Разгневанный Тит распоряжается поджечь ворота. Сухое дерево разгорелось скоро, ручейками потекло расплавленное серебро, которое использовалось для отделки. Огонь перекинулся на прочие деревянные сооружения и бушевал целые сутки.
Время работало на римлян, учитывая то, что иудеи израсходовали весь запас продуктов и давно умирали от голода, но Тит устал ждать конца огненной стихии. Он приказывает потушить пожар и расчистить место для прохода легионов в храмовый двор.
Иосиф Флавий, друг Тита, долго и упорно рассказывал, как римский военачальник желал сохранить храм. Действительно, Тит хотел завладеть святыней всех иудеев без помощи огня, потому что в ней хранились ценности, из века в век жертвуемые верующими иудеями и чужеземными владыками.
Однако римляне устали бороться с потерявшими человеческий облик фанатиками, которые с наслаждением отдавали свои жизни, но при этом желали уничтожить как можно больше врагов.
Один легионер залез на спины товарищей и метнул горящий факел в золотое окно. Произошло это в тот самый день и месяц, когда предыдущий храм много столетий назад был сожжен вавилонским царем.
Огонь и римский меч методично превращали священное место в ад. Тит в ужасе бросился к штурмующим храм легионерам. Он просил и приказывал тушить храм. Его телохранитель, центурион Либералий с помощью своих подчиненных палками гнал легионеров на борьбу с огнем. Однако ни уважение к военачальнику, ни страх перед наказанием не останавливали легионеров. Солдаты сделали вид, что не слышат командира, наоборот, они кричали ближайшим к храму воинам, чтобы те еще поддали огня. Ненависть к иудеям на этот раз перевесила все, а еще… они заразились опаснейшей болезнью, которую позже назовут золотой лихорадкой. Легионеры не без оснований надеялись, что если снаружи храм отделан золотом и серебром, то внутри его находятся несметные сокровища. И они устремились вперед, обгоняя огонь, мечами и копьями прокладывая себе дорогу через толпы врагов.
Треск огня сливался со стонами умирающих и победными криками легионеров. Слово «пощада» была напрочь забыто: убивались как сдающие враги, так и сопротивлявшиеся, но больше гибло надеявшихся спастись в храме женщин, детей, стариков. Из-за трупов не было видно ни пола, ни земли, кровь текла по храмовым ступеням, словно талая вода с гор.
В галерее наружного притвора укрылось шесть тысяч человек – в основном женщины и дети. Римляне в ярости подожгли это убежище – спастись не удалось никому.
Вскоре огонь охватил и казнохранилище, где находилось огромное количество жертвенных денег, бесчисленное множество богатых одеяний и прочих драгоценностей; помимо имущества храма здесь сберегались сокровища влиятельных иудейских семей. Сгорело не все. В руки римлян попало столько сокровищ, что после иудейской войны в соседней Сирии цена на золото упала наполовину.
Доброта Тита иссякла окончательно. Священники храма сдались римлянам и просили о пощаде. На что военачальник ответил:
– Время прощения для вас прошло; да и того, ради чего я, быть может, имел бы основание вас помиловать, тоже нет. Священникам подобает погибнуть вместе со своим храмом.
Произнеся свое мудрое изречение, Тит приказал всех их казнить.
Восставшие просили Тита дать им с женами и детьми возможность покинуть город и уйти в пустыню. На это военачальник ответил:
– Ни один изменник не получит прощения. Пусть никто не надеется на милость, ибо не будет пощады никому. Сопротивляйтесь всеми силами и спасайтесь, как сможете. Я же буду действовать по закону войны.
Ответ Тита привел мятежников в неописуемую ярость. Они бросились к царскому дворцу, выбили оттуда римлян, а заодно перебили укрывшихся там беднейших соотечественников в количестве восьми тысяч четырехсот человек. В отместку римляне принялись жечь весь город. Мятежники восприняли действия римлян, как подарок. По словам очевидца событий, «несчастье не приводило их к раскаянию; они, напротив, хвастали им, точно это они достигли успеха. Глядя на горящий город, они заявляли, что теперь они спокойно и с радостью умрут, – умрут, ничего не оставив врагам, ибо народ погиб, храм сожжен, а город объят пламенем».
Следом за храмом пал и некогда великий город.
Несмотря на то что весь город был завален трупами и ни одно в мире кладбище не могло соперничать по их количеству с Иерусалимом, оставалось еще много живых иудеев. В большинстве своем они не участвовали в восстании, многие оказались в нем случайно – приехали к празднику опресноков и были застигнуты здесь войной.
Тит, наконец, проявил к ним жалость, распорядившись убивать только тех, кто был замечен с оружием в руках. Но, вопреки приказу, легионеры убивали всех немощных и слабых – словом, всех, кто не годился для продажи в рабство. Остальных иудеев собрали на храмовой горе и принялись сортировать. Друг Тита, вольноотпущенник Фронтон, выявлял в толпах мятежников и разбойников и тут же казнил – их выдавали сами иудеи, немало натерпевшиеся от беззакония идумеев и зелотов. Отдельно отобрали для триумфа самых высоких и красивых юношей. Остальные мужчины старше семнадцати лет были разделены на две части: одна была отправлена на египетские рудники, а вторая была обречена погибнуть на многочисленных гладиаторских аренах в разных концах империи. Не достигшие семнадцатилетнего возраста были проданы в рабство. За те дни, пока вольноотпущенник Тита решал судьбу чудом выживших иудеев, одиннадцать тысяч из них умерло от голода. (Большинство погибших пленников римские стражники из ненависти лишали пищи, но некоторые сами отказывались от еды, чтобы прекратить свои мучения.)
Всего же пленных за время войны Иосиф Флавий насчитал девяносто семь тысяч, а убитых за время осады Иерусалима – миллион сто тысяч человек. И это при том, что все войска мятежников в городе насчитывали около двадцати пяти тысяч человек.
Предводители мятежных отрядов также были пленены: Иоанн остаток дней провел в заточении, а Симон после триумфа был казнен.
Иерусалим был полностью сожжен, а что не смогло сгореть, Тит приказал разрушить до основания. Римляне оставили только три башни и часть стены: первые должны были свидетельствовать о том, как велик и могущественен был город, павший перед римским мужеством, а часть западной стены служила защитой для расположившегося на руинах лагеря десятого легиона. Незнакомый путник, посетивший эти места спустя несколько лет, не поверил бы, что здесь вообще когда-то жили люди.
Титу больше не было смысла оставаться в сотворенной им пустыне. В Кесарее Филипповой он отпраздновал день рождения брата – Домициана. В честь его состоялись игры с участием пленных иудеев. Всего их погибло в гладиаторских боях, в противоборствах с хищными животными и просто сожжено заживо – две тысячи пятьсот человек. Праздником римляне остались довольны, их лишь огорчило то, что иудеи слишком легко умирали на арене и недостаточно долго мучились перед кончиной. Что ж, Тит повторил представление со множеством пленников в финикийской Берите. На этот раз он, как добрый сын, посвятил гладиаторские игры своему отцу – Веспасиану.
Масада
Масада недаром считалась неприступной крепостью, ее черед пришел последним – через три года, после того, как пал Иерусалим и римляне вновь утвердились в опустошенной Иудее. Иосиф Флавий так описывает место, на котором располагалось грандиозное фортификационное сооружение:
«Скалистый утес не незначительного объема и огромной высоты окружают со всех сторон обрывистые пропасти непроницаемой глубины, недоступные ни для людей, ни для животных; только в двух местах, и то с трудом можно, приступить к утесу: одна из этих дорог лежит на востоке от Асфальтового озера, а другая, более проходимая – на западе. Первую, вследствие ее узости и извилистости, называют Змеиной тропой. Она пробивается по выступам обрыва, часто возвращается назад, вытягивается опять немного в длину и еле достигает до цели. Идя по этой дороге, необходимо попеременно твердо упираться то одной, то другой ногой; ибо если поскользнуться, то гибель неизбежна, так как с обеих сторон зияют глубокие пропасти, способные навести страх и на неустрашимых людей. Пройдя по этой тропинке 30 стадий, достигают вершины, которая не заостряется в узкую верхушку, а, напротив, образует широкую поляну».
Крепость имеет давнюю историю. Около 100 лет до описываемых событий Ирод Великий облюбовал это место, уже имевшее немалые укрепления. Мнительный царь боялся многих обстоятельств: заговоров своих родственников, мятежей подданных, египетской царицы Клеопатры, которая алчно поглядывала на его владения и, не жалея, тратила свои чары на римских военачальников, чтобы те помогли оторвать у Ирода часть территории.
Так, лучший друг римлян – Ирод – возвел неприступную твердыню, которая станет последним оплотов восставших иудеев в борьбе, опять же, против римлян.
Флавий Сильва, которому было поручено окончательно навести порядок в Иудее, собрал все силы, какие только смог найти, и повел их против последнего оплота мятежников.
Первое время иудеев мало волновало подошедшее римское войско. Они верили в неприступность своей твердыни, имели запас продуктов не менее чем на год и полагали, что скоро врагам надоест бесцельно стоять среди песков и они уберутся в Иерусалим, а может, и дальше.
У римлян же имелось иное мнение насчет неприступности Масады. Народ этот выделялся необыкновенным упорством; однажды начатое потомки Ромула всегда доводили до конца – как бы не был труден путь, даже если он кажется неодолимым.
Пока все защитники крепости были полны решимости сражаться с римлянами, никто не помышлял о бегстве или сдаче в плен. А римляне, очутившиеся перед неприступной твердыней, не торопились ее штурмовать. Прежде всего Флавий Сильва окружил крепость обводной стеной и расставил караулы. Теперь Масада была отрезана от всего мира: ни один человек не имел возможности ее покинуть, никто не мог в нее и войти.
После этого римский военачальник занялся сооружением огромной насыпи с западной стороны Масады, с тем, чтобы получить дорогу для осадных орудий. Стараниями всего войска была возведена плотина высотой в двести локтей. Но ее высоты и прочности оказалось недостаточно, чтобы приблизиться к стоявшей на скале крепости. Римляне занялись укладкой камней на свое сооружение, оно поднялось еще на пятьдесят локтей. И, наконец, легионеры возвели башн