Едва подумав об этом, Аренина едва не задохнулась от волнения. Потребовалось закутаться в плед, сесть на край кровати и сидеть, восстанавливая спокойное дыхание и выдержку, долгие полчаса или даже час.
То, что пришло время, она почувствовала ещё до того, как за ней пришли. Бесшумно одевшись и подойдя к дверям своих покоев, она распахнула створки — и тут же встретилась лицом к лицу со слугой, который не успел это сделать.
Она улыбнулась. Сегодня узнает жить ей или умереть.
Но Арнеина будто даже не видела его лица, всё перед ней подёрнулось дымкой несущественности. Важно было только слышать биение своего сердца — и дотянуться, пускай мысленно, до биения сердца того, кто стал для нее важнее жизни. Краем сознания Арнеина ещё удивлялась произошедшему. Она, гордое дитя Севера, наследная принцесса, воспитанная в любви и достоинстве, готова была склонить колени перед мужчиной, которого впервые увидела лишь восемь дней назад.
Но вместо сознания и холодного ума в ней говорило сердце. Душа. Тот самый Великий Дух, из чьей необъятной любви был однажды сотворен весь этот мир. Таинство прикосновения к этому Духу, который она ощутила от одного взгляда в глаза императора, приводил её в трепет — и в этом трепете был особый, священный смысл её бытия.
Арнеина шла по коридорам Ивварского императорского дворца, погруженная в такое отстраненное, задумчивое состояние, из которого её не выбили бы никакие вести или события. Казалось, её вели к этому сами Четверо богов.
И она улыбнулась сама себе, почувствовав в этом опору. Боги ведут её к тому, что лишь им ведомо — и да будет так.
Длинная процессия, молчаливая и таинственная в предрассветный час, могла бы сойти за траурную — так бесшумно и призрачно двигались по дворцу люди. Сиркха не было здесь, с ними, он где-то далеко, Арнеина знала это так же, как и то, что сама сейчас здесь лишь отчасти. Всё её существо было устремлено туда, где должен быть совершён выбор.
Впереди процессию возглавляла черноволосая Айдан де Марит в парадном дархановском одеянии — белом с золотым. Девушка держалась гордо и царственно, будто не было никакого неприятного для неё события на площади на эшафоте. Но Арнеина даже не удивилась.
Сегодня ничего не казалось ей странным и удивительным. Не более, чем само её состояние — полуприсутствия в этом мире. Когда подошвы её стоп касаются пола, когда она идёт вперёд так плавно и невесомо, словно плывет по воздуху, а весь мир наблюдает за таинством откуда-то свысока, с высочайших, легко плывущих в невесомом небе облаках, острых, точно острия заточенных перьев.
На небесах сегодня пишется судьбы целого мира.
Арнеина на миг прикрыла глаза, а очнулась уже на ступенях дворца, ведущих к самой широкой центральной улице Эмариша, столицы Иввара, вдоль которой почётно замер такой же молчаливый и одухотворенный караул: на каждой широкой ступени по солдату, а в глазах каждого из них — божественный трепет.
Аренина снова прикрыла глаза, а когда открыла в следующий раз, осознала, что они проследовали через всю улицу, уходящую по склону вверх — к главному храму Четырёх богов, что высился перед грядой Корнаильских гор, окружавших город, точно самая верная и преданная стража.
В следующее мгновение избранницы, желающие стать равными императору, принялись подниматься к храму, который становился всё больше и больше — пока не занял собой весь мир.
Арнеина начала подниматься по ступеням, подхватив подол платья ставшими вдруг чужими руками. Боги ведут её — пришла успокаивающая мысль. Они ведут их всех, но дойдет до цели только одна. Та, кто сможет выдержать Его силу.
Лики Четырёх богов в мраморном воплощении смотрели на пришедших. Ойгон. Кими. Метта. Скадо. Тело. Сердце. Разум. Дух. Все они испытают сегодня избранниц, осмелившихся встать с императором на одну ступень.
В теле была лёгкость и невесомость, и Арнеина знала, что Ойгон щедро одарил её крепостью, здоровьем и физической силой, даже ловкостью. А северные горы её родины подарили закалку и стойкость перед суровыми условиями жизни. Арнеина могла запросто окунуться в ледяную прорубь горного озера или перескочить через высокое яростное пламя, могла ездить верхом так ловко, словно была рождена в седле, всё это не составляло трудности. Её никогда не растили изнеженной — и она была благодарна за каждый миг силы, который чувствовала внутри.
Но когда Арнеина приподняла голову, сердце не просто пропустило удар или два — оно застыло и сжалось в крохотный ком, не способное справиться со шквалом эмоций. Сиркх ждал их на вершине лестницы к храму. Арнеина призвала на помощь Кими, моля его о силе, способной поддержать в этот миг. И Метта, прося его о холоде разума, который всегда помогал в трудный момент.
Обращаться к Скадо, высочайшему из Четырёх, Арнеина сочла безрассудным — он стоит перед ней в своем материальном воплощении, и можно только встретить его со всем непроходящим трепетом.
Император подождал, когда все приблизятся, но не позволил подойти ближе и вместе с парой слуг подошёл к дверям Храма, который в этот день был торжественно пуст. Арнеина послушно шла вперёд, удивленно осознав, что она поднимается последней и за ней нет никого. Ну что ж.
Пройдя через огромные обитые железом ворота в храм, она впервые напряженно сглотнула. Даже привычная обстановка: горящие по четырём углам свечи, огромные каменные своды, ковры для молитв и поблескивающий на возвышении медный гонг, не дарили желанное спокойствие. Сердце сорвалось с привычного ритма, не желало стихать. Арнеина даже оглянулась: не слышно ли другим, как бьётся оно, грозя выскочить через ребра, которые сдавило волнением?
Сиркх остановился в центральном нефе храма, ограниченном с трех сторон рядом высоких колонн, под ликом Скадо, смотрящем с фрески на самом верху храма, и у Арнеины в глазах будто смешивались их образы, хотя, конечно, это уже становилось похоже на помутнение. Но пусть. Она пришла на зов Четырёх богов и она исполнит их волю, какой бы та ни была.
Айдан де Марит первой опустилась на ковер на колени, склоняя голову перед императором. Ещё двое избранниц — рыжеволосая и та худенькая, повторили за Айдан этот жест. Так странно. Арнеина чувствовала, что должна была сделать это первой, её колени и так подгибались от одного присутствия императора — еще до того, как она осмелилась поднять на него глаза, не говоря уж о том, чтобы выдержать его пробирающий до нутра взгляд, но именно здесь, под ликами Четырёх богов, сделала это последней.
Глядя в глаза императора. Чувствуя всей душой его обращенный к ней взгляд — небесно-голубой, невозможно светлый в полумраке храма, словно излучающий свет.
— Да услышат вас Четверо богов и да протянут вам руки.
Арнеина закрыла глаза. Её отец больше всего чтил младшего из Четырёх, Ойгона, что дарил людям силу и стойкость выдерживать любое испытание. Мама чаще обращалась к Кими — проводнику сердца, что мог слышать зов людей, которым непросто справиться с бурей собственных страстей.
Арнеина мечтала о том, что все Четверо постепенно сочтут её достойной идти дальше. Ещё маленькой она считала, что недостаточно заслужить одобрение лишь одного проводника, ей нужны все. Она должна стать лучшей. Две младшие сестры готовы были довольствоваться и меньшим одобрением, но Арнеина будто с рождения знала, что не остановится, пока не дойдет до вершины незримой лестницы к Великому Духу.
Было ли то её собственное упрямство? Или воля родителей, раз за разом повторяющих, что она — старшая, она — наследница, она — должна стать лучшей из них и продолжить род предков так, чтобы никому из них не было стыдно.
Служители храма ударили в гонг, и низкий протяжный звук окатил весь храм волной, проносясь от возвышения вниз. Он будто не стихал, а становился всё громче, отражаясь от священных стен — и вскоре в пронзительном низком гуле почудились голоса богов.
«Ты здесь, ты здесь. Ты здесь», — вторило ей само пространство.
— Я здесь, — прошептала она в ответ одними губами.
Она открыла глаза, которые привыкли к полумраку и стали различать теперь каждую мелочь, окружающую со всех сторон. Будто молитва и обращение к богам разом наделили особой чуткостью, обострив все ощущения до предела.
Арнеина чувствовала, как прохладный, пахнущий благовониями воздух проникает в легкие. Как холод вечных камней струится по телу, наполняя силой и хладнокровием. В каждой щербинке на каменных стенах Аренина могла различить мельчайшие блики от свечей, горящих в высоких светильниках. Только рот нестерпимо жгло сухостью. Смертельно хотелось пить. Не воды, будто что-то иное жаждало сейчас всё её существо. Что-то ждёт их здесь, в этом храме.
Когда звук гонга наконец стих, все избранницы, словно одна, завершили молитву и последовали за императором к центральной лестнице. За время короткой молитвы на возвышении появились кубки, мерцающие в полумраке тёмным металлом.
Четыре ступени отделяли их от возвышения в центральной АРКЕ храма, откуда дарханы читали проповеди. Сиркх помог каждой из участниц подняться по чёрным мраморным ступеням, никак не огражденным и довольно крутым, протягивая руку — один за всех Четырёх. Он что-то произносил едва слышно, подавая ладонь и провожая на самый верх.
Дыхание снова сдавило. Во рту пересохло так, что язык с трудом ворочался. Гулкое биение сердца отдавалось в ушах. Вдох. Выдох. Дышать. Арнеина приблизилась к Сиркху с раскрытыми глазами. Он сочтет её ненормальной, если она будет так пялится. Но и глаза отвести было выше её сил.
«Во имя Четырёх богов», — шептала она себе беззвучно, пока не оказалась рядом. «Дыши», — напоминала сама себе, чтобы не свалиться без чувств раньше времени.
Сиркх улыбнулся. Его выразительные, высеченные из мрамора искусным скульптором губы изогнулись едва заметно — это можно было различить только вглядываясь в его лицо беспрестанно — но Арнеина могла поклясться, что его улыбка не только дань вежливости и соблюдение придворного этикета, она разлилась куда глубже, затронув уже не только губы, но и тёмные бездны зрачков, расширенных от полумрака и сделавших глаза из небесно-голубых — тёмно серыми, под стать лаконичному одеянию из шелковистой ткани.