— А немцы так и не узнали, что ты разжалован, думают, что всё ещё подполковник, и к нам, в лагерь для командиров, — пробормотал Гаврилов. У него кстати в бараке немалый авторитет.
Недобро взглянув на своего бывшего комдива, да полковник Перов тоже тут был, я с ним не общался, и уже дважды откровенно послал, когда тот ко мне обращался, задавая вопросы. Мы тут все равны, и чхать я хотел, что тот полковник. Так и сказал. Однако тот не уходил, слушал всё внимательно.
— Ну да, тут я их провёл.
— Я вот не пойму, — сказал другой полковник. — Ты же освободил из плена сына товарища Сталина, генералов. Я под началом Карбышева служил. С тебя пылинки должны были сдувать. Почему до суда дошло?
— Сам гадаю, но недруг мой сидит высоко, если Сталин под его дудку пляшет. Поэтому я решил в лагере до конца войны пересидеть. Решил так пока в больничке лежал, когда строил планы побега.
— Почему? — прямо спросил Гаврилов.
— Жить не хочется? Ниже меня уже не понизить, а узнавать на личном опыте что меня ждёт, расстрел или штрафные части, я не хочу. Вряд ли переживу их. Тут у немцев до конца войны, безопаснее, как бы странно это не звучало. Дождусь как война закончиться, нас освободят. Надеюсь за такой срок про меня забудут. А дальше на врача учится, как и хотел.
— А в армии остаться не хочешь?
— Да я её ненавижу. Всякий урод над тобой власть имеет, — кивнул я на Перова, от чего тот разозлился, но что удивительно, промолчал.
— А что про наш лагерь скажешь? Ты же захватывал один такой лагерь, где генералов освободил, — спросил другой полковник, я на него с сомнением поглядывал, потому как видел в сорок первом и тот был в генеральской форме, а тут его знали как полковника Петрова.
— Охрана тут серьёзная, но в принципе побег возможен, — пожал я плечами.
Те заинтересовались, со мной только пятеро осталось, включая Гаврилова, но на все попытки узнать, как можно бежать, я их посылал. Даже на слабо пытались взять, что я высмеял. Вот и пояснил. Они-то может и сбегут, а мне это нафиг не надо. А у немцев правило, если побег, каждого пятого в строю расстреливать. Нет уж, пусть тоже до конца войны сидят, живее будут. Уговаривали меня долго, дней пять, поторапливая сделать правильный выбор пока холода не наступили. Осень же. До наших тут ох и далече. Уговорили, мол, если бежать, так всем. А меня пообещали потом отпустить, я подставлюсь под задержание и в другом лагере пережду войну. На этом и ударили по рукам. Гаврилов стал моим куратором, если так можно сказать. На связи с другими был. Понятно, что я с остальными до наших. Одно дело в плен попал, когда сбили, другое когда сам после побега. Да мне лет десять дадут лагерей у так называемых наших. Нет, это я просто показывал, как сильно не хочу возвращаться. Даже позавидовал генералу, что в Швейцарии остался. Может тоже сбежать, прихватив жену и сына? Так она к родным сильно привязана, да и наш побег по ним может ударить. Думаю, пока, как оно всё повернётся. С остальными доберусь до Союза, а там уже видно будет. Из-под расстрела я сбегу, там уже все мосты сожжены будут. А так следующей ночью, как стемнело, я в одиночку уничтожил почти всю охрану лагеря. Семь накопителей к боевому артефакту опустошил. А те ждали, два стукача о массовом побеге сообщили. Я их сканером вычислил и перед побегом обоих удавили. Гаврилову сообщил и с ними решили вопрос. К слову, в нашем лагере ниже майора пленных не было, иностранцев немало.
Вот так вооружились за счёт охраны, многие переоделись в их форму, даже она лучше, чем наши робы, и дальше мы уходили, растекаясь по улочкам Любека. Кто куда. Иностранцы в порт, угнать судно и в Швецию, где вроде как нейтральная страна. А мы строем бежали по дороге прочь от города. Чисто на юг. На отдельные группы разбивались, в нашей почти семьдесят человек. Нам досталось два десятка карабинов и один ПП. Шесть пистолетов ещё, но я их не считаю. Маршрут продумали полковники. Морем и до Ленинграда самый быстрый, но признан неосуществимым. В нейтральные страны никто из нашей группы не хотел, поэтому решили через юг. Круг огромный, но опыт генералов, что я освободил, через Турцию и Иран, показал, что шансы есть. Я с инициативой и идеями особо не лез, по мне так чем дольше мы в пути, тем лучше. Думаю, второй сын уже родиться, в октябре ожидается, когда мы до советских территорий доберёмся. К сожалению, командиры нашей группы, это три полковника, один из которых тайный генерал, оказались креативными. Захватили четыре грузовика со стоянки строительной техники, и изрядно топлива, и укатили за остаток ночи почти на двести километров, а тут хорошие дороги, явно уйдя за зону поисков. А расстроен я был тем, что мы такими темпами доберёмся до Союза раньше, чем я рассчитывал. Нам с Гавриловым формы не досталось, всё также в робах были. За следующие три ночи, а двигались только по ночам, отдыхая в лесных массивах, мы проехали всю Германию и часть Чехословакии. В одном месте пост был, а так как я его взял, самый молодой, то и форму себе подобрал, и Гаврилов переоделся. Теперь у меня «Люгер», а у того карабин. На посту четверо было, форма с других тоже по беглецам разошлась. Робы не выкидывали, это след, сожгли на следующей стоянке.
Так и катили, что меня поражало больше всего. Топлива не хватило, баки опустели, когда мы уже в Румынии были, но добыли на ферме, там техники много стояло, и угадали, бензин был. А план по пути изменили, видя как мы двигаемся, я за рулём передовой машины как тот, что видит в темноте, решили не через Францию, угнав какое судно, а повернуть восточнее, через Румынию, угнав тут судно, в Крым, где сейчас ожесточённые бои шли. Или обойти. И ведь получилось. На тех же четырёх грузовиках что так ни разу и не подвели, добрались до рыбачьей деревушки, угнали три рыбачьих баркаса, один моторный, он остальные на буксир, и так в Союз. В Крым всё же не пошли, до Новороссийска. Да и нас там на подходе, три дня шли, перехватили торпедные катера. Так что всех в лагерь, на проверку. В лагере я получил самые свежие новости, в Крыму действительно бои, котёл с Южным фронтом схлопнулся месяц назад, и моя помощь, одиннадцать дней летал ночами, не пригодилась. Несмотря на плохие вести на юге, на севере наши участвовали в двух крупных сражениях и неимоверными усилиями победили. И сейчас шло общее наступление. Кстати, Рокоссовского перевели на другой фронт. Это произошло ещё до того, как меня вернули, и я эти одиннадцать дней летал. Кстати, там позабыли весь опыт, что ранее получили. Летал я один, капитанов-помощников не было. Привёз в первый вылет карту со множеством отметок, а командир, что принимал её, тупо смотрел на точки и цифровые обозначения. Он не знал, что это. Разорался, чтобы нормальные обозначения наносил. Приказ есть приказ, но самолёт скоростной, я едва треть успевал нанести на карту из того что видел, о чём честно сообщал. Но тем пофиг было, они и этим довольны. Фронт разбит, часть эвакуировали морем, часть прижали к берегу и добили.
Ах да, это слухи, но похоже Яков снова в плену. И Хрущёв работает на немцев. Через громкоговорители уговаривал сдаться на некоторых участках. Как быстро он слился.
Два дня я провёл в лагере. Да нас только проверять начали. До меня вообще очередь только на следующий день дошла. При регистрации данные свои дал и всё. Так что один допрос, что было с момента попадания в плен, и до побега. Видно, что предварительный, позже серьёзнее налягут. Я с настороженностью поглядывал вокруг, ожидая подлянок. Правда я таким один был. Остальные и не скрывали счастливых лиц, спокойно проходили допросы. Была бы возможность, серьёзную поляну накрыли и хорошенько отметили бы удачный побег и возвращение. На третий день меня снова кликнули, я на нарах лежал, так что к конвоиру и к административному зданию. Завели в кабинет, а там хмырь сидел незнакомый, в звании подполковника-армейца, только что-то не вериться, от него за версту несёт спецслужбами.
— Значит, бежать не хотел, — с прищуром спросил тот.
— Жить хочется, — пожал я плечами, садясь на стул без разрешения. — Двумя судами спустили до рядового, ниже некуда. Что дальше от вашего брата-скота ожидать? Или расстрел или штрафные части, где выжить невозможно. Плен безопаснее.
— Ты дурак? — по-простому спросил тот.
— Все действия властей показывают, что ждать мне нужно именно этого.
— Ладно, думай, что хочешь, я тут не поэтому поводу. Яков попал в плен, раненым, но живой, уже выяснили. Меня к тебе отправили сделать предложение. Снова вытащишь его, тебе всё вернут, и чин, и награды.
— Иди в жопу, — просто сказал я.
— Что⁈ Да как ты смеешь, щенок⁈
— Хочешь по длинному варианту? Хорошо, объясню. Вы за просто так, по велению левой пятки, сняли и звания, и награды. А сейчас такие с наглыми рожами говорите, сделай что мы хотим, а мы вернём всё, что незаконно отобрали. Мой ответ ты слышал. Иди в жопу.
— Значит так, да?
— Другого ответа не будет.
— А если САМ попросит?
— Этот САМ позвонил командующему ВВС и приказал прекратить расследование, мол, суд был законен, что в действительности не было. Да, я в курсе об этом. Поэтому тот человек, на которого вы так мифически ссылаетесь, мне совсем не авторитет. Также пошлю. Надеюсь мы всё обсудили? У нас там сейчас завтрак, я бы не хотел пропустить. В лагере на удивление прилично кормят. И рыбы много.
— Значит на контакт идти не хотим? Что ж, перейдём к другим методам. Десять лет лагерей получишь.
— Да пофиг. Сбегу и за границу. С такими властями мне точно не по пути.
— Семья? Я могу сделать так, что твоя супруга сильно пострадает.
Этим тот подписал себе смертный приговор, уже без вариантов. Черту тот перешёл. Только убивать буду не сейчас, я держу себя в руках, а позже, когда тот совсем уже не ждёт. Хотя и его стоит попугать ответно.
— А ответных действий не боишься? Я ведь найду и приду к твоей семье. Моё лицо будет последним, что они увидят в своей жизни.
— Угрожаешь?
— Здравствуйте, приехали. А вы что сейчас делали? Просто помните, ваши действия всегда выз