именем Старая Крыса, которая была уверена, что каждый пытается стащить ее еду.
– Это не ураган, – сказал Арни. – Это тропический шторм Гектор. Разве что-то плохое может носить имя Гектор?
– Не нравится мне, какие имена им теперь дают, – сказал Фил. – Мне больше нравилось, когда это были сплошь девицы. Донна – вот было хорошее имя для урагана. 1960-й.
– Бог мой, 1960-й, – сказал Арни. И на минуту они задумались о 1960-м, когда оба они были молодыми самцами в самом расцвете сил, и не нужно было сидеть час в сортире, чтобы просраться.
Пока они молчали, Гарольд Таттер поднял взгляд от тарелки с овсянкой, повернулся к Филу и протянул руку.
– Я Гарольд Таттер, – сказал он.
– Рад знакомству, Гарольд, – ответил Фил, пожимая ему руку. – Я Горбун Собора Парижской Богоматери.
– Очень приятно, мистер Богоматери, – сказал Таттер, возвращаясь к овсянке.
– Просто дождик, вот и все. – Арни снова посмотрел в окно.
– Если думаешь, что судно поплывет в такую погоду, – сказал Фил, – ты спятил. – Он потянулся к коробке с пакетиками сахарозаменителя, лежавшей в центре стола. Увидев, что рука движется в ее сторону, Старая Крыса зашипела и накрыла свою миску обеими руками.
– Мне не нужна ваша еда, – сказал ей Фил. – Чернослив, боже мой. Я бы уж лучше носки съел.
Старая Крыса придвинула чернослив поближе к себе, приготовившись к битве.
– Его теперь называют сушеными сливами, – сказал Арни.
– Что? – удивился Фил.
– Чернослив, – сказал Арни. – Я видел статью. Называют его теперь сушеными сливами.
– Почему? – спросил Фил.
– Вопрос имиджа, – сказал Арни. – Чернослив сегодня никто не хочет. Так что его теперь называют сушеными сливами.
– Не имеют права, – сказал Фил. – Чернослив это… чернослив.
– Я Гарольд Таттер, – сообщил Таттер, протягивая руку Филу.
– Господи, – сказал Фил.
– Очень рад, – сказал Таттер, возвращаясь к овсянке.
– Но ты знаешь, откуда он берется? – спросил Арни.
– Что?
– Чернослив. Фил задумался.
– С черносливовых деревьев, – предположил он.
– Не-а, – сказал Арни. – Из слив. Не бывает черно-сливовых деревьев.
– Ты уверен? – сказал Фил. – Я точно помню, что где-то видел деревья, которые были черносливовые деревья.
– Да ну. Где?
Фил снова задумался.
– В «Нэшнл Джиогрэфик», – сказал он.
– Гарольд Таттер, – сообщил Таттер, протягивая руку Филу.
– Рад за вас, – сказал Фил. – Позвольте представить мою подругу, Злую Ведьму Запада. – Он показал на Старую Крысу.
– Очень приятно, миссис Запада, – сказал Таттер. Он протянул руку Старой Крысе, та шарахнулась и дернула миску на себя, опрокинув чернослив на колени. Таттер вернулся к овсянке.
– Я когда-то получал «Нэшнл Джиогрэфик», – сказал Арни. – Мардж всегда говорила, что мне там интересны одни сиськи. – Мардж была женой Арни пятьдесят три года. Она умерла, когда Арни исполнилось семьдесят девять, и через четыре месяца дети сдали его в Центр Пердящих Занудств и Подыха Маразматиков.
– Помню-помню, – сказал Фил. – Там всегда публиковали статью про какое-нибудь первобытное племя – народ убонги с Амазонки или что-то в этом роде – с фотографиями, на которых женщины убонги с болтающимися титьками теребят какой-нибудь корень.
– Ну да. Мардж всегда утверждала, что это я теребил свой корень.
Фил и Арни разразились тем самым старческим смехом, который на 60 процентов состоит из смеха, а на 40 – из кашля. Это вызвало оживление в столовой, где обычно тишину нарушал только звон столовых приборов, да изредка раздававшийся – браап – сухой старческий пердеж. К их столику повернулись головы. Помощник дневного администратора Центра Искусств Декстер Харпвелл, аккуратный человек, который правил аккуратным кораблем, поспешил к ним.
– Вас что-то беспокоит? – спросил он.
– Ничего не беспокоит, офицер, – ответил Арни.
– Что здесь произошло? – спросил Харпвелл, увидев осыпанные черносливом колени Старой Крысы. Он схватил салфетку и наклонился, чтобы их вытереть. – Вот, давайте-ка почИИИИ!..
Старая Крыса впилась зубами в плоть Харпвелла, но он выдернул руку из ее рта. За рукой последовали зубы Старой Крысы, которые перелетели через стол и приземлились в овсянку Таттера. Тот быстро оглядел их, вынул из миски, положил рядом и продолжил трапезу.
– Осторожно, – сказал Фил Харпвеллу. – Она кусается.
Харпвелл, обхватив руку, уставился на Фила и Арни.
– Позвольте напомнить вам, джентльмены, – сказал он, – что беспокоить других проживающих – это нарушение Правил Поведения.
– Мы ее не трогали, – сказал Фил.
– Она и так тронутая, – добавил Арни.
Харпвелл отвернулся и поискал глазами санитара, дежурившего в столовой.
– Нестор! – позвал он. – Иди-ка сюда и приведи ее в порядок.
Санитар, огромный ямаец, подошел к Старой Крысе.
– Дорогуша, – сказал он, – ты запачкала свое милое платьице. – Он осторожно начал приводить ее в порядок. Старая Крыса не сопротивлялась.
Харпвелл снова повернулся к Арни и Филу.
– Чтобы я здесь больше не видел подобных безобразий, – заявил он. – В противном случае придется применить дисциплинарные меры.
– Ну и ну, – сказал Арни, – внесете это в наше личное дело?
– Вы же не запретите нам ходить на прогулку? – спросил Фил.
– Я Гарольд Таттер, – сообщил Таттер, протянув руку Харпвеллу. Харпвелл, не обращая на него внимания, бросил последний взгляд на Арни и Фила и аккуратным шагом удалился.
– Очень рад, – сказал Таттер и вернулся к овсянке.
– Кое-кому пригодился бы чернослив, – сказал Фил.
– Сушеные сливы, – поправил Арни. – Эй, Нестор. Санитар оторвался от Старый Крысы и посмотрел на него.
– Мы собираемся сегодня вечером воспользоваться услугами твоего такси, – сообщил Арни.
– Сегодня? – сказал Нестор. – Собираетесь в море в такую погоду?
– Именно так, – сказал Фил.
– Небольшой дождик, и только, – добавил Арни.
– Парень, готов поспорить, судно в такую погоду никуда не поплывет, – сказал Нестор.
– Но если поплывет, – сказал Арни, – ты нас отвезешь, хорошо?
У Арни и Фила был договор с Нестором: если они хотели отправиться на ночную морскую прогулку, он их отвозил. А после возвращения судна забирал обоих, привозил обратно в Центр Искусств и тайком проводил через служебную дверь. За эту услугу Арни и Фил отдавали Нестору все таблетки, которые им вручал во время еды таблеточник, ходивший от стола к столу и раздававший лекарства в огромных количествах. В обычный день таблеточник выдавал Арни 17 таблеток, а Филу – 23. Оба не понимали, какой от пилюль прок. Однажды они решили просто перестать их принимать и не только не умерли, а почувствовали себя гораздо лучше и более вменяемыми, чем раньше. С тех пор они совали таблетки Нестору в обмен на разные услуги, главной из которых была доставка их на судно. Нестор продавал таблетки на вечеринках в своем квартале, за что получил прозвище Доктор. Он копил на «лексус».
– Хорошо, – сказал Нестор, – если судно выйдет в море, я вас отвезу.
– Только не меня, – заявил Фил. – Я слишком молод помирать.
– Молод-шмолод, – сказал Арни. – Для такого большого судна эта погода – ничто. Дождичек. И вообще, ты что – надеешься на занятие повеселее? Будешь здесь всю ночь бегать от миссис Крюгерман?
Фил содрогнулся. Миссис Крюгерман была восьмидесятилетняя старушка, страстно в него влюбленная. Обычно ему удавалось держаться от нее на расстоянии, поскольку она пользовалась ходунками и передвигалась медленно. Но никогда не останавливалась.
– И еще, – сказал Арни. – Знаешь, что сегодня в программе? Девица, которая исполняет песенки из мюзиклов.
– Да ну, – сказал Фил. – Та, которая убила миссис Фенвик?
– Она самая.
Двумя неделями раньше миссис Бендокер – женщина, певшая песенки из мюзиклов – исполняла попурри из «Звуков музыки»,[6] и во время грандиозной финальной «Покори все горы», когда она пронзительно взяла верхние ноты «… пока не нашел ты мечтууууууууууу», миссис Фенвик, сидевшая в переднем ряду, издала гак и опрокинулась килем вверх, мертвая, как гвоздь. Уже был подан иск в суд.
– Не верится, что они снова ее пригласили, – сказал Фил.
– В общем, – сказал Арни, – если сегодня здесь останешься, у тебя все равно есть шанс помереть.
Фил обвел взглядом столовую и своих собратьев по Изящным Искусствам: одни ели, другие спали, кто-то глазел вокруг и пускал слюни. Никто не разговаривал.
– Хорошо, – сказал он. – Поеду.
– В то же время, что и всегда? – спросил Арни у Нестора.
– Ладно, – сказал Нестор. – Но вы ненормальные.
– Мы не принимаем лекарств, – ответил Фил.
– Я Гарольд Таттер, – сказал Таттер и протянул руку.
По яхтенной пристани на Багамах два человека – большой и маленький – пробирались сквозь хлеставший ливень к катеру, пришвартованному к пирсу.
Когда они добрались, большой человек, которого звали Фрэнк, приложил ко рту ладони рупором и крикнул:
– Эй! Есть кто-нибудь? Никакого ответа.
– Может быть, его здесь нет, – предположил маленький человек по имени Хуан.
– Все нормально, он здесь, – сказал Фрэнк. – Ему просто нравится смотреть, как мы мокнем. – Он опять закричал: – ТАРК! ОТКРЫВАЙ!
Снова никакого ответа. Фрэнк с Хуаном постояли под дождем тридцать секунд, минуту. Оглядевшись, Фрэнк нашел лодочный багор, поднял его и лязгнул металлическим концом по корпусу судна.
Дверь кормовой каюты тут же распахнулась, и появился сухощавый, потрепанный стихиями человек в одних шортах, с ножом в руке.
– Еще раз притронешься к моему судну, – сказал он, – отрежу твою ебаную руку.
– И тебе доброго утра, Тарк, – ответил Фрэнк. – Пригласишь, или нам здесь мокнуть?
– Не-а, – сказал Тарк и, посмотрев на Хуана, добавил: – Твоя вонь только успела отсюда выветриться.
– Иди на хуй, – сказал Хуан.