— Уголь на тебе я вижу. Ладно, давай в строй.
Пока тот строил почти восемьдесят бойцов, это пополнение к артиллеристам, я тщательно отряхнулся от пыли и умылся, а дальше со всеми в строю двинул от станции прочь. Было видно, что старшина знал куда идти, и вёл уверенно. Ну а пока шли, я размышлял. Все эти суды Хрущёв устроил. Он оказывается своей сетью всю столицу опутал, все ему должны. Чтобы это выяснить, я пытал, допрашивал и убивал. Пятнадцать человек на корм рыбам. Тела я не оставлял, хотя следы допросов, включая забрызганные кровью стены, оставлял. Пофиг было тогда, и пофиг сейчас. Даже генерал ГБ, что по сути всё это устроил, почил и оказался на дне реки. А у того прямой контакт с Хрущёвым. Мстить нужно всегда. Убивать не буду, меня наверняка снова на ночную разведку пошлют, и немцы будут ждать. Собьют, но я не вернусь. Я уже рядовой, что ещё придумают чтобы меня ещё больше утопить. А ниже только расстрел или штрафбат, что одно и тоже. Я честно не понимал, чем заслужил такое отношение? Жену навестить не успел, письмо написал, отправил его в Адлер. Сообщил что квартиру могут отобрать, пусть не возвращается и живёт дальше в домике, пока я не сообщу, что дальше делать. На почту надежды ноль, чуть позже продублирую лично. А так я за час до прибытия эшелона успел вернуться и специально извалялся в угле, как будто тут двое суток ехал. Теперь по Хрущёву. Там в тендере, и вот тут шагая в строю, среди здоровяков, я один тут такой мелкий клоп, размышлял о Хрущёве. Убить? О нет, слишком легко. Он разрушил мою репутацию, а лишение всего, это удар по ней, и я так сделаю.
Я понимаю, что на меня могут выйти, поэтому не сразу, но очень интересная идея пришла мне в голову. Плен. Хрущёв должен оказаться у немцев, а зная его натуру, сольётся он сразу и будет сотрудничать, слишком трусливая личность. В этом случае, всё что он натворил, будет исследоваться под микроскопом, он станет Врагом Народа. А это всё, или немцы шлёпнут или наши. А вот как он окажется у немцев, нужно продумать. По крайней мере то, что я ему это обеспечу, факт. Так что не привлекая внимания, буду служить дальше, типа всё ровно, и без свидетелей всё проверну. Так и добрались, там при оформлении насчёт меня пошли звонки, и вскоре забрали. Кстати, из «виллиса» выскочил полковник и ничего не говоря отвесил знатную оплеуху, от которой я полетел кубарем. Вот ещё один враг. А так я был прав, меня заставили, приказали вести ночную разведку, выделив «пешку», те «СБ» давно потеряны на авиаразведке. Я честно выполнял свои задачи, но до Хрущёва никак не мог добраться, хотя он пару раз мелькнул в зоне дальности сканера. За мной плотно следили, даже в общей землянке техсостава полка на аэродроме. В туалет ночью не встать, наблюдают. И работали профи, я их засекал только сканером. С одним повезло, тот полковник, что тут на фронте занял моё место, по сути мой прямой командир, пропал. А во время очередного вылета, открыв форточку, высунул руку, раздался и быстро стих вопль. Высота пятьсот метров. Чтоб ты сдох, сволочь. Одиннадцать дней летал и в ночь на двадцать седьмое июня, наш борт не вернулся с очередного вылета, огненной кометой врезался в землю. Не истребители, зенитки, прямой попадание в кабину, меня взрывом просто выкинуло наружу, личная защита спасла. Едва успел дёрнуть кольцо, рывок, и вот принял землю на ноги. Я один выжил.
Погасив купол, ветер приличный, раздувал его. Вот с одной стороны подтягивал стропы пока тот не лёг, и я его смятого не убрал в парашютную сумку. Сразу сменил накопитель у личной защиты, осмотревшись, вдали уже видны фары машин, от зениток катили. Я уверен, что на фоне горевшего самолёта могли рассмотреть купол моего парашюта, а значит будут искать выжившего. Потому и убегал прочь, хотя я планировал переждать войну в плену, вполне неплохой план. А так смог оторваться, тут оврагов хватало, на мотоцикле подальше, уже не видно на горизонте отсветов упавшего самолёта. Тут неплохое место, изучил, взлетев на «мессере», сразу к штабу фронта, его морем вывезли из Николаева, сейчас тот с внешней стороны кольца, в Мелитополе. Нормально, добрался и даже добежал до штаба, хорошо охраняют, но я смог пробраться, немало на пузе прополз. Хрущёв тут был. Спал, свин. У того своя отдельная охрана. Пришлось двоих ножом снять, иначе постановка с ходу не задастся, дальше касанием того в хранилище, у меня уже тонна свободного, было куда. Форму того прихватил, и оттуда сразу же к Сочи. Да, дом наш в Адлере, это рядом с Сочи, поэтому и говорим, что оттуда. Не все знают, что такое Адлер. Был на месте уже когда рассвело, через море добрался.
Понятно родичам на глаза попадаться я не хотел, у детей что на уме, то и на языке, быстро местные узнают, что тут бывал, а это такое палево, что не передать. Когда детвора унеслась на море, я высмотрел Дину, повезло, та на рынок с авоськой пошла, вот и нагнал. Обнялись, и на узкой тенистой улочке, тут фруктовых деревьев много, пообщались. Сканером следил чтобы не подслушали. Описал ей всю историю, как со мной не справедливо обошлись, и что у меня образовался враг:
— … самое обидное, я не знаю кто это, иначе поступил также, как с тем политруком, заживо под землю. Самолёт мой сбит, экипаж подбит. К своим возвращаться? Тут или расстрел, или штрафные части, что одно и тоже. Враг сидит как паук в паутине, поди знай что он придумает. Ниже понижать некуда, только это остаётся. А раз его Сталин поддерживает, сидит он ну очень высоко.
— Короткая у него память, как ты сына спас, — шмыгая носом, и стараясь не разреветься, сказала Дина.
— Все правители такие. В общем, шанс выжить один, до конца войны отсидеться в плену. Надеюсь забудут про меня. Дальше реабилитация с проверками, и свобода. Как и хотел, на врача пойду учится. Квартиру уже наверняка на сто процентов отобрали, а дом твой. Живи тут. Вот держи сумку, тут пятьдесят тысяч рублей, года на два вам хватит, не экономь. Да, могут прийти, вопросы задавать, молчи. Хотя знаешь, скажи, что письмо я прислал через знакомого. То прошлое до тебя не дошло, перехватили, другое пришло, ты его сожгла, как я просил. Там прощался с вами на долгое время. Опишешь про врага и остальное. Чтобы в Москву не возвращалась. Этого хватит.
Мы ещё с полчаса пообщались, на этом и разошлись. Та домой, нужно деньги прибрать, причём спрятать не дома, найдут при обыске и отберут, часть в сберкассе положить, часть спрятать вне домового участка. Ничего, та сообразительная, справиться. Я же закупился на рынке Сочи, деликатесы и разные вкусности, выспался в горах, ночью отъехав подальше, и на «мессере» обратно к немцам. Там я Хрущёва вырубил, одел в форму, а дальше тот очнулся в камере тюрьмы Кривого Рога. Начал колотить в дверь, и два удивлённых охранника, камера пустая была, открыли. Ох и удивился свин, увидев их. Пытался на волне паники прорваться, но те забили его обратно в камеру, и к начальству. Суета поднялась. А уже через час, Хрущ сидя в кабинете следователя, отвечал на вопросы. Я за этим издали через амулет сканера наблюдал. Уже к вечеру того на самолёт, высший чин, и куда-то отправили. А я сжег ночью архив и убил того капитана, что вёл допрос. Следы заметал. Тут же в городе ограбил хлебопекарню, немцы запустили, убрал две сотни свежих буханок серого хлеба. Больше не было, часть ещё горячие. Этой же ночью улетел глубже в тыл к немцам. Там молочная ферма, я тут уже бывал в прошлом году, добыл до полного разных вкусностей, свежак, и перелетел к месту, где нас сбили. Хм, костры мелькнули внизу, полицаи грелись. Похоже немцы узнали кого сбили и продолжили поисковые мероприятия, нагнав войск и вот полицаев. Они для таких мероприятий вполне годились. А под обнаружение я подставился, километрах в сорока от места где нас сбили. За два дня вполне мог успеть на такое расстояние уйти, так что дал засечь себя полицаев, там аж восемь за мной понеслись с криками и воплями, по дну оврага. Одного из пистолета наглухо положил и двух ранил. Меня тоже серьёзно подранили, пуля через плечо прошла, и долго били ногами. Все амулет я заранее убрал. Так что, когда немцы разогнали полицаев, я лежал окровавленный на земле.
Меня подняли, в лётном комбинезоне был, лётный шлем, ремень с кобурой уже сняли, вот так офицер и снял меня на свою «лейку», как я исподлобья смотрю на них, зажимая ладонью рану на плече. В ногах сумка с парашютом. А так опознали сразу. Там на машину и в тыл. И перевязали, я кровью истекал.
Держа меня за плечо, немец завёл в барак и оставил, покинув его. Ну вот и всё окончание моего пути тут, в этом лагере смерти. Это был офицерский лагерь «Х-С» в Любек. Тут потёмки, а я со свету, вот и стоял, ждал пока глаза не привыкнут. Это для вида. Сам внимательно осматривался, став объектом такого же изучения сотен глаз.
— Хайруллин, Рамис, ты ли это? — услышал я смутно знакомый голос.
Повернув голову, я улыбнулся, обнаружил подполковника Гаврилова, что вышел из-за спин десятка заключенных в полосатых робах. Да у меня у самого такая же была, с номером. Обрит налысо, старый шрам на щеке, уже побелел, но это точно он.
— Здравия желаю, товарищ подполковник. Как жизнь молодая в неволе?
— Да так себе.
Пока среди сидельцев стояло оживление, фамилия — Хайруллин была знакома многим, вот и обсуждали, Гаврилов подошёл ко мне и обнял. А потом отстранил, с интересом осматривая, и спросил:
— Как тут оказался? То, что офицером стал, меня нагнал, слышал, были тут те, кто с тобой воевал.
— А, сбили.
— Идём, подробно расскажешь.
Дальше за нарами столы оказались, меня кстати покормили, хлеб из заначки достали. Так что в окружении пленных командиров и офицеров я и начал рассказ. А так как он подробный и начинался с момента как я конфронтацию с комдивом вошёл и тот меня поваром сделал, то рассказ шёл два дня. С перерывом на ночь. Вот и закончил рассказ:
— … меня раненого в больничку, прооперировали. Я там два месяца провалялся, пока рана не зажила, допросы переживал. Били, и часто, фотографировали для газет, но я на контакт и сотрудничество не шёл. Тот лейтенант немец, что фотогравировал меня, премию получил, миллион, хотя полицаи орали, что это они меня поймали. Три пересыльных лагеря, и вчера, пятого сентября, к вам был доставлен. Вот такие дела.