В конце концов Сенгеру Хальду пришлось обнажить клинок и рявкнуть на подчиненных, чтобы занялись своими делами и приготовились вновь погрузиться в лодки.
Но были и хорошие новости: Лалу Ньянару удалось снять «Меч божественного правосудия» с мели. Капитан встретил их у открытого люка, пока лошадей заводили внутрь – он потирал руки, явно довольный собой. В косых лучах солнечного света, падающих в трюм сквозь отверстие в корпусе и озаряющих влажный полумрак, плясали пылинки. Пятно света легло яркой полосой на довольную физиономию Ньянара.
– Итак, что вы нашли?
– Они нашли меня, – заявил Анашарал. – И это заняло у них достаточно много времени.
Ньянар вздрогнул и уставился на кусок металла, который морпехи заносили на его корабль в носилках из попон. Было видно, как он пытается установить связь между этой недвижной штуковиной и раздраженным голосом, который только что раздался над самым ухом.
– Оно как Кормчий, – объяснил ему Сенгер Хальд, переходя с прыгающей на волнах лодочки на борт фрегата. – Оно называет себя Кормчим, упавшим с небес.
– Но… оно такое маленькое?
Хальд красноречиво развел руками. Оба мужчины посмотрели на Арчет.
«Отлично… можно подумать, я знаю об этом больше вашего».
Она изобразила уверенность.
– У нас нет причин сомневаться в его словах. Узнаем больше, когда отвезем его в Ихельтет.
– Да, но… постойте-ка. – Ньянар махнул морпехам-носильщикам, и те с явным облегчением опустили свою ношу на палубу. – У нас нет причин доверять этому существу, чем бы оно ни было. Вдруг это демон-обманщик? Злой дух, заточенный в железе.
– О, прелестно…
– Оно не может перемещаться без посторонней помощи, – коротко объяснила Арчет. – Не думаю, что мы в опасности.
– В физическом смысле – возможно. А как насчет наших душ?
– Лал Ньянар, если бы тебя слышал Махмаль Шанта. Что бы он подумал о человеке, которого когда-то называл своим самым многообещающим учеником? И самым многообещающим… соумышленником?
Взгляд Ньянара снова метнулся к Кормчему. Теперь его страх был очевиден, и упоминание Шанты усугубило ситуацию. Он повернулся к Арчет с каменным лицом.
– Это мой корабль, госпожа. Мои люди. Если я позволю поднять на борт нечто демоническое, кто знает, какую власть оно обретет над всеми нами. Я такого не допущу.
Пылинки плясали в лучах света. Во мраке тихо поскрипывал корпус фрегата. Мужчины ждали – кто-то стоял в прохладе трюма, кто-то сидел в лодках, покачивающихся на волнах на солнцепеке. Все смотрели на Арчет.
Как обычно…
Она вздохнула.
– Ладно. Где Галат? Давайте узнаем, что по этому поводу думает надзиратель – а потом, может, отправимся наконец домой.
Она ожидала, что надзиратель будет настаивать на закрытом допросе, каюте, где их с Анашаралом оставят наедине, или даже шатре на иссушенном жарой берегу, чтобы уберечь фрегат от любой потенциально возможной демонической заразы.
Но Галат был почти беспечен в деталях. Он предложил перенести Анашарала на мостик, где холщовый навес защищал от солнца, позволяя ветру свободно гулять туда-сюда. Это удобно для всех. И должно было позволить людям, не занятым своими обязанностями где-то еще, услышать обсуждение и убедиться, что предводители, духовные и военные, действовали в их интересах.
«Зашибись, – думала Арчет, выслушивая его с бесстрастной маской согласия на лице. – Истинный верующий».
В конце концов «Меч божественного правосудия» встал на якорь, а Анашарала поместили на ритуальный коврик в тени парусинного навеса на командной палубе, напротив Ханеша Галата, который церемонно преклонил колени на похожем коврике, а рядом с ним уселся, скрестив ноги, писец из Цитадели. Эти двое задали несколько формальных вопросов, а потом писец взял перо и свиток. Ньянар, Хальд, Арчет и еще несколько старших офицеров фрегата сидели рядом на подушках, расположившись полукругом. Небольшая стайка моряков и морпехов, которым нечем было заняться, слонялась внизу, на главной палубе, прислушиваясь к обрывкам фраз, приносимых ветром.
Галат начал дознание с официального представления всех заинтересованных лиц, а затем прямиком отправился в дебри витиеватых клерикальных умозаключений. Арчет, не в состоянии сидеть неподвижно дольше пары минут, бродила вдоль борта, обращенного к берегу, внушая себе, что царапающее, нетерпеливое желание вернуться домой не связано с ломкой от кринзанца. В голову лезли образы из спальни в ихельтетском доме: деревянный ящичек с косяками у кровати, ароматный дым в прохладном ночном воздухе, ледяной прилив в голове, и Ишгрим, с милым видом сидящая на скамеечке у окна, как иной раз бывало, или распростертая на скомканных простынях, обнаженная, сладострастная, надувшая губы, чего не было никогда, но однажды – о да, однажды день придет, и…
Арчет встряхнулась. Ее тело не утруждало себя деликатностью, заявляя о своих желаниях.
Но, может, Манатан прав. В ее распоряжении много веков, чтобы отвыкнуть от крина. А прямо сейчас…
– …так что в любом реальном смысле тебе придется признать, что я не могу доказать вам свою истинную суть. Демон – произвольный термин, не столько определение, сколько признание пробела в понятийном аппарате, который…
Сейчас ей пудрили мозги.
А вот Ханеш Галат, похоже, наслаждался.
– Но в Откровении ясно сказано…
– Да, ваше Откровение предлагает текстовые критерии для определения демонической сущности. Но только в свете так называемого «искажения природы», другими словами, действий, совершаемых демоническими сущностями, а также в свете человеческого восприятия «противоестественного и негативного влияния» этих самых действий на человеческую сферу и физический мир. Таким образом, демон, который не действует ни в человеческой сфере, ни в физическом мире, или, по крайней мере, не дает повода воспринимать неестественные и негативные воздействия в этих сферах, не может считаться демоном как таковым. В этом отношении, хотя текстуальная интерпретация чуть сложнее, то же самое можно сказать об ангеле с аналогичными наклонностями.
Галат моргнул.
– Хочешь сказать, демонов и ангелов можно принять друг за друга?
– Нет, я говорю, что демонов и ангелов – как и людей – нельзя определить с безупречной точностью, по крайней мере, во временной сфере, если не учитывать действия, которые они в этой самой сфере совершают. Отсутствие власти над временем у каждой из упомянутых сторон ведет к тому, что определить их невозможно, пока кто-то не предпринимает конкретные действия, доступные для понимания людей. И в этом смысле, поскольку таков источник определения, именно акт следует подвергать осуждению, но не того, кто его совершил.
– Но ведь ты также настаиваешь – или, по крайней мере, намекаешь, – что ангелы и демоны не являются неизменными духами!
Сенгер Хальд закатил глаза. Лал Ньянар украдкой взглянул на заходящее солнце, оценивая его положение над горизонтом.
– Ну, если отследить этот вывод до соответствующего текстового заключения в Откровении-в-Ханлиаге, да, – учтиво ответил Анашарал. – Но я задаю тебе вопрос: неужели это столь смелый шаг? Я не предлагаю ничего, что уже не было подробно рассмотрено в Ашнальских стихах. Ограниченность временного знания всеми признается без вопросов, как и несовершенство человеческих чувств в восприятии или даже воображении духовной сферы. Дух по своей природе непознаваем с точки зрения земной души, поэтому Откровение – что в нем и признается – пристрастно.
– Однако следует учитывать поведение существ, которые не являются людьми, – Галат перечислил, загибая пальцы. – Косвенные свидетельства, которые мы получаем, наблюдая за животными в их естественной среде обитания. Собаки крадутся и воют, пауки и другие паразиты испытывают влечение к…
– К твоему сведению, лошади на меня совсем не реагировали.
– Нет, они нервничали, – встрял Хальд, ухватившись за возможность сдвинуть дело с мертвой точки.
– Это из-за деревьев, – небрежно проговорила Арчет, переходя к ограждению борта со стороны кормы. Собравшиеся на главной палубе люди давно нашли себе более увлекательные занятия и разошлись. – Их испугали дымящиеся ветки. Если на корабле возникнет пожар, они будут вести себя так же.
– Вообще-то сжигание деревьев можно рассматривать как искажение природы, – заметил Галат, но было видно, что у него не лежит душа к выводу, который из этого следовал.
– А разве люди не сжигают древесину ради собственных, естественных целей?
– Да, но этим целям присущи…
Так продолжалось до тех пор, пока солнце не опустилось за край навеса и не начало светить им в глаза. Возможно, заметив это, Галат поспешил сделать несколько заключительных официальных замечаний, процитировал пару стихов из Откровения-в-Шактуре, а затем торжественно приветствовал Кормчего, назвав его «дозволенным существом».
Писец подписал свиток и промокнул чернила.
Остальные почувствовали себя так, будто с них сняли чары. Хальд, Ньянар и офицеры встали, морщась, начали разминать затекшие конечности, а потом отправились вниз, на главную палубу. Ханеш Галат остался сидеть, глядя на Анашарала, как завороженный.
– Поразительно, – пробормотал надзиратель. – Результаты… они поразительны.
– Что ж, я так понимаю, мы вне подозрений, – сказал Анашарал, обратившись к Арчет на высоком кирском. – Эти идиоты больше не будут нам мешать?
Заслышав язык Черного народа, Галат посмотрел на Арчет, но даже если у него и были какие-то подозрения, их затмевало явное изумление, сквозившее во взгляде. Арчет сделала небольшой ободряющий жест, затем обратила внимание на Кормчего, лежащего на ковре. Его панцирь тускло поблескивал в щедрых лучах вечернего солнца. Она подошла ближе. Перешла на язык предков.
– Если ты имеешь в виду Цитадель, то да, с ней все ясно. Чин этого человека позволяет ему вписать свое мнение в Каждодневный Канон. Это не то же самое, что Канон Откровения, такое в граните не высекают. На уровне Учителей могут возникнуть споры. Но они маловероятны. Прямо сейчас Цитадель пытается поймать религиозную рыбку