но даже иудеи.
– Как туда добраться? Если я воспользуюсь проводником, он предаст за вознаграждение, едва вернется в Иерусалим. Я не могу даже воспользоваться услугами рабов или носильщика из той же предосторожности.
– Тебя провожу я, – решительно произнесла Саломия.
– Но хорошо ли ты знаешь путь? Мой муж едва не погиб в пустыне, пока вышел на селение этих добрых людей. – Прокла опасалась больше не за себя, а за малышку, которой предстояло вместе с ними проделать опасный путь.
– Лет десять назад я была в поселении ессиев на берегу Асфальтового озера. К ним ушел дядя моего мужа, и мы вместе его навещали, – без прежней уверенности в голосе произнесла Саломия. – Дорога нелегкая, нам придется одолеть безжизненную пустыню. Но иного выхода я не вижу.
– А как твой муж отнесется к такому путешествию? Как ты оставишь свою дочь – чудесную Семиду? – несмотря на собственные неприятности, Проклу волновалась, как бы слишком горячее участие Саломии в ее судьбе не повредило подруге и ее семье.
– Ты же знаешь, Прокла, все золото мира – ничто в сравнении с моим мужем. Он меня поймет, и будет рад оказать тебе помощь. И дочь меня поймет. Господь не позволил любимой Семиде покинуть нас, теперь я перед Ним в большом долгу. Опасность угрожает маленькой Марии, и я должна сделать все, чтобы вернуть долг Господу.
Подруги начали готовиться к предстоящему путешествию. Саломия более ясно понимала, что может понадобиться в дороге, и потому ее присутствие оказалось чрезвычайно полезным. Спустя немного времени, Прокла, глядя на груду вещей и продуктов для нее и дочери, с ужасом задалась вопросом:
– Как мы все это унесем?
– Есть же ослик, на котором твоя служанка возит продукты с рынка, – напомнила Саломия.
– Действительно! – обрадовалась Прокла. – И я всегда удивлялась выносливости этого животного.
– Тогда не будем терять время. Ты все это грузи на ослика, а я предупрежу мужа и соберу необходимые в дороге вещи… Да! У меня же твои деньги. Их возьмем с собой?
– Поступим так: возьмем половину – это немалая сумма. А вторая половина пусть остается у тебя.
– Ну, я домой и снова к тебе…
– Подожди, Саломия. Нам нельзя отправляться вместе от моего дома. Боюсь, это может повредить тебе и твоему мужу. Лучше, если мы покинем Иерусалим порознь, а встретимся за городской стеной.
– Пожалуй, так будет лучше, – согласилась подруга. – Встретимся за Южными воротами.
Оставшись одна, Прокла принялась переносить вещи к загону, где стоял ослик. Тот, кому предстояло все это нести, обнюхал мешки и разочарованно отошел в сторону. Попытка водрузить вьюки на его спину окончилась неудачей. Упрямец ловко ускользал от ноши и непременно оказывался в противоположном от хозяйки конце загона. На счастье Проклы мимо проходила служанка, которая и возил