Рингил хмыкнул.
– Как и я. И какая мне с этого прибыль, кроме шрамов?
– Для того, кто выбился из рядовых, почти никакой, – призналась Арчет. – Но если прибавить к этому знатную семью и богатство, появляется проблема. При дворе никто не хочет, чтобы его заподозрили в нехватке рвения по части поддержки наших славных имперских войск.
– Но у Имраны есть друзья при дворе, верно?
– У Имраны есть союзники. Это не одно и то же. И если Эгара не поймают, тогда начнут искать другого козла отпущения. – Ее губы скривились от отвращения. – Правосудие в этом городе выражается в видимом воздаянии – и в конечном итоге людей не заботит, кого оно настигнет, лишь бы отмщение свершилось.
– Совсем как у меня дома. Имрана действительно считает, что Эг не уехал?
– Судя по тому, что он говорил, так и есть.
Рингил потер подбородок.
– Странно.
– Даже не знаю, что тебе сказать… – Арчет развела руками. – Последние месяцы он вел себя странно. Особенно последнюю пару недель, после того как Ашант вернулся в город. Знаешь, возможно, он совершил ошибку, вернувшись сюда после стольких лет, проведенных в степи. Может, городская жизнь ему больше не подходит.
– Это не объясняет, почему он не уехал из города, – Рингил поднес свой стакан к свету и критически нахмурился, увидев цвет выпивки. – Во всяком случае, я думаю, больше всего Эгу не подходит, когда не удается потрахаться. И кто его может в этом винить? А?
Она проигнорировала его взгляд, проигнорировала шутку.
– Они натравили на него Городскую стражу в полную силу.
– Бедные стражники.
– Ох, не знаю, Гил. Эти ребята сильно изменились со времен войны. Сейчас в их рядах много демобилизованных ветеранов, настоящих крепких парней из тех, кто участвовал в походах и осадах. Они уже не такое посмешище, каким были когда-то. А Эг уже не так молод.
Рингил встал и подошел к одному из окон, за которыми полыхал закат. Вгляделся, будто мог рассмотреть в красноватом вечернем свете маджака, пристроившегося на какой-нибудь из черепичных крыш. Увидеть, как тот ухмыляется и машет ему, держа в другой руке копье-посох.
– Я поставлю на Драконью Погибель против чего угодно, что этот город может выслать против него, – задумчиво проговорил он. – Возможно, за исключением Монарших гонцов. И я не думаю, что Джирал будет тратить такие людские ресурсы, чтобы поймать еще одного степного кочевника, не сумевшего удержать член в штанах, верно?
Арчет поджала губы.
– Как сказать. У семьи Ашант есть кое-какой вес в дворцовых делах. И, как я уже сказала, этот тип был героем войны. Если Стража в ближайшее время не добьется хоть какого-то успеха, они могут потребовать жестких мер. Надавят посильнее – Джирал может и уступить.
– Ах, это ведь будет царственное величие Блистающего трона в действии, да? Несгибаемая воля его императорской блескучести?
– Светлости.
– Тебе не кажется, что для света это тускловато?
Она отмахнулась от вопроса, как от осы, которая ужалила столько раз, что еще один ничего не меняет.
– Послушай, я буду мешать отправке Монарших гонцов, как только смогу. Но Демлашаран расколол этот город надвое. Джирал соперничает с Цитаделью, и прямо сейчас ему нужна вся поддержка придворных.
– Как я понимаю, включая Ашантов и иже с ними.
Усталый кивок.
– Аристократы в основном встают на сторону трона, потому что до усрачки боятся религиозно озабоченной толпы, если та хлынет на улицы. Благодаря этому Джирал заполучил большую часть профессиональных военных, офицерский класс и всех, кто им предан. Кое-кто из Учителей Цитадели тоже с нами: они столковались со знатью и не хотят, чтобы кто-то раскачал их уютную лодочку. Но они и близко не составляют большинство, так что, если начнется серьезная заварушка, фронт не удержат. У нас там тысячи разозленных и набожных рядовых ветеранов, Гил. А по всей Империи – десятки тысяч. Все эти люди пошли на войну по приказу Цитадели, а потом вернулись и обнаружили, что дома все по-старому.
– Да, их можно понять, – он резко отвернулся от окна, будто принял какое-то решение. Снова подошел к столу. – Так что, они переходят к организованным действиям?
– По донесениям шпионов Джирала, еще нет. По крайней мере, не здесь. Но сражаться они умеют.
Виселичный Пролом мелькнул в его глазах, словно отблеск пламени.
– Это я знаю.
– Они выжили в войне с Чешуйчатыми и считают, что всему причиной Бог и Откровение, поэтому больше ничего не боятся по-настоящему. Вот что подпитывает пожар в Демлашаране. Такие люди – обиженные, верующие, которым нечего терять. И все может запросто повториться тут, в столице. Это новая Ашнальская схизма, она вот-вот случится. И у нас есть демагоги вроде Менкарака и его клики, которые воспользуются этим, чтобы все тут вскипело, если получится.
Рингил развернул стул и оседлал его. Положил руки на спинку и замер, погруженный в раздумья. Черный плащ собрался вокруг него на полу, словно лужа.
– А они не могут просто вывести Менкарака из игры? Прокрасться однажды ночью в его комнату и перерезать горло?
– Уже пытались. Джирал послал полдюжины лучших убийц Трона Вековечного в Цитадель именно с этой целью. Никто из них не вернулся.
Он вскинул бровь.
– Ничего не могут без посторонней помощи, да?
– Не смешно, Гил. Цитадель – это вулкан, готовый взорваться. Если позиция Джирала станет достаточно шаткой – например, если он не сумеет удовлетворить просьбу семьи демлашаранского военного героя, когда та к нему обратится, – то…
– Я понял, – вздохнул он. – Ладно, слушай сюда. Удерживай Монарших гонцов, сколько сможешь. Как только у меня появится возможность, я поброжу по городу – вдруг удастся выманить Драконью Погибель. Может, у нас еще есть время.
– А если нет?
Он одарил ее неприятной улыбкой.
– Тогда, чтобы добраться до Эгара, Монаршим гонцам сперва придется встретиться со мной.
Глава тридцать вторая
Он покрасил волосы в черный цвет в купальне захудалого борделя сразу после рассвета. Вытащил талисманы. Подкупил шлюху, чьи краски одолжил, чтобы она забыла о его визите.
Это была кругленькая сумма по меркам заведения – несомненно больше, чем она заработала бы, потрахавшись с ним, – но выражение ее лица во время сделки почти не изменилось. Она попробовала монеты на зуб и без единого слова спрятала под грязные юбки, а потом указала дальше по коридору, где находилась купальня. По ее безразличному, одурманенному фландрейном взгляду и тому, как захлопнулась дверь комнаты для ебни, Эгар понял: забыть о нем – путь, который она для себя выбрала.
В остывающей купальне было тихо, и слабые пальчики рассвета, проникая из ряда высоких окон на покрытой слизью задней стене, тыкались наугад сквозь скудный пар. Он не увидел других клиентов – лишь услышал плеск и явно фальшивый смех из погруженного во тьму алькова. Он разыскал альков для себя, разделся до пояса и быстро взялся за дело. Продержал краску так долго, насколько осмелился, а потом откинул назад почерневшие волосы и выжал, как смог. На улице солнце позаботится об остальном. Пару раз промыл руки в бассейне для купания, стряхнул влагу и опять надел рубаху. Талисманы спрятал в карман. Потом отодвинул задвижку на одном из высоких окон и выбрался наружу, стараясь по ходу дела не тревожить раны. На миг повис, цепляясь кончиками пальцев за карниз, и спрыгнул в окутанный тенями переулок.
От приземления рану в бедре пронзила боль – достаточно сильная для крика сквозь зубы. Он споткнулся и привалился к стене, тяжело дыша.
Нечто в переулке, показавшееся ему кучей мусора, застонало в ответ.
Он резко повернулся, схватившись за нож. На миг подступила паника: а если это вышибалы, которых мадам послала разобраться с клиентом, решившим покинуть заведение нетрадиционным способом?..
– В клинке нет необходимости, друг мой, – голос был хриплый, но без признаков страха. – Я не стану ссориться с мужчиной, который выбирается из борделя через заднее окно.
– В самом деле? – Эгар шагнул ближе, присматриваясь.
И разглядел худощавую фигуру, которая съежилась у стены, кутаясь в плащ ихельтетского кавалериста. Эмблема со вставшей на дыбы лошадью, чернь на серебре [3], давно выцвела до грязно-черного и кремового, но тем не менее узнавалась безошибочно. Бородатое лицо, выглядывавшее из-за воротника, покрывали шрамы и грязь, волосы были острижены как попало. Но глаза смотрели пристально.
– Честное слово, не стану. Сам так делал время от времени. Сдается мне, самое меньшее, что патриотически настроенная хозяйка борделя может сделать для ветерана – отказаться от платы. Но мало кто так считает.
Задерживаться было опасно, и все же…
Эгар сполз вдоль стены на противоположной стороне переулка, дав ноющим конечностям короткий отдых. Кивнул на плащ.
– Кавалерист, значит?
– Так точно, семнадцатый имперский. – Нищий выпростал из складок плаща правую руку и показал Эгару. – К сожалению, это в прошлом.
Драконья Погибель взглянул на усеченную вдвое руку, похожую на лапу. Безымянного пальца и мизинца нет, бесформенная масса рубцовой ткани там, где клинок глубоко вонзился в ладонь. Он такое уже видел – у рядовых кавалеристов были дерьмовые сабли, годные лишь для того, чтобы рубить ими убегающую пехоту. Имперские мануфактуры производили эти блестящие клинки быстро и дешево, и примерно один из дюжины подводил, как только его владелец встречал на пути достойно вооруженного конного противника. Пара хорошо нацеленных ударов – и гарда ломалась как ржавый мусор.
– Семнадцатый, значит? – Он устало покопался в памяти. – Значит, ты был в Оронаке тем первым летом, когда появились Чешуйчатые. Еще до драконов.
– Да, мы там были, – взгляд нищего оставался пристальным.
Несколько минут они сидели тихо. Эгару хотелось сказать, что он видел бойню в Оронаке и помнит кошмар, который они обнаружили, въехав в город. Он был частью колонны подкрепления, прибывшей слишком поздно и способной лишь блуждать по улочкам маленького порта, считая мертвецов. Многократные кавалерийские атаки вдоль главных улиц отбросили Чешуйчатых, но дорогой ценой. Выжил и был способен отчитаться перед командующими прибывших отрядов далеко не каждый пятый, а последствия битвы напоминали самые извращенные описания ада из Откровения: дым, плывущий над домами и лодками, подожженными ядом рептилий из касты командиров; трупы людей и лошадей, обугленные и разорванные на части клыками; обожженные раненые, которые кричали и тянули к ним руки…