— Бедный маленький песик! Он заслуживает лучшего хозяина, более достойного его любви и преданности.
И, прежде чем Джинджер смогла что-нибудь ответить, поднялся на ноги и, больше уже не оглядываясь, пошел к автомобилю.
Какой медведь! Что за высокомерный, упертый мужлан! Пупси долго смотрела вслед уходящему. Вместо того чтобы упрекать собаку за предательство, Джинджер сказала вслух:
— Мне жалко его жену.
Должно быть, требуется чертовски много любви и нежности, чтобы заставить этого бурбона хоть раз улыбнуться. И сколько требуется усилий, чтобы добраться до его глубинной, человеческой сущности? Если бы он захотел обнять ее, она утонула бы в его объятиях. Вот уж настоящий человеколев. Интересно, а его тело тоже покрыто львиной шерстью? И на ощупь она такая же восхитительная, как у ее старого плюшевого медведя? Он мог рыкнуть в ответ на ласку.
Джинджер хихикнула: подумаешь, человек-загадка!
Женщине нужно быть или очень храброй, или очень глупой, чтобы рискнуть влюбиться в него. Он был настолько враждебен к ней, так готов был поверить в самое плохое…
И все же, все же… Дрянная девчонка! Ты что-то слишком много думаешь об этом Фостере! — сделала она себе выговор.
— Иди, погуляй, я должна позвонить Хил-де, — сказала она Пупси.
Ее сердце буквально упало, когда она услышала в трубке автоответчик. Механический голос сообщал, что Хилда уехала на север навестить племянника.
Джинджер знала номер ее мобильного, но по нему тоже никто не отвечал. Ничего, перезвоню позже, утешала она себя. Боже, Мартин Фостер вел себя так грубо и агрессивно! И завтра, наверное, будет еще глумливей. Остается лишь надеяться на то, что бумагу, которую он ей показал, действительно можно будет использовать против Стивена Бакстера. Иначе к чему столько унижений?
Она никогда не давала разрешения Стивену называть ее партнером. Слава Богу, впредь она будет осторожней.
Так рассуждала Джинджер по пути на кухню.
Она была классным поваром, но предпочитала радовать кулинарными изысками других, а не себя. По этой причине она так любила работать со стариками.
Она приготовила себе перекусить и отправилась в сад, чтобы закончить свои дневные труды до темноты.
Полчаса спустя Мартин уже поднялся в номер местной гостиницы. У него был трудный день, и голод напомнил ему, что он всего лишь человек, а не машина возмездия. Он с некоторым пренебрежением осмотрел номер. Конечно, как человек со вкусом, умеющий ценить качество и комфорт, он мог бы выбрать отель и получше — пятизвездочный, с хорошим рестораном, но сейчас все эти мелочи занимали его в самую последнюю очередь.
Завтра ему предстоит встреча с самой хитрой и опасной женщиной из всех, живущих на этой земле!
Он закрыл глаза, и перед его внутренним взором предстала Джинджер. Солнечный свет нескромно высветил под монашеской юбкой длинные стройные ноги, на которые он мог бы часами глядеть, не отрываясь.
Конечно, не нарочно она склонилась к своей смешной собачке, но ради того, чтобы рубашка, натянувшись, округлила плотные груди.
Ее руки, матово бледные, были слегка опрысканы симпатичными веснушками, и Мартин с трудом подавил желание, электрическими разрядиками засвербевшее в кончиках пальцев, дотронуться до ее кожи и провести ладонью по мягкой плоти, начиная от правого запястья и до самой груди.
Она обнимала букет роз и жимолости, а в ее чудесных пышных волосах белел цветок, который ему нестерпимо захотелось заполучить. И чтобы она сама позволила его выпутать из волос. Но, Боже, если бы он хоть раз вдохнул аромат этих волос, разве мог бы он когда-нибудь надышаться им?
Мартин сжал челюсти и весь напрягся в ярости. Он разозлился на себя самого. Ему тридцать семь лет, но он не мог вспомнить случая, когда его тело так сильно напомнило бы ему о себе. Почему это случилось теперь?
К счастью, он сумел подчинить желания воле и она ничего не заметила.
Или все-таки заметила?
У Мартина пересохло во рту.
Он открыл глаза. Прямо перед ним на стене спальни висела картина: залитое солнцем поле с красными маками. В течение одной минуты, бросающей вызов всякой логике, он вдыхал летний аромат, тяжелой теплой волной накативший от этого поля, чувствовал солнечные лучи на своей обнаженной коже. Солнце на картине совершенна ослепило его, и он ощутил обнаженное тело Джинджер в своих объятиях. Ее плоть оказалась такой податливой, мягкой, как липовый мед, груди, эти восхитительные бугорки женственности цвета слоновой кости, напряженно приподнимали дразнящие темно-красные твердые соски. Он коснулся их кончиками пальцев и услышал идущий из глубины стон сладкого томления, увидел нетерпеливый провоцирующий огонь в ее глазах, повелевающий ему, словно покорному рабу: «Целуй их, Мартин. Я хочу чувствовать твои губы».
Мартин закрыл глаза. Аккуратный треугольник волос, к которому рука спустилась по атласной коже живота, был словно создан для того, чтобы его ласкала мужская рука, и на ощупь невероятно шелковист и мягок.
— Мартин, я хочу так сильно… — Он слышал ее жаркий шепот…
Он открыл глаза и стряхнул оцепенение. Проклятье! Что она, ведьма? Говорят, их до сих пор до черта в этих краях! Но она ведь собирается не околдовывать его, а всего лишь обворовать… И что теперь делать с этим горячим и напряженным телом, воспаленным желанием. Как не вовремя нашло это чертово помешательство!
«Каждый должен возделывать свой сад». Кто это сказал: Дидро или Руссо? — думала Джинджер, с удовольствием глядя на живую изгородь из роз, над которой она только что закончила трудиться. Пожалуй, теперь даже самая привередливая старушка признает, что у нее лучшая изгородь в Средней Англии.
Все намеченное на день было выполнено. Осталось лишь отнести садовый инвентарь в хозяйственную пристройку. А потом она пойдет и примет ванну. Господи, как она устала! Все тело ноет. И отчего-то кружится голова.
Джинджер положила на место секаторы и ножницы. Завтра ей предстоит новое сражение с упрямыми сорняками, для которого потребуется специальная тяпка. Но где же она? Джинджер потянулась к железной полке с инвентарем, и тут ее нога, неловко наступившая на свернутый шланг, скользнула и подвернулась, и она полетела назад, увлекая за собой содержимое полки с инструментами. Затем она почувствовала резкую непереносимую боль в затылке, и мир поплыл куда-то вбок и вверх, сворачиваясь в черную точку, вспыхнувшую напоследок ярким светом. Джинджер потеряла сознание.
Пупси скулила, словно плакала. Почему хозяйка не отвечает на ее поскуливания и даже не отмахивается от облизывания? Почему она лежит так неподвижно?
Мартин отодвинул в сторону столик с ужином. Из того, что принесла ему служба доставки, он смог съесть едва половину. Он беспокоился, его мучило недоверие к этой женщине. К утру она может оказаться Бог знает где. Мартин быстро собрался и почти бегом бросился к машине.
Пупси приветствовала его прибытие вдохновенным лаем. Мартин нахмурился. Дом был погружен в полную темноту, что ему показалось странным. Дверь кто-то предупредительно оставил открытой. Но где, дьявол, сама Джинджер?
Мартин пошел за Пупси, которая, то забегая далеко вперед, то останавливаясь и потявкивая, привела его к боковой пристройке, в которой без сознания лежала ее хозяйка. Маленький хвостик собачки бил землю, а черные глазенки-пуговки доверчиво и преданно смотрели на Мартина.
Мартин склонился к Джинджер, распростертой на земле, в тот самый момент, когда та с видимым усилием разлепила веки.
— О, моя голова. Раскалывается… — прошептала Джинджер сквозь слезы.
— Вы ударились обо что-то. Не двигайтесь. Я вызову «скорую помощь», — мрачно сказал Мартин.
Когда он приподнял голову Джинджер, то увидел темное пятно запекшейся крови, от которой слиплись волосы на затылке; кровь обнаружилась и на ручке лопаты.
— Вы кто? — спросила Джинджер беспокойно.
— Разве вы не знаете? — И тут же отругал себя за грубый тон: он увидел слезы в испуганных женских глазах.
— Нет, не знаю. — Она задрожала и совершенно отчаянно прошептала: — Не уверена, что вообще знаю хоть что-нибудь.
Он не ответил ей, но нахмурился и быстро прошел в дом, чтобы вызвать «скорую».
Приблизительно через пятнадцать минут Мартин уже беседовал с санитарами.
— У нее, кажется, что-то с памятью, — сказал он, убедившись, что Джинджер, аккуратно перенесенная в санитарную машину, не может их услышать.
— Бывает, — буднично отозвался один из прибывших, — вполне может быть сотрясение мозга. Картина прояснится только после обследования. Я сообщу вам. Кстати, вы находились с нею, когда это произошло?
— Нет, к сожалению… — Мартин в самом деле был огорчен и обеспокоен.
— Вы говорите, ее зовут Джинджер Грэхем, а вас?
— Мартин Фостер, — представился Мартин.
— И вы не женаты. — Второй санитар сделал какую-то пометку в бумагах и отчего-то пожал плечами. — Если хотите, можете проехаться с нами до больницы, но в своем автомобиле. Уверен, что доктор захочет переговорить с вами.
— Но я… — начал было Мартин, однако санитар уже прыгнул в машину, и она резко сорвалась с места.
Быстро запихнув Пупси в свой автомобиль и даже не защелкнув предохранительную кнопку, Мартин последовал за «скорой». Пупси была первой собакой, переступившей порожек его шикарной машины, но, в конце концов, что он мог поделать с несчастным созданием, так отчаянно и преданно глядящим ему прямо в глаза?
Раньше Мартин называл маленьких собачек старушечьей радостью или мокроглазками, считая их даже не вполне собаками. Настоящими собаками, по его мнению, были доги, бульдоги, на худой конец — доберманы. Но эти дрожащие лапки, эти вечно крутящиеся хвостики… Бр! Однако в Пупси было что-то от подлинного благородства, и это трогало Мартина до глубины души.
— Если не возражаете, подождите здесь, господин Фостер, специалист поговорит с вами буквально через мгновение.
Джинджер уже минут десять как увезли на каталке, а он растерянно топчется в холле отделения первой помощи больницы; сейчас, насколько Мартин мог судить по суете в соседнем помещении, консультант осматривает ее, после чего Джинджер определят в одну из палат.