ать зрительного контакта.
– Хватит плясать вокруг меня, как спятивший индеец, – повторял Нобуэ, хотя по всему было видно, что ему по душе шалости приятеля.
Внезапно Исихара остановился, повалился на тротуар и стал жаловаться, что у него кружится голова. Затем он снова вскочил:
– «Гаригари-кун» номер один, – обратился он к голой палочке от мороженого в правой руке, – ты можешь упокоиться с миром! «Гаригари-кун» номер два – теперь настала твоя очередь умереть! – Слизав остатки второго мороженого, он снова повернулся к Нобуэ: – Серьезно, я никак не могу вспомнить, как выглядел Сугиока? По-моему, он был худой, с узким лицом, любил ножички и постоянно что-то бубнил… Не помню, мрачный он был или веселый, хотя вокруг полно всяких парней. Вот бы представить его поотчетливее, как во флешбэках в кино, но у меня не получается.
– А давай сходим туда, где его убили, – предложил Нобуэ. – Вроде тут недалеко.
В конце ноября, когда погода тиха и нежна и солнце ласково согревает плечи, всякий нормальный человек стремится подольше побыть на воздухе. Однако юная студентка с ассиметричным лицом, разумеется, сидела у себя в комнате. Увидев, что к общежитию приближаются Нобуэ и Исихара, она распахнула окно и закричала им:
– Эй! Вот так сюрприз!
Нобуэ, услышав ее голос и увидев его обладательницу, испытал ощущение, будто его рана открылась, а язык снова рассечен на части. Исихара рванулся в сторону, вопя от ужаса, и упал на колени.
– Бежим! – в один голос завопили оба, но школьница крикнула:
– Подождите меня! У меня сегодня нет занятий, я спущусь к вам через секунду!
Спустя мгновение друзья услышали ритмичное «цок-цок-цок» по деревянной лестнице. Оба были на грани обморока, а в памяти у них постепенно восстанавливался ее портрет. Когда же студентка оказалась рядом, Нобуэ и Исихара уже не могли двигаться и лишь покачивались. Им казалось, что небеса раскололись надвое, а опадающие листья гинкго превратились в куски гниющей плоти. У обоих возникло стойкое ощущение, будто они глотают собственную блевотину.
– Сколько лет, сколько зим! Вы пришли повидать своего друга? – спросила школьница, растягивая лицо в безобразной гримасе, которая должна была обозначать улыбку.
«Уж лучше под этой кожей оказался бы рептилоид или хоть сам черт!» – подумали друзья, чувствуя, как ноги прирастают к земле.
– Для ребят с такими смешными физиономиями вы действительно верны дружбе!
«Интересно, – подумал Нобуэ, – что же у меня за рожа, если этакая образина находит ее смешной?» Ему вспомнился Стоглазый, гоблин-призрак из манги «Китаро с кладбища», и сразу же возникло неприятное ощущение, будто он превращается в нечто подобное. Он протянул вперед руки с поникшими кистями и прохрипел, подражая привидению:
– Отметь меня…
В принципе, тут не было ничего смешного, но юная студентка закричала:
– Прекрати! – и прижала руки ко рту, засмеявшись точь-в-точь как героини девчачьей манги: «Ку-ку-ку-ку-ку!»
Исихаре показалось, что мозги покрылись волдырями, и он, инстинктивно понимая, что нужно немедленно действовать, чтобы не сойти с ума, завопил во всю глотку: «Йоу-да-леди-ху-у-у-у!»
– Какие же вы смешные! – воскликнула юная студентка и снова засмеялась. Казалось, этот кошмар будет продолжаться вечно. – А этот ваш друг… Как, еще раз, его звали?
Нобуэ держался из последних сил, чтобы не напрудить в штаны.
– Су… Сугиока, – пролепетал он, неосторожно подняв взор. Увидев жуткое лицо прямо перед собой, он не удержался и все-таки пустил несколько капелек.
– О да, Сугиока-кун! Он часто здесь появляется. Стоит и все время плачет.
Исихара пронзительно вскрикнул и опустился на корточки. В глазах Нобуэ показались слезы. Но плакал он, разумеется, не из-за Сугиоки, а от охватившего его отчаянного страха.
– Иногда мне случается наблюдать такие картины. В своей комнате в общежитии я часто вижу девочку чуть старше десяти лет у книжного шкафа. И однажды смотрю, а у нее нет ног. Тут я и поняла, что это призрак, потому что в легендах у призраков не бывает ног, и это многое объясняет. Иногда я вижу призраков в бассейне…
«Нет! – хотели было закричать Нобуэ и Исихара. – С таким лицом нельзя пускать в бассейн!»
Но крика не вышло, оба друга стояли столбом, не в силах стряхнуть объявшее их оцепенение.
– Обычно я вижу маленьких детей, которые плывут по воде в ореоле развевающихся волос. Они являются, когда я сильно устаю или нервы не в порядке.
«Значит, ты устала? Тогда почему бы тебе просто где-нибудь не прилечь – желательно, навсегда? Попробуй, например, слоновье кладбище[29]»
– Сугиока-кун всегда стоит вон там, и на шее у него огромная рана. Похоже, из него вытекла вся кровь, потому что он в два раза тощее, чем был при жизни, когда приходил сюда помочиться. И мне его очень жаль, потому что он такой грустный и все время плачет. Он говорит, что ему больше некуда идти, и никто не в силах ему помочь. «Только и остается, что стоять и плакать, – объясняет он, – но никто меня не замечает. Я мечтал бегать трусцой с какой-нибудь симпатичной девушкой, но это невозможно, потому что у меня теперь нет ног. Моих друзей убили, разорвали на части. Они умирали с распоротыми животами, у них выбило глаза… а что я? Я стою здесь и плачу. Мне грустно и одиноко, но теперь уж ничего не поделаешь», – вот как он говорит.
Друзья ввалились в квартиру Нобуэ, не в силах вымолвить хоть слово, потому что одновременно сражались с позывами помочиться, испражниться и проблеваться, а также преодолевали головокружение, дрожь и озноб. Лицо и голос юной студентки, ее вид и исходивший от нее запах лишили друзей последних остатков жизненной энергии. Им словно еще раз пришлось пережить все свои несчастья, неудачи, болезни, травмы, душевные терзания, физическую боль, ревность и многое другое. Согнувшись под грузом зла, они вползли в комнату и тотчас же без сил свалились ничком.
– Во… воды! Кто-нибудь, дайте воды, – простонал Нобуэ, но Исихара не шелохнулся. И хотя он несколько раз пытался засмеяться, мускулы лица больше не подчинялись его воле. Представив себе, что он разучился смеяться, Исихара решил, что ему конец, ибо жить без смеха он не мог.
Постепенно осенний день угас. Комната погрузилась во тьму, и Нобуэ заплакал. В промежутках между всхлипываниями он выплевывал одну и ту же фразу: «Черт подери!» Исихара поймал ритм и попытался присоединиться: «Тук-тук-тук… Черт подери!»
– Что же это за ритм? – рассуждал сам с собой Исихара. – Похоже на регги. Тук-тук-тук-тук… Черт подери! Тук-тук!
В окне дома напротив зажегся свет. Продолжая импровизированный регги-дуэт, Нобуэ с Исихарой подумали, что неплохо бы снова увидеть танцующую голышом девушку с потрясающей фигурой. Такт за тактом они исполнили свое сочинение не меньше двухсот раз подряд и только после этого поднялись и воззрились друг на друга. Они чувствовали, что внутри у них обретает очертания пока непонятное чувство, призванное оживить их угасающий дух. Это была ярость.
III
Двое друзей теперь виделись не только по субботам, но и почти все остальные дни. Исихара часто оставался у Нобуэ на ночь, и соседи в конце концов заподозрили парочку в гомосексуальной связи. И хотя ничего подобного между ними не было, они то и дело бросались в объятия друг друга без всякой видимой причины, безумно смеялись и готовили друг другу свои коронные блюда – в основном заваривали кипятком лапшу или разогревали полуфабрикаты в пластиковой упаковке и готовые обеды. Поев за столиком друг напротив друга, они затем усаживались рядом, обхватывали руками колени и смотрели фильмы о трепетной мужской дружбе – «Смертельное оружие», «Человек дождя» или «Останься со мной». Ночью, если одного из них терзали страхи или тревога, они ложились на один футон, а иногда даже держались за руки.
Прошел еще месяц. Однажды ночью, когда завывал ветер, а кучи палых листьев вихрем носились по углам автопарковки, им обоим захотелось побаловать себя чем-нибудь вкусненьким, что повысит настроение и согреет душу, и с этой мыслью они направились в супермаркет. По пути Нобуэ несколько раз останавливался и прикладывал ладонь к щеке. И каждый раз Исихара начинал скакать вокруг него, напевая в своей манере:
– Нобу-тин, что случилось? Что случилось, Нобу-тин? У тебя вся щека красная! Ты в порядке, скажи мне, Нобу-тин?
– Болит, когда в нее дует ветер, – ответил Нобуэ и добавил неизбежное: – Черт подери!
– Нравится мне это выражение, – заметил Исихара и тут же рассказал довольно занимательную историю: – Видишь ли, Нобу-тин, я всегда был хорошим мальчиком, да и мой отец тоже был хорошим человеком, так что в детстве у него со мной не было никаких проблем. Но когда я пошел в школу, не знаю, как бы объяснить поточнее, но сам факт, что мы никогда не ссорились, стал ощущаться как сильное давление с его стороны, потому что мы с отцом были совсем разные, но я не знал, как донести до него свои чувства, и это очень меня огорчало и серьезно беспокоило. И вот, помню, однажды мы сидели вечером все вместе, папа, мама и я, и смотрели по телику какое-то комедийное шоу, возможно «Бродяги», и один из актеров отмочил дурацкую шутку, совсем даже не смешную, просто глупую дежурную фразочку: «Я плохо-о-о-ой ма-а-альчик!» И мой отец начал смеяться как сумасшедший, при этом одновременно шлепая меня ладонью по голове: шлеп! шлеп! шлеп! Я попросил его прекратить, потому что мне больно. А он мне и говорит: «Ой, не будь таким брюзгой!» – и шлепает дальше. Наконец мне надоело, и я оттолкнул его руку и изо всех сил закричал: «Прекрати!» Мать жутко перепугалась, а отец растерялся и говорит: «Да что на тебя вдруг нашло? Раньше тебя вроде не беспокоили такие пустяки?» И он отвесил мне еще один подзатыльник, уже посильнее, как бы пытаясь превратить дело в шутку, будто мы просто развлекаемся. И тут я вдруг пришел в ярость. Это было совершенно новое ощущение; я знал, что вот-вот зарежу его кухонным ножом или проломлю ему череп железной битой, но вместо этого я закричал: «Черт побери!» Тут отец взорвался и начал возмущаться, мол, как я смею говорить ему такое.