Видишь ли, у меня тиннитус.
Чего?
Тиннитус, повторил старик. Заболевание ушей. Это как испорченное радио в голове.
В смысле, ты слышишь голоса?
Не глупи, парень. Шум, вот что, день и ночь.
Шум.
Боже правый, истязание шумом, парень. Будто радиосигнал между станциями. Тиннитус!
Никогда не слышал. Фигня какая-то.
Ох, юноша, я почти глух, это правда, но сражаюсь я не с тишиной. Звуки пробивают дорогу ко мне сквозь дьявольскую какофонию. В редкие дни на час-другой наступает благословенное облегчение. В остальное время я гадаю – реально ли то, что я слышу? Понимаешь меня?
Нет, ты слышишь. Я точно знаю.
Да, кивнул Финтан, кое-что. Еще я читаю по губам. Ты должен был заметить.
Когда я пришел сюда в первый раз, ты быстро меня рассекретил. Не ври, ты меня тогда услышал.
Нет. Не совсем. Однако я почувствовал. Так тебе и сказал. Пусть я не верил в тебя толком, но ощущал. Хотя в конце я, конечно, тебя увидел – помнишь? В чем дело, юноша? Что тебя так напугало?
Гребаные бандиты, сообщил я. Плохие люди. Совсем рядом. И ты хочешь меня убедить, что ты о них не знал?
Не имел ни малейшего представления, юноша.
А вдруг ты втираешь? У тебя оружие. Ты можешь работать на них.
На наркоторговцев? Ты тронулся, парень? Думаешь, я пал столь низко?
Неужели торговать наркотой хуже, чем баловаться с детишками?
Хватит! Не надо так. И нет у тебя права.
Думаешь, католикам не все равно, как зарабатывать? Да они любят бандитов, любят их денежки!
Боже правый, дитя, ты совершенно не понимаешь, о чем говоришь. Не имеешь даже смутного представления.
Никакое я не дитя!
Ну рассуждаешь ты, как невежественный пустоголов, что совсем тебя не красит. К тому же ты не почистил карабин, добавил старик. Не сможешь стрелять, если не примешь меры.
Пошел ты, буркнул я. Ты мне не начальник.
Он вдруг расхохотался, швырнул свою жестяную тарелку на землю. Вот честно, я бы с удовольствием проделал в этом извращенце дырищу размером с дверь, если бы «браунинг» был чистым.
Ох, Джекси, заявил Финтан. Я восхищаюсь тобой.
Перестань так говорить.
Ладно.
Отвали.
Наступила тишина. Только потрескивал огонь у ног. И копошились птицы в деревьях, устраивались на ночлег. Потихоньку темнело. Финтан почесал заросшую шею. Я уже не знал, как его понимать. Но оставлять Финтана Макгиллиса здесь сторожем было бы глупо. Старик без колес. Да еще далеко от места, которое он должен охранять.
Надо же, заговорил Финтан. Соседи, говоришь.
Говорю.
Однако ты никого не видел?
Там никого нет. Ферма работает сама по себе. Но ей нужны топливо и вода, значит, люди приезжают и уезжают. Собирают траву, сажают новую. Уж не знаю, какую еще херню творят.
Не выражайся, парень.
Отвяжись и подумай о деле! Здесь опасно.
Если все так, как ты рассказываешь, то эти ребята организовали свой бизнес не вчера. Они уже какое-то время там промышляют. Несколько месяцев или даже лет, чего доброго. А я ни о чем не подозреваю.
Они слишком близко.
Они же нас не беспокоят. Держу пари, даже не знают о нас. У нас ведь нет автотранспорта, да и стреляем мы редко. Раз их небольшое предприятие на таком расстоянии от озера, как ты говоришь, то волноваться, наверное, не о чем. Это очень далеко.
Я уже понял, что делает Финтан. Убеждает себя в том, что он в безопасности. И кто из нас двоих дитя?
Удивительно, протянул старик, неужели они не слышали о солнечной энергии, эти ребята?
Обалдеть. Что ты несешь?
Тогда им не пришлось бы использовать генератор и возить топливо.
Господи, вздохнул я. Ты, я вижу, специалист. А сам почему панелью не обзавелся? Мог бы холодильник подключать.
Не думай, будто я не прошу об этом каждые Рождество и Пасху, дорогой Джекси. Сейчас в любой миссии южнее Сахары есть солнечные батареи. Но, видишь ли, подобная роскошь – не для таких, как Финтан Макгиллис. Нельзя же допустить, чтобы я забыл о покарании, верно?
У тебя с головой не в порядке, ответил я. В любом случае эти уроды не будут использовать солнечные панели.
Почему же? Ты, я вижу, тоже специалист?
Их легко засечь с воздуха. Копы постоянно ищут такие штуки.
Правда? Сколько самолетов ты насчитал здесь, юноша?
Я подумал и помотал головой.
Никто не ищет, Джекси. Ни их. Ни тебя, подозреваю. Ни даже меня, надеюсь.
Я еще подумал. Возможно, Финтан прав. Возможно, я паникую на ровном месте. Никто и понятия не имеет о том, что мы здесь живем.
Потом я представил тех, кто выращивает там дурь. Они очень старательно оберегают свой секрет. А я в последние недели охотился на севере. Какова вероятность того, что эти ребята ни разу не услышали выстрела? Или что кто-нибудь из них от любопытства или скуки не проехался к озеру? Я такого точно гарантировать не могу. На прииске теперь тоже опасно. Он близко к шоссе, и бандиты, наверное, проезжают там раз в неделю или две. Нет, мне стало ясно как никогда, что надо валить. Я прокрадусь мимо чертовой наркофермы, двинусь на север и уйду от озера как можно дальше.
Пока мы со стариком болтали, я решил окончательно: сегодня – моя последняя ночь здесь, у пастушьей хижины.
Понятное дело, я ошибся. Хотя всего на день. Жаль, что не убрался сразу. Надо было заткнуть Финтану варежку, оторвать его задницу от ящика и уйти вместе. В ту же ночь. В ту же минуту. Потому что теперь я знаю – за ночь мы смогли бы пересечь озеро при лунном свете и оказаться в безопасности.
Но в тот вечер я сидел у огня, с полным животом и гудящими ногами, и не хотел спешить. Я сказал все необходимое, достучался наконец до Финтана, и у меня кончился запал. Я дико устал, все тело разболелось, а ведь еще карабин чистить! И шмотки висели на веревке, мокрые. Носки и остальное. Завтра – нормально. Старик успеет собрать кое-какие вещички. К полудню мы оба должны быть готовы. Несколько часов роли не сыграют. Так я себя убеждал. Похоже, мы умнеем, только когда оглядываемся назад.
И вот что интересно. Финтан, видимо, осознал, что здесь теперь опасно. Перестал спорить, уговаривать себя. Он не объявил о готовности уйти завтра утром, но, думаю, понял – по-другому никак. Однако старик прожил тут очень долго, пастушья хижина стала для него настоящим и единственным домом. Так что Финтану нелегко было ее бросать.
Прогуляешься со мной, юноша? – спросил он.
Чего?
У тебя тоже проблемы со слухом?
В чем дело? недовольно ответил я. Ты что не видишь – я дико устал?
Всего лишь пройдемся к озеру, парень. Посмотрим восход луны.
Через облака? Ты чокнутый.
Ну как знаешь.
Финтан начал отряхивать шорты. Он типа придавал себе культурный и чистый вид, а на самом деле просто тянул время и давил мне на совесть. Я сказал себе – ни за что. Нахрен прогулку. Но в конце концов встал, поныл, как первоклашка, и пошел с Финтаном.
Мы протащили ящики через самфир, и еще даже толком не стемнело, когда над озером выглянула макушка луны. Она взошла быстро, круглая и подрумяненная, будто крекер «Джатц».
Полюбуйся, сказал Финтан.
Обычная луна, буркнул я. Такая же, как вчера.
Нет-нет, сегодня она по-настоящему полная.
Ладно. Не такая же, как вчера. Но все равно обычная луна.
Ах, вздохнул он. Ты только посмотри.
Я смотрю.
Неужели от увиденного у тебя внутри ничего не сжимается? Вот она возносит себя на небо, становится все больше, все необычней и могущественней с каждой минутой. Рождается и растет у тебя на глазах. Неужели ничто в тебе не съеживается от благоговения?
Нет, ответил я, причем не совсем искренне.
Не возникает ощущения чуда, даже на миг?
Я рассказал Финтану, как тетя Мардж не разрешала нам спать на улице при полной луне. Говорила, что мы станем лунатиками.
Лунатиками, надо же!
Чего нам только не втирают, да…
Однако ты, я думаю, ей верил.
Твою налево, мне было шесть лет. А она моя тетя.
Вряд ли ты требовал от нее убедительных доказательств. Однако взгляни, Джекси. Вот она, луна, юноша. Размером больше телевизора. Колоссально – даже немного пугающе, тебе не кажется?
Не знаю, пожал я плечами. Может быть.
Сынок, я презирал отношение людей к солнцу и луне. Я имею в виду первобытных людей. Они обожествляли светила и боялись их. Однако чем дольше я здесь… Знаешь, подобное хорошо излечивает от презрения.
Пока Финтан болтал, я смотрел, как луна заползает все выше на небо. Вокруг нее клубились и мелькали облака, и выглядело это действительно мощно.
Когда я был ребенком, рассказывал он, лет пяти или шести, то думал, будто луна наблюдает за мной. Летними вечерами я выходил во двор, брал из сарая тележку и направлялся к торфяной куче – набрать торфа для матушкиного камина. Иногда тень моя следовала за мной, а величественное белое око с небес всматривалось вниз. Знаешь, я ощущал себя… прозрачным.
Типа чистым?
Нет, нет. Видимым насквозь. Словно Бог – или Вселенная, если угодно, – читает меня, как открытую книгу.
Ты же вроде сомневаешься насчет Бога.
У меня нет сомнений в том, что у него свои соображения насчет мне подобных.
Думаешь, он в курсе, что ты чокнутый?
Хотел бы я знать.
Дальше я почувствовал себя немножко подонком, потому что Финтан начал развивать эту тему на полном серьезе.
Я не всегда в своем уме, Джекси, спорить не стану. Не в лучшем своем уме, уж точно. И не в прежнем уме, но об этом я не особенно жалею. Ты, наверное, полагаешь, что причина в одиночестве. Ладно, может, и так. Однако, я подозреваю, дело в месте. Посмотри, Финтан махнул в сторону молочного сияния на озере, что за диво! Настоящее чудо – и днем и ночью. Знаешь, иногда днем я смотрю туда, на юг, и вижу, как камни вышагивают в солнечном свете.
О боже, опять ты со своими камнями.
Да, юноша, о боже. Но послушай, в жару они делаются расплывчатыми и водянистыми, и тогда можно поклясться, что камни танцуют.