Темному Двору и двендам, по крайней мере, хватало любезности выглядеть по-человечески.
– Ну, тебе все равно придется с ним поговорить. – Когда речь не шла о собственной жизни Арчет, она делалась прагматичнее некуда. – Он – сердце экспедиции и главная причина, по которой мы собрались в путь.
– Ага, и это вызывает некоторое удивление, верно?
– Почему? – Они ехали с верфей Шанты, бок о бок, через шум и жару полуденного города. Но даже сквозь фоновой гул улиц и цокот копыт по брусчатке он слышал, как в ее голосе нарастает раздраженное напряжение. – Что именно тебя удивляет?
Рингил вздохнул. Об этом стоило поговорить давным-давно. Он тянул много дней.
«Что ж, покончим с этим».
– Да ладно тебе, Арчет. Сторожевой город в океане, клан, посвятивший жизнь тому, чтобы вечно стоять на страже, век за веком? Так жить нельзя, и ты об этом знаешь. Даже твой народ на такое бы не пошел. Анашарал скормил тебе детскую сказочку. Ты веришь в эту историю не больше моего. Дело не в ней.
– Знаешь… – Теперь ее голос звучал с нарочитым спокойствием, и Рингил знал: это сигнал, предупреждающий о тлеющем пламени сдерживаемой ярости. – …я, мать твою, немножечко устала слушать мужчин, которые объясняют мне мои же истинные мотивы. Если ты так уверен, что мы тратим время зря, почему…
– Я этого не говорил, – он повернулся боком в седле, чтобы лучше ее видеть. – Я не говорил, что мы тратим время зря. Послушай, возможно, Ан-Кирилнар существует. И, возможно – но необязательно! – его не разграбили, как Ан-Наранаш. Океан за Хиронскими островами – место плохое, трудное, так что, возможно, этот самый «город» и проглядели. Твои друзья-торговцы, несомненно, на это и рассчитывают. Так что я буду дубасить кого надо и поддерживать порядок ради тебя, поеду с тобой, когда придет время. Мне нужно чем-то себя занять. Но, пожалуйста, не говори мне, что ты думаешь, будто мы найдем там полную жизни маленькую колонию кириатов-хранителей, следящих за каким-то мокрым обломком гранита с гробницей на вершине, радостно передавая миссию от отца к сыну уже четыре тысячи лет и ведя себя так, словно прочий мир не существует. Хочешь сказать, такое возможно?!
– По крайней мере, вероятно.
Он опять вздохнул.
– Ну да, вероятно. В этом мире, похоже, вероятно почти все. Но ты правда рассчитываешь найти нечто подобное?
– А, вот оно что. По-твоему, Анашарал выдумывает? – Она грубо ушла от ответа, и в неровном голосе проскользнули царапающие нотки криновой жажды. – Ради какой сраной цели, Гил? Отвечай! Кучка неблагонадежных богатых ублюдков, постройка и снаряжение кораблей, наем и обучение людей, экспедиция к месту, которого не существует, зачем Кормчему это понадобилось?
Он пожал плечами.
– Кажется, мы об этом уже говорили. Ты пытаешься угадать мысли существа, которое совершенно не похоже на человека. С чего вдруг его мотивы должны иметь для нас какой-то смысл?
Они ехали дальше, не говоря ни слова, где-то дюжину звонких лошадиных шагов.
– Ну да, – проговорила Арчет с явным мрачным удовлетворением. – Тебе все равно придется с ним поговорить.
Рингил сам не знал, почему отправился к Кормчему вооруженным.
В городах Лиги для знати существовали определенные правила, как следует одеваться. Война превратилась в ремесло, и казалось уместным демонстрировать этот факт публично. До того как нагрянул Чешуйчатый народ, традиция в каком-то смысле пришла в упадок. Самые воспитанные из мелкопоместных дворян полюбили непрочные придворные мечи, уделяя больше внимания безвкусным ножнам и гардам, чем простой стали, что скрывалась внутри. Но с войной и последующими за ней потрясениями тяжелые клинки опять начали выставлять напоказ, и Рингил, вернувшись в Трелейн в прошлом году, неожиданно оказался модником.
Но дело было не в этом.
Возможно, Друг Воронов просто воплощал его связь с миром кириатов, был пропуском и рекомендательным письмом относительно всего, что представлял собой Анашарал. Грашгал выковал меч в мастерской, куда Рингила не допустили, из сплавов, для которых не было названий в человеческих языках, и пользуясь механизмами, о которых, как иной раз подозревал Рингил, кириаты предпочитали помалкивать. «Если эти загадочные засранцы, – глубокомысленно заявил он Эгару однажды пьяной ночью в степи, – пользуются Кормчими, чтобы те помогали им управлять огненными кораблями, почему бы им не иметь нечто схожее, помогающее воевать? Что-то… я не знаю… что-то разумное?»
Эгар бросил взгляд на Друга Воронов, лежащего на земле у костра. Ухмыльнулся.
«Ага, то-то я заметил, как ты иной раз с ним разговариваешь. Гладишь его, и все такое. Видел бы ты себя со стороны, Гил».
Рингил бросил в него сапогом.
Он задвинул это воспоминание в дальний угол.
– Можешь говорить с мечом, сколько пожелаешь, – сообщил он Анашаралу ровным голосом. – Но главный тут я.
– Как скажешь.
Кормчий лежал на низком, богато украшенном столике, сбоку от просторного камина. Из окон на восточной стене под углом падал утренний свет, от которого странные грани и щели в его закругленной верхней части сияли, точно драгоценные камни. Его конечности – если это были они, разумеется, – распределялись вокруг тела равномерно, а в месте центрального сочленения изгибались и острыми коготками заметно врезались в деревянную столешницу. Арчет сказала, что Кормчий не может двигаться быстро и вообще отличается неуклюжестью, но, с точки зрения настороженного Рингила, тварь выглядела готовой в любой момент прыгнуть или куда-нибудь сигануть с быстротой молнии.
– На самом деле так сказала госпожа кир-Арчет Индаманинармал, – он отстегнул Друга Воронов и аккуратно прислонил к каминной полке сбоку. В жестком, ярком свете пылинки будто потянулись к оружию, стоило Рингилу отпустить руку. – Она назвала меня командиром экспедиции. И поскольку в этом смысле к сказанному ею прислушивается император, я бы сказал, что решение окончательное и обжалованию не подлежит.
– А госпожа кир-Арчет в курсе, насколько ты сейчас популярен в северных краях?
Рингил опустился в кресло напротив.
– Я бы сказал, у нее есть кое-какие подозрения.
– А его императорская светлость?
– Имел я мнение этого говнюка в темном переулке.
– Понятно. Ко всему прочему, еще и старая добрая дерзость обреченного на смерть, – по тону было не определить, насмехается Кормчий или нет. – Да, я понимаю, почему они выбрали тебя.
– Выбрали меня? – выпалил Рингил, не сдержавшись.
– Ты понимаешь, о чем я говорю… Драконья Погибель.
Вдох-выдох. Слабая улыбка.
– Никто меня так не называет.
– Какой позор. Наверное, отсутствие должного признания тебя огорчает.
– Ну… – Рингил забрался поглубже в кресло. Изучил ногти на правой руке. – Это был результат совместных усилий.
Пауза затягивалась. Он смотрел, как пылинки пляшут вокруг рукояти Друга Воронов. На столе дернулась одна из конечностей Анашарала. Приподнялась, постучала кончиком по деревянной поверхности, как стучит пальцем нетерпеливый учитель.
– Ан Фой тебе не друзья, Рингил Эскиат. Не забывай об этом.
– Я… – Мороз по коже. – …не узнаю это имя.
– В самом деле? Тогда попробуем другое – Бессмертный Дозор. Губители Лунны. Хойранова Банда. Небожители. Темный Двор. Хотя бы одно что-то напоминает?
Он уставился на машину, отбиваясь от воспоминаний о Даковаше.
– Я не имею никакого отношения к Темному Двору.
– Хорошо, – Анашарал неожиданно оживился. – Это правильная позиция. Дольше проживешь.
Рингил посмотрел на камин, хоть в такой час в нем не было ничего, кроме остывшего пепла. Поборол растущее подозрение, что Кормчий не поверил ни единому его слову.
– Госпожа кир-Арчет сообщила мне, что Ан-Кирилнар был построен для того, чтобы оберегать нас от возвращения древнего зла. Человеческого союзника двенд.
– Да.
– Она сказала, ты назвал его Иллракским Подменышем.
– Да, – в тоне Анашарала появились игривые нотки. – А это имя тебе ничего не напоминает?
Как удар под сердце: он вернулся в Серые Края.
Ситлоу представляет свою сестру. Ее архаичный, испорченный наомский.
«Я быть по имени Рисгиллен Иллракская…»
– Что ты можешь мне о нем рассказать?
– О нем? – Теперь в голосе Кормчего определенно звучало веселое удивление. – Или об олдрейнском клане, который его приютил?
Рингил театрально пожал плечами.
– А есть причина, которая мешает рассказать об обоих?
В комнате воцарилась тишина. Друг Воронов стоял, окутанный танцующей пылью и светом. Кормчий опять пробарабанил конечностью по столу – Рингил принял это за верный признак дурного настроения.
– Я знаю, что ты такое, Эскиат, – проговорило существо. – И не надейся это от меня скрыть.
Рингил позволил фразе сперва повиснуть в воздухе, а потом раствориться в тишине. Он тщательно следил за тем, чтобы лицо было неподвижным, как маска. В конце концов он закинул лодыжку одной ноги на колено другой, подался вперед в кресле и, нахмурившись, смахнул какой-то мусор с сапога.
– Нельзя ли поподробнее?
Цок-цок. Тишина.
– Ох, ну ладно, ладно… – Анашарал заговорил чуть нараспев: – Иллракский Подменыш родился в благородной семье, чье имя теперь забыто. Будучи ребенком, он, скорее всего, проводил – ты внимательно меня слушаешь, Рингил Эскиат? – он, скорее всего, проводил в Олдрейнском мире столько же времени, сколько и на Земле, из чего происходят его силы. «Подменыш», в строгом смысле слова, термин неверный – просто неудачное заимствование из болотного мифа про тех власть имущих, кого за великую красоту и силу разума избрали повелители-олдрейны и в раннем возрасте унесли прочь, чтобы вырастить по законам Пространства Безвременья. В каком-то смысле это было похоже на военное воспитание, которое теперь получают мальчики из благородных семейств в Империи и Лиге. В те времена, как и сейчас, матери прощались с ними, отдавая ужасным незнакомцам, и оплакивали их долгое отсутствие.