ь людям. Прятались тут, боялись идти прочь. Действительно на подножном корму питались. Вот так двоих я взял на руки, а старшая девочка, она Соня, из Минска они, шла следом, держась за мою куртку. Так и вернулись. Я шёл, светя фонариком, поэтому Яков нас издали увидел.
— Рамис, кто это?
— Дети, еврейские семьи везли на ликвидацию. Малышам повезло сбежать.
— С собой возьмём, — скорее уверенно сказал тот, чем вопросительно.
— Да, себе заберу, мы с женой вырастим, если я их родителей после войны не найду. Чужих детей не бывает.
Тот только вздохнул, я выдал ему термос с какао, это ещё один напиток что я пью, кроме кофе, правильно сделанный, с молоком и слегка послащенный. Свежий, хотя отварил я его месяца два назад на примусе. Ещё в немецкой больничке. У меня таких двухлитровых шесть штук, четыре пусты на данный момент. Да, мне термосы не нужны, в хранилище даже самосливом можно всё держать, от напитков и до топлива, не перемешается, но у термосов своё отдельное предназначение. Да, угощать. Я ими поил знакомых, Якова в том числе. Вот и выдал пятый, да бутербродов, простейших, кусочки хлеба с маслом. После такого голодания есть что-то более серьёзное, нельзя. У меня есть каша, пара котелков осталось, на молоке, но как я объясню их появление? Вот так сообщив Якову сколько и кому можно, оставил и побежал к схрону, тот проследит. Сам сливал в канистры бензин и обратно к самолёту, прихватив воронку. Я схитрил, канистры почти пустые, по пять литров, остальное из бочки в хранилище. Так что делал вид что сливаю, а сам прижал ладонь к горловине и заправлял бак. Для виду раз пять сбегал к схрону. Дети уже поели, осоловели, Яков их в тёплое одеяло завернул, а то те продрогли. Вот так и заправил, я торопился. Ночь не резиновая, а мы тут почти на час задержались. И да, у самолёта осматривался, чтобы нас врасплох не застали, увидев отсветы фонарика, что я Якову отдал. Ну всё, баки полные, я ещё и баки американца заправил, то что потратил пока до Берлина летел, вернул земляную «пробку» как было, прибрал «эмку», и обратно. Хранилище полное.
Дальше я малых детей аккуратно убрал на заднее сиденье, Соня сама забралась. Пристегнул их, утеплив одеялом, Яков тоже устраивался, взлёт, дети малые перепугались, но Соня их успокоить смогла, пусть и не сразу. Ну а там сам полёт. Дети попахивали, это заметно, и не удивляло, если вспомнить как те выживали. Прилетим, первым делом мыть и одежду стирать. А лучше выкинуть эти тряпки и новые купить. И хорошо детский горшок у меня был, в полёте не раз пригодился. Пока летели, я размышлял. Решение я принял, сам их воспитывать буду. После войны, а сейчас вся тяжесть упадёт на Дину. Данные родителей Соня мне дала, будем искать. Причём, только малая Тамара ей родная сестра. Парнишка, его Лазарь звали, вообще из другой семьи и до вагона те даже знакомы не были, но данные его матери Соня дала. Про отца та ничего не знала. Я записал в блокнот, пока детская память не подвела. Так и длился полёт. Сообщать по рации о нас я не стал, немцы могут прослушать и перехватить. При перелёте через передовую, снизился и летел дальше на бреющем. Дети спали, утомились, Яков активно отслеживал всё вокруг, чтобы не сбили, теперь уже наши, на немецкой же машине летели. Эти места я знаю, скорректировал полёт, и выпустив шасси, явно внезапно появившись, с ходу пошёл на посадку. Та и пробудила детишек, хотя сел мягко. Просто мотор сменил тональность. Плюс ещё и выключил его, катился по инерции. К нам бежали, кто бодрствовал в такую рань, надо сказать не так и много было. Но главное мы прибыли.
Я открыл колпак, и встал, помахав рукой. Меня сразу узнали, так что приветствовали криками, пока три бойца доставали из самолёта Якова, а двое детей, их сразу в баню, да тут была такая, две женщины из обслуги ими займутся, доктор осмотрит. А я на ухо капитану, он дежурный по аэродрому, отписал кто это такой с гипсом на ноге, мало кто знал в лицо сыновей Сталина, и что за детишки. На того произвело впечатление, как и то что я решил взять их на воспитание, обещал позаботиться, пока я отсутствую, потом мне их передадут на руки. Дальше в штаб, самолёт в капонир. Я его дарил местным, а Якова в медсанчасть, поднятый врач его осматривал. Так что позвонил по телефону, что мне дали, с тряпицей-меткой, её особисту, что примчался, к слову предъявил. На телефоне дежурный был, сразу ответил. Так что сообщил что задание выполнено и где нахожусь. Тот подтвердил приём, велел ждать на месте. А так нас покормили, чуть позже в столовую принесли детей, именно так, каждого боец нёс, завёрнутых в тёплые одеяла, распаренных после бани, и сердобольные работницы столовой начали их кормить. С ложечки. Уже все знали кто это и куда их везли с родителями, и как они спаслись и выживали. Кстати, политработникам, что также занимались детьми, посоветовал вызвать корреспондентов, чтобы написали статью, такое замалчивать нельзя. И я дам интервью, всё описав что видел.
Впрочем, старший уже и сам думал об этом, так что займутся, пока дети на аэродроме, тут уже командование части обещало за ними присмотреть. А за нами пришли машины. Куда Якова увезли, не знаю. И да, автомат с подсумками я у него забрал. Так отберут же, а это подарок. Обещал позже вернуть. Так вот, куда Якова повезли не знаю, там отдельная машина, а меня на Лубянку. Там шли опросы что и как было, так что описывал. Девятнадцать страниц вышло, основное водичка, но как в Берлине действовал, описал подробно. Особенно впечатлило как взял Гиммлера и взорвал его в той машине, что Якова перевозили. Посетовали что живым не привёз. Впрочем, мы не обольщались, скорее всего в то, что Яков погиб во взрыве, немцы не поверили, потому такие широкомасштабные поиски и проводили. Про детей и где они, тоже описал. Ближе к обеду пришёл Берия, свежий и выспавшийся. Прочитал при нас листы опроса, и довольно кивнул, всё того устроило. Я же сказал, обращаясь к наркому, хотя он уже не нарком, подняли выше, но руку на пульсе держит.
— Я выполнил обещание. Жду отпуска. Есть только одна просьба.
— Да, говори, — кивнул Берия.
То, что в кабинете два следователя, явно люди наркома, нам не мешало.
— Я в курсе как меня топили недруги, кем бы они не были. Под вышку подводили, и только неимоверными усилиями сотрудников наркомата я отделался легко. А потом совсем разобрались, реабилитировали. И я запомнил, и чувство благодарности тоже имею. Я не люблю долги, а тут как не крути, должок у меня имеется. Хочу закрыть. Например, Хрущёв. Могу доставить его в целостности, причём согласен, даже желаю этого, чтобы меня в рапортах не указывали. Пусть его добыча будет чисто заслуга работников госбезопасности. Я считаю, что так закрою долг. Как вы на это смотрите? Кстати вон на столе пачка берлинских газет, от двухмесячной давности до сегодняшних дней. Там Хрущ в форме генерала Вермахта, обливает товарища Сталина такими помоями, не передать, называя его и время его правления, культом личности, тираном и диктатором, власть которого этот хряк с трудом выдержал. Так и плакался какой он бедный, страдал при товарище Сталине. Много что рассказывал, не скрывая и не стесняясь.
— Изучим, — пообещал Берия, мельком глянув на стопку. — Там решим.
Сомневаюсь, что агенты не доставляли подобные газеты, но тут полная подборка по Хрущу, все статьи с ним. И это не я собирал, у Гиммлера на столе увидел, тот зачем-то их копил, вот и прихватил. Также тот согласился поспособствовать решению с детьми, документы оформить. Соне учиться нужно, а то десять лет, а она по слогам читает, мать научила. Война началась, когда та в первый класс должна была пойти, но не получилось, Минск взяли через неделю после начала войны. В принципе, на этом всё, мне вернули документы, дальше оформляли отпускное удостоверение, ровно тридцать суток, как я и просил. Переоделся в свою форму, помылся под душем, посетив квартиру. Машину из гаража Генштаба выдали. И да, оформили детей на меня быстро, уже в квартире их заселил, домработница присматривала, когда вызвали к Берии. А всего третьи сутки пошли как прилетели, я тут в запарке ношусь с детьми. Их ещё в поликлинике обследовали. А так в газете первая статья вышла о тех бедах, что с детьми приключились. Фото было то, где бойцы заносят детей в столовую в одеялах. Один политрук сделал. Фотоаппарат имел. Личный или служебный, не знаю. Да и зря политруком называю. Таких званий больше нет, по привычке скорее, замполиты они теперь. А статья мощная, профи работали, меня тоже опросили. По сути взрыв народного гнева вызвали. В основном же такая информация не подавалась, больше фоном. Мол, зверства есть, но без подробностей. А тут страшные и немного наивные ответы Сони на вопросы, пробирали до костей своей жутью. И её фото, со взглядом взрослого человека.
Также дана информация, что я взял детей себе на воспитание, если родителей не найду после войны, то и дальше. И ведь выпустила цензура. Видимо сверху дали добро. А я уже готовился отбыть, всё, сегодня получил отпускное удостоверение, отсчёт пошёл, как стемнеет, вылетаю с детьми в Алексеевск. На американце. А тут к Берии. Повезли не на Лубянку, где тот уже не работал, но свой кабинет всё ещё имел, в другое место. Сначала пообщались, узнал, что у меня и как, потом тот и сообщил, САМ дал добро. Хрущ должен быть живым и здоровым доставлен сюда.
— У меня отпуск, сегодня отсчёт пошёл, — напомнил я.
— Заморозим. Заброс сегодня. Сейчас тот в Минске, по последней информации. Как политическая фигура активно формирует армию из предателей, объезжая лагеря военнопленных. Начали формировать шесть полков и несколько батальонов. В них и карательные части включают. Про литовцев точно известно. Это последние сведенья о нём от подпольщиков.
— Хорошо. Разрешите пока день, отвезти детей к жене, как раз вернусь к вылету. По времени успеваю.
— Добро.
Тот решил всё быстро, пойдя на встречу моей просьбе. Прямо от него на аэродром, там «мессер» готовили, тот самый, перекрасив в наши цвета, пилот был, что уже к этой машине приписали, к связной эскадрильи. Сюда же детей привезли. Я не успел им одежду купить, служащие аэродрома наносили ворох, бойцы что их привезли, часть взяли, в багажный отсек убрали, и вот так вылетели. Я с малыми на заднем сиденье, Соня рядом с пилотом, гордая, с наушниками на голове. Полёт особо не запоминался, я вздремнуть смог. Посадка в Казани, на дозаправку, у лётчика талоны были. Нас ждали, заправили. Дальше я уже спереди сидел, за штурмана. Подмораживало уже, не развезло, сели на дорогу, где я это обычно делаю. Нас встречали. Я ещё вчера телеграмму дал, чтобы вскоре ждали. Так что лётчик у машины курил, через час обратно, прямой рейс, как раз топлива хватит, тот в курсе, а я с набежавшим народом, что часть вещей несли, к дому тёщи. В форме, шинель комсостава, фуражка. Так что встречали. Оказалось, Дина в курсе, газеты ещё не дошли, но историю эту по радио сообщили. Так что принимали детей. Те всё ко мне жались, но тёща с женой старались растопить этот ледок недоверия. Даже её двоюродные братья прибежали, это им я удочки дарил. Матушку посетил, обнимались, как и с сёстрами. С главой поговорил, описав что и как по детям. Кстати, документы по опекунству пока Дине отдал, и денег наличными. Три голодных рта появилось. Тем более у них особая диета. Врачи расписали.