– И вы на многих курортах катались на великах?
– Ну да, то есть нет… Все больше на выходных, как теперь вспомню. Но больше всего мне понравилось, думаю, в Канаде.
– Ты была в Канаде? Вот повезло! Я смотрела передачу про Канаду по телику. Похоже, там невероятно красиво?
– Да я только Ванкувер и видела. Мой любовник поехал туда в командировку и пригласил меня его навестить, как бы такой тайный визит, но всего на три дня. Конечно, там круто, пейзажи и все такое, но заняться абсолютно нечем. Только и оставалось, что кататься на великах.
– Хенми, а ведь раньше ты об это не рассказывала! А ты же уже была тогда замужем? Значит, завела интрижку?
– К тому времени мы с мужем жили раздельно… впрочем, и у велолюбителя была та же ситуация. Короче, колесили мы с ним по Ванкуверу, а вечером приезжали в местный зоопарк. Маленький такой, но все же зоопарк. Конечно, не ровня нашим зоопаркам в Уэно или Тама, но у входа, где продают билеты, стояли просто волшебные ворота, как сказочный домик, а сбоку нарисован один из тамошних зверей, но без всякой пошлости, понимаете. Я до сих пор помню то место. Или лучше сказать, только его я и помню.
– А что за зверь? Гризли? Или лось какой?
– Белый волк. Он считался там гвоздем программы, как у нас в Уэно большая панда, и возле его клетки вечно толпился народ, но мы приезжали уже на закате, когда большинство посетителей уже уходили. Помню, как мы покупали билеты и шли смотреть на волка, а сердце у меня билось, словно у школьницы, хотя мне было уже за тридцать.
– Что, из-за белого волка?
– В основном из-за него, хотя и мой велосипедист тоже имел значение. А самое смешное, что сейчас я почти ничего о нем не помню. Да, конечно, мы встречались совсем недолго, но все же странно, что, с одной стороны, я едва могу вызвать в памяти образ мужчины, с которым у нас были серьезные отношения, а с другой – стоит закрыть глаза, в малейших подробностях вижу того белого волка. Он был совсем один, другие волки сидели в отдельной клетке. Или даже там не было клеток как таковых: скорее, огороженные участки в виде горной местности с большими валунами и все такое. И каждый раз – мы ходили туда трижды – этот белый волк возлежал в благородной позе на самом большом камне, смотрел вдаль и совсем-совсем не шевелился. А я все спрашивала своего друга: «Он живой?» И до сих пор, когда я катаюсь на велосипеде, а это, как вы понимаете, бывает нечасто, откуда же время взять, – так вот, когда я все-таки катаюсь, то сразу вспоминаю белого волка, как он сидит, словно статуя, на своем сером камне, а я без конца спрашиваю: «Он живой? Живой? Живой?»
Итальянский ресторан приютился в лесистой местности среди летних дач и небольших частных вилл. Само здание выглядело довольно необычно: наружные стены состояли из цементных блоков круглой, треугольной и квадратной формы. Длинное название заведения вряд ли удалось бы произнести на одном дыхании: «Монте Варварини ди Новента». Когда Мидори, громыхая велосипедами, подъехали ко входу, их приветствовал иностранец в поношенном смокинге, который проблеял: «Ирассэймасэ!»[26] Внешностью он напоминал южанина, но, скорее всего, был не итальянцем, а выходцем со Среднего Востока или из Южной Америки. Подруги заказали спагетти, карпаччо, суп с овощами и пасту лингвини. Кроме самих Мидори, в зале не было других посетителей, что превращало ресторан в отличную иллюстрацию краха политики экономического пузыря. Ко всеобщему удивлению спагетти карбонара были украшены мелко накрошенным яйцом вкрутую.
– У меня на работе была одна сотрудница, ну чуть старше двадцати, которая вышла замуж. И она пригласила меня на свадьбу, поскольку мы с ней иногда вместе пили чай. Обычно она подкалывала меня, называя старой девой, но однажды отозвала меня в сторонку и говорит: «Такеучи-сан, я завела интрижку!»
– Ох ты ж! И ведь только что вышла замуж?
– Да, буквально пару месяцев назад! Но дело-то в том, что с этим парнем, своим любовником, она встречалась и до свадьбы. И уверяла меня, что он идеально ей подходил, но замуж не звал, поэтому она и решила: «Ну ладно, на тебе свет клином не сошелся!» – и выскочила замуж за другого мужчину, с которым встречалась параллельно. А вот тот-то, за которого она вышла, был типа чиновник, госслужащий, что ли, очень серьезный и консервативный, да и секс с ним был так себе: не успеешь оглянуться, как делу конец, а уж его болтовня утомляла ее чуть не до смерти. А тот, другой, работал в каком-то бутике в Аояме, играл в группе, мог достать наркотики на любой вкус, хотя у него, похоже, водились и другие подружки, кроме нее. Она встречалась с ним два-три раза в неделю; а несколько дней назад ее чинуша обо всем узнал, и вот как: после очередной встречи с любовником она не заметила, что презерватив соскользнул и остался у нее внутри, а муж его обнаружил во время исполнения супружеского долга. Она тогда подумала: «Да и ладно, наплевать», – и выложила благоверному все как на духу. И представляете? Он расплакался, как маленький, и стал умолять ее: «Заводи сколько угодно любовников, только не бросай меня!»
И все четверо Мидори согласились: такому мужику и жить-то незачем.
После обеда подруг ждал теннисный корт.
II
Они вдосталь помесили колесами тандемов дорожную грязь, пока добирались до корта, а затем в стилизованном под бревенчатую хижину домике взяли напрокат мячики и ракетки у чрезвычайно прыщавого юноши. Он отправил их на корт «Б», где Мидори разбились по двое, чтобы сыграть пара на пару. Поскольку раньше они теннисом не занимались, мячик постоянно улетал в аут, да и длинные розыгрыши тоже не получались, но четыре подруги все равно веселились и верещали от восторга, словно школьницы на соседних площадках по обе стороны от них. Корт был арендован на два часа, однако уже через час бесконечных прыжков и воплей радости, когда хоть кому-то из них удавалось попасть по мячу, Мидори утомились и расселись по скамейкам, где принялись поглощать энергетические напитки и болтать. Кумушки даже не успели вспотеть, но зато осуществили свою мечту поиграть в теннис на берегу озера и были крайне довольны собой. Томияма Мидори вперилась взглядом в смутные очертания горы Фудзи и произнесла:
– Нет, вы только подумайте… Когда я была маленькой, я приезжала сюда. Не ради тенниса, конечно. Мне очень нравилось озеро Яманака. Странно, почему я потом совсем забыла об этом… Мой отец работал в банке, который на время отпусков бронировал места для своих служащих в одном из местных отелей. Судя по расположению Фудзи, отель, похоже, находился вон в той стороне, у дальнего берега Яманаки. Если идти пешком отсюда, то надо обойти вокруг половины озера. Кажется, мы сюда приезжали каждое лето, но мой папа был всего-навсего простым клерком, так что оставался только на три дня, а то, помнится, и всего на сутки. Так или иначе, мы часто здесь бывали. Интересно, сколько же мне было лет, – папа тогда носил меня на плечах, значит, я была совсем малышка, в первом или втором классе, не старше. Помню наш номер, не роскошные апартаменты, а довольно скромный домик, гостиная и три-четыре спаленки наверху с двухъярусными кроватями, зато он стоял на склоне холма, а в саду был мангал для барбекю, самый простенький, кирпичный, с тяжелой железной решеткой сверху, и я помню, что перед отъездом мы обязательно готовили лапшу якисоба, хотя вообще-то мы много чего там жарили – всевозможные овощи, стейки, картошку, гамбургеры, креветок, и взрослые пили пиво, а нам, детям, наливали апельсиновую шипучку, а вечером перед сном всегда запускали фейерверки. Папа обычно брал отпуск сразу после праздника Бон[27] то есть примерно в то же время, как сейчас, и разве не забавно, что я вдруг вспомнила об этом? Как-то раз мы купили фейерверк под названием «Фонтан радуги», который выпускает огромный сноп разноцветных огней, но запал отсырел и не загорелся. Обычно мы начинали с небольших петард и бенгальских огней, а дальше по нарастающей, и тот «Фонтан» я припасла на самый конец, и когда он не загорелся, я очень огорчилась и заплакала, а папа подбежал ко мне и спросил: «Что такое?» – и я указала ему на дымящийся фейерверк, и отец присел на корточки и потянулся к нему – и представляете, чертова штука сработала! Отцу удалось спасти левую руку и лицо, но правую он не успел отдернуть и получил очень серьезный ожог. Знаете, эти фейерверки при горении имеют очень высокую температуру, выше, чем обычный огонь, и рука у папы совсем побелела, но он не хотел меня пугать, поэтому пытался улыбнуться, хотя от боли прикусил губу, чтобы не закричать. Он подержал руку под струей холодной воды, а после наложил мазь от ожогов, но вскоре рука все равно раздулась вдвое против прежнего размера. А он продолжал уверять меня, что ему совсем не больно, и все это ерунда. В последний раз я вспоминала об этом случае много лет спустя, когда пыталась сварить похлебку с черепаховым мясом, которое мне принесла сотрудница. Нагревая воду, я случайно дотронулась до кастрюли и обожгла палец. Совсем чуть-чуть, но боль была адская, и я сразу вспомнила об отце: он сжег всю ладонь, и я даже представить не могла, как он мучился, и все-таки пытался сделать вид, что ничего особенного не случилось, лишь бы не расстраивать меня! И тогда я подумала: а ведь он действительно заботился обо мне. И все-таки забавно, не правда ли? Я и правда об этом совсем позабыла и только теперь почему-то вспомнила…
– Да потому что твое сердце только теперь открылось, – промолвила Сузуки Мидори.
Томияма Мидори согласно кивнула. И то же сделали остальные две Мидори. Но почему же их сердца открылись именно сейчас? Только потому, что они следовали своим истинным желаниям. Раньше они не понимали, чего хотят. Раньше они вообще ничего не хотели.
– Когда я была замужем, то все время витала в облаках, думала о всяких разных вещах, и сейчас я начинаю понимать, почему так было.
Подруги крутили педали катамарана, медленно пересекая мерцающую дорожку от заходящего солнца, а их волосы подхватывал и развевал вечерний бриз.