овут у меня зеркальный ответ. А я узнаю уже вскоре что там с женой и сыном, вот тогда, лучше сам вешайтесь, когда я выйду на тропу войны. Это не угроза, это констатация факта.
Этот офицер уже по сути труп, просто пока не понимает этого. Вот когда мы на моих условиях встретимся, и тот меня увидит, то сразу поймёт почему я к нему пришёл. А я всё ждал угроз, мол судья пропал что меня судил, другие люди, доказать не можем, но на тебя повесим. Или исполняй что хотим. Хотя пропажу тех, кого я убил, там пятьдесят на пятьдесят что на меня повесили. Если вообще связали со мной. Там по сути одного судью и можно привязать, остальные на первый взгляд все случайные люди. Однако этого так и не коснулись. Про того полковника что оплеуху дал, или Хрущёва, тем более. Тот решил давить именно через семью, на что я с ленцой, показывая, что мне на его потуги пофиг, отбивал. Мы так ни к чему и не пришли, оба устали, так что сделали перерыв, меня на обед, уже наступил, ну и хмыря позвали, ему отдельный стол в соседнем кабинете накрыли. А обед был неплох, и сытно. Говорю же, что повар тут неплох. После обеда, меня под конвоем в машину, и на аэродром. Хмырь в кабине полуторки' сидел. Дальше перелёт ближе к фронту. Там заперли в землянке, к слову, офицерская гауптвахта местной лётной части. А ночью, на тот же борту, на котором от Новороссийска прилетели, к немцам в тыл. Хмырь тут же был. Меня уже в парашютную систему обрядили. И прежде чем вытолкнуть, хмырь на ухо сказал ожидаемые слова:
— Не сделаешь что надо, твоей семье конец.
Дальше пинок и вот я лечу. Не затяжной, парашют сработал. Я терпеливо ждал, когда опущусь на поле, быстро прибрал парашют, достал «мессер», поле подходило для взлета, и взлетев, стал нагонять транспортник, что сделав полукруг, возвращался. Я у земли стелился, отслеживая его, надеюсь тот возвращается на тот же аэродром, откуда мы взлетели. Так и оказалось, мы пересекли передовую, сканер показал, без сомнения она, а через десять минут, транспортник пошел на посадку. Я в стороне сел, рёв моторов «Ли» скрыл мой прилёт. Причём, транспортник не убирали с полосы. А вскоре тот пошёл на взлёт. Причём самолёт покинул только знакомый хмырь. Я как раз подбежал и дальше полз по-пластунски. Забавно, но из лагеря меня забрали во всё той же форме чехословацкого полицейского, только нашивки спороты. Уже начали выдавать потрёпанную красноармейскую форму, явно не первой носки, но я получить не успел. А когда убирал «мессер», быстро скинул это тряпьё, и накинул камуфляжный костюм, но немецкий, ещё в сорок втором добыл. Капюшон на голову, увязав шнурок, что только глаза видно, ботинки тоже егерские, мой размер. А дальше полз, но главное добрался. Сканер показывал, кто не смотрел в эту сторону, ночь светлой была, и я делал рывок. А хмырь вышел из-за радиоузла, тут к слову истребительный полк стоял, вот так и перехватил. Причём, хмырь был не один, а с помощником, а уже тот в звании лейтенанта ГБ. Этот хоть не маскировался. С нами он не летал, тут ждал.
Те и сделать ничего не успели, как я рядом возник, те к землянкам шли. Лейтенанта отправил в хранилище, а вот хмырю, резко развернув его, воткнул в живот тяжёлый кинжал СС, остро заточенный. Тот как-то всхлипнул, а я резким движением вспорол ему живот, выпуская кишки, и придержал, укладывая на траву.
— Зачем… — прохрипел тот.
— Ты подписал себе смертный приговор сразу, как стал угрожать моей семье.
Вот так я и сидел рядом на корточках, пока тот хрипел, умирая. Заорать я не давал, закрывая тому рот. Пара попыток было. На тропинке люди появились, два техника, так что перерезав тому шею, вскрыв артерию, бросил рядом кинжал, и побежал прочь. Тревога поднялась, но я ушёл на мотоцикле. Когда организовали преследование, я уже скрылся. Причём гнал с включенной фарой. А это след, только я без фар ночами езжу. Они мне просто не нужны. Так зачем следователям давать такую улику на руки? Это ещё хорошо, что у меня алиби. Тут я замер, как раз на дороге проводил обслуживание самолёта, заправляя самотёком. А известно ли что я во вражеском тылу? Сбрасывали бойцы с аэродрома в Новороссийске, но не так, чтобы те меня опознали, хмырь следил, чтобы мы не общались. Тут на аэродроме тоже не давали общаться и увидеть моё лицо. Лейтенант ужин приносил сам. И из лагеря меня как-то легко забрали, я даже проверок всех не прошёл. Да, это всё дурно пахнет. Так что слегка изменил планы. Я сейчас к Сочи хотел рвануть, проверить как жена и сын, а тут чую нужно лейтенанта допрашивать. Хмырь конечно знает больше, но тут я всё правильно сделал. И посыл наверх, что все они смертны и продолжат играть чужими судьбами и до них дойдёт очередь. Однако и помощник наверняка знает не мало. Хотя бы узнаю кто против меня идёт. Да, Хрущёв был, но его влияние только со вторым судом, и то там подчинённые перестарались, разозлились что долго искать меня пришлось. К первому суду тот отношения не имел. И подозреваю что хмырь с помощником как раз от тех, кто с первым судом подсуетился.
Отбежал я в поле, там дальше в овраг, развёл костёр, достал лейтенанта, вырубив, раздел, связав, и приведя в сознание, пальцы ломал, прежде чем задать первый вопрос, сунул ноги в костер. Нужно показать, что я тут не шутки шучу. За полчаса я выяснил всё что тот знал. Легко ушёл, как и обещал тому за правдивый рассказ. Пулю в лоб. Эти двое ко мне вообще отношения не имели. Просто, некий тип решил повторить идею Хрулёва. Вернуть Якова, и войти в группу фаворитов у Сталина. Он недавно серьёзно накосячил, подмазаться хотел. Его человек служит в том лагере, где нас проверяли, слил информацию хозяину, а тот подсуетился, прислав своего человека для особых дел. Кстати, Хрулёва расстреляли. В июне ещё. Информации об этом не было, но тот в курсе, знакомый служил в том отделе. А хмырь майор ГБ, тут инкогнито, потому и в чужой форме. Вот так оставив тело, вещи рядом бросил, мне они не нужны, и взлетел с дороги, там уже несколько машин пронеслось. Думаю, уже всю охрану тыла подняли. А летел я в Москву, облетая населённые пункты, чтобы не отследили по шуму мотора пролёт неизвестного самолёта. Абакумов, вот кто моя цель. Его точно стоит убрать, эта мстительная сволочь за своих людей наверняка отомстит. А кто, и искать не надо. Везде я маячу.
— В чём дело? — выходя на крыльцо сторожки у ворот на территорию лагеря, спросил лейтенант из охраны, готовя папиросу.
Наша свара с часовым видимо привлекла внимание того, вот и вышел.
— Я с территории лагеря, — сообщил ему. — Мою проверку не закончили. Я участник побега из лагеря в Любек.
— А, помню. Там тебя подполковник тот, по которому из Москвы звонили, забирал.
— Так и есть. Два дня в камере, оказалось не меня искали. Велели самому возвращаться, мол, им некогда.
— Документы есть?
— Ничего не дали.
— Идем за мной.
Тот так и не закурил, вернул папиросу в пачку, и сопроводил меня в секретариат, проверили, а по документам я временно откомандирован. Ругаясь, меня оформили и в барак, как раз на ужин успел. Вот так сидя за длинным столом, кивнув знакомым, а тут все, с кем я бежал, никто ещё проверки не прошёл, наяривал каши с куском рыбы, и размышлял. А так я за ночь добрался до Москвы, ещё темно было, когда на «эмке» в город, и по адресу Абакумова, лейтенант слил его. Проник внутрь квартиры, шесть замков по пути открыл, и два выстрела, в голову и сердце. Также тихо и ушёл. Оружие с глушителем было. Трофей с егерей. Добыл, когда был сбит в сорок втором. Оттуда же и камуфлированный комбез. И сразу обратно, уже рассвело, когда город покинул, там на пустой полевой дороге взлетел и сюда в Новороссийск. Да, днём, но линия фронта далеко, вот и рискнул. Загодя сел, машину обслужил, долил моторного масла и заправил. А там на попутке до города. Часа два ехали. Уже в Новороссийске снова натянул форму чехословацкого полицейского, а дальше вы знаете. Часовой без бумаг категорически не пускал на территорию. Жену потом проверю, тут главное, чтобы сам её прошёл. А человек Абакумова у меня в хранилище, это следак местный, в городе сканером выследил и прибрал. Свидетель. Как раз налёт, бомбардировщики с территории Крыма налетели. Под тревогу и работу зениток и прибрал того. Вот так поев, описал знакомцам что меня за другого приняли, и вернули обратно. А там уже отдыхать. Разве что к кладовщику дёрнули. Меня одного не переодели. А теперь сделали. Вырубило на нарах сразу, я очень устал.
Думаете мне дали вот так свободно как остальные пройти проверку? Как же. Уже бесить начал такой интерес ко мне. Нет, неделю переживал допросы, по побегу всё складно, больше интересовались как попал в плен. Говорил, что на второй день выследили при прочёсывании, так и рассказывал. Следака того искали, не без этого, но нас не дёргали, пропал-то в городе. Так что мы терпеливо ожидали пока с нами не закончат. За эту неделю уже девять из беглецов прошли проверку, это видимо самые лёгкие, претензий к которым у них не было. Среди них был и Гаврилов, его полностью восстановили. В плен-то раненым попал. А тут меня вызвали, было уже двадцать седьмое сентября. Конвоир завёл в кабинет, где сидел знакомый офицер.
— Привет, Рамис, — кивнул тот, и вставая подошёл и обнял меня.
Я позволил себя обнять, но сам никаких движений чтобы ответить не делал. Этот деятель, когда меня опускали на дно, делал вид что мы не знакомы, а тут с объятиями лезет. Друзья познаются в беде, вот тот проверки и не прошёл, так что нечего ко мне лезть. Тот это понял, да и не ответил я на его приветствие, сделал шаг назад, внимательно меня изучая. Это был капитан, а теперь майор, судя по новым погонам, по фамилии Карпов. Личный порученец Рокоссовского. У того ещё три адъютанта есть, и все в работе. Тот довольно деятельный генерал. Хотя в газетах писали, за удачную оборонительную операцию и наступление, маршала получил. На Минск наступает его фронт. А Карпова я в Москве видел, когда первый суд был. После суда отвернулся, как будто незнакомы, и мимо прошёл. А тут с улыбками и объятиями лезет, тварь двуличная. Ранее мы приятельствовали, но это давно в прошлом, так что я хмуро на того смотрел. Мне наша встреча не нравиться, и я это демонстрировал.