Впереди патрульные из Цитадели медленно шли вперед, время от времени бросая грозные взгляды на прохожих, а иной раз приставая к испуганным гражданам. Остановились, чтобы отругать женщину, которая несла кувшины с водой, закатав рукава и демонстрируя обнаженные предплечья. Ракан присел, чтобы рассмотреть пару богато украшенных боевых топоров, лежавших отдельно от кастрюль, сковородок и домашних инструментов, которые составляли большую часть скобяного товара.
– Благословенное оружие, мой господин, – торговец придвинулся ближе, почуяв клиента. – Освящено для войны с Чешуйчатым народом самим великим инквизитором Анваром Менкараком. Вот его печать, вырезана на древках. Она дает владельцу защиту от драконьего яда, чумы и стрел, погруженных в нечистоты. Мне их продал ветеран боев в Шеншенате и на побережье Раджала, когда настали тяжелые времена. Раз он выжил при Раджале, что еще можно сказать?
Рингил, который сам выжил на побережье Раджала, закатил глаза и легко коснулся плеча Ракана. Дальше по улице наемники из Цитадели устали глумиться над женщиной и теперь проталкивались сквозь толпу, собравшуюся вокруг торговцев. Пора идти.
Ракан выпрямился и пробормотал, что ему не нравится цена.
– Но вы еще не назначили мне цену, господин, – обиженно воскликнул торговец скобяным товаром. – Что есть справедливость и законность? Что для вас сто́ит святой щит Откровения?
Рингил наклонился:
– Я был при Раджале, друг. Действительно был. Я видел, как Девятый Священный Бич Акала встретился с драконами у последнего волнореза. – Он одарил мужчину неприятной улыбкой. – Они расплавились. Все до единого, невзирая ни на какие благословения.
Торговец скобяным товаром облизнул губы, готовя отповедь. А потом его взгляд метнулся к шраму на лице Рингила, к горбу эфеса под плащом.
– Мне не нужны неприятности, господин, – выдавил он.
– Вот и славно.
– Я чту ваше служение Откровению и Империи. Я всего лишь повторяю то, что мне сказал владелец оружия. А печать подлинная, за нее поручились.
– Да уж…
Рингил повернулся и отправился следом за товарищами по улице, к началу переулка. Когда они свернули за угол, императорский соглядатай бросил на него раздраженный взгляд.
– Не очень-то умно. Он запомнит.
– Что запомнит? – резким, насмешливым тоном отозвался Рингил. Воспоминания о Раджале разбередили душу сильнее, чем он думал. – Разъяренного ветерана в дешевом плаще? Не думаю, что здесь это диковинка.
Соглядатай пожал плечами и отвернулся.
– Ну, как скажешь. Сюда.
В переулке он кодовым стуком постучал в узкую деревянную дверь тихого, темного дома. Они подождали. После долгой паузы дверь открылась, повернувшись на смазанных петлях, и дородная фигура в рубахе и фартуке мясника жестом велела им войти.
– Ступайте насквозь, – сказал мясник. – Лестница позади. Восьмая и тринадцатая ступеньки шатаются.
Они прошли по длинному темному коридору, воняющему кровью и жиром, поднялись по шаткой деревянной лестнице, считая. Там были комнаты, озаренные свечами, с подвешенными тушами свиней и кусками мяса, разложенными на столах. Мужчины с ножами трудились, старательно не поднимая глаз, когда чужаки шли мимо. Императорский воин провел их в заднюю комнату, освещенную только светом Ленты, падающим через пару широких окон с подъемными ставнями. Голые доски, несколько мешков с зерном, сложенных по углам, и большая деревянная ванна, наполненная, как казалось в голубоватом свете, свиной кровью и потрохами. Соглядатай подождал, пока они соберутся вокруг него.
– Ну, вот в чем суть, – сказал он напряженно. – Мы выбираемся через это окно и прыгаем. Я проведу тебя по крышам, пока мы не упремся в куртину Цитадели. Дальше пойдешь один. Крепость построили на скале. Хвататься есть за что, но карабкаться придется долго. Точно хочешь потащить с собой эту железную оглоблю?
– Он легче, чем кажется, – ответил Рингил.
Соглядатай скривился.
– Все равно будет мешать наверху. В зубцах есть трещина, старое повреждение с того раза, как Утонувшие Дщери в последний раз устроили переполох. Но она узкая, как и коридоры, ведущие к уровням надзирателей. И я не знаю, можно ли таким длинным клинком, как твой…
– Мне плевать, что ты знаешь. Если все обернется плохо, я не стану сражаться с наемниками Цитадели воровским кинжальчиком.
Соглядатай бросил взгляд на Тарана Алмана. Тот пожал плечами. Взмахнул рукой – дескать, давай продолжай.
– Ладно, как пожелаешь. Теперь слушай внимательно. Покои старших надзирателей расположены на дальней стороне крепости, так что…
Он знал: изучал планы твердыни и угольный набросок физиономии Менкарака – коего Эгар мимоходом поименовал «самодовольным уебком» – целых два часа до того, как покинул камеру. Он знал маршрут, возможные опасные места и немногие пути отхода. Все выучил наизусть.
«Как два пальца, – бодро соврал он Арчет и Ракану, когда они вместе вышли в конюшню. – Я вламывался и в более крепкие гнезда, чем это, когда грабил криновые склады в портовых трущобах, будучи пацаном».
«Ну да, только по портовым трущобам не шастали двенды, – огрызнулась полукровка, которую было непросто обмануть. – Что бы ни остановило убийц, подосланных Джиралом, оно будет ждать и тебя. Будь осторожнее, Гил. Не делай глупостей».
«Кто, я?»
Он подмигнул Ракану, но молодой капитан отвернулся, обеспокоенный. Затем они взяли лошадей и втроем в мрачном молчании направились к воротам дворца, чтобы встретиться с Тараном Алманом.
– …и это тоже лучший способ выбраться, – закончил соглядатай. – По эту сторону в крепости расположены в основном помещения для рабов и склады, так что охрана довольно легкая. Горстка людей, разбросанных по большой территории. Возле трещины в укреплениях должен стоять часовой, но сегодня его там не будет.
– Замечательно. И откуда ты это знаешь?
Соглядатай кивнул на деревянную ванну.
– Потому что он там. Я сам его туда засунул шесть часов назад. Твой путь проложен, северянин. Осталось по нему пройти.
Рингил бросил взгляд на ванну, изображая брезгливость в основном для Ракана. Он бы многое отдал за полчаса наедине с капитаном Вечного Трона прямо сейчас, предпочтительнее в комнате без трупа и обставленной получше, но на крайний случай сгодились бы и мешки с зерном в том углу, к примеру…
Уголок Рингилова рта дернулся. Он убрал эту мысль в дальний угол разума.
Сбросил плащ, снял Друга Воронов, снова оделся и прицепил ножны поверх ткани. Подошел к ближайшему окну и поднял створку на целых три фута. Она двигалась, словно на хорошо смазанных колесиках, и лишь слегка прошуршала, как порыв ветра. В комнату ворвались запахи еды из города, соперничая с вонью бойни, которой здесь все пропиталось. Рингил выглянул наружу.
Ближайшая крыша располагалась недалеко внизу, упираясь в стену здания, где они находились. Панорама крыш простиралась во все стороны, теряясь в темноте; в ней вырисовывались возвышенности и склоны, а также узкие расщелины, через которые, видимо, придется прыгать. Далеко за ними едва виднелась Цитадель, грозно обосновавшаяся на утесе, словно огромный сгорбленный стервятник в гнезде.
Он вздохнул.
– Ну что ж, вперед. Давайте покончим с этим.
Они быстро шагали по беспорядочному ландшафту крыш, оставшись вдвоем. Рингил следовал за соглядатаем близко, как вторая тень. Плоская крыша, покатая крыша, садовое пространство, щель – проводник вилял туда-сюда, выискивая подходящий путь. Они то терялись посреди дымоходов и невысоких разделительных стен, то приседали на корточки и ждали, когда впереди исчезнут чьи-то смутно различимые фигуры или затихнут голоса, доносящиеся с других крыш в дымном мраке. Прыгали вверх и вперед, оказавшись в одиночестве.
Один раз они услышали голос из окна под карнизом: женщина тихо пела. Рингил не смог понять, была это колыбельная или молитва. И еще однажды, прижимаясь к остывающей дымовой трубе, они услышали, как по ней взлетел обрывок детской сказки:
– …и когда красивый молодой император услышал это, он сразу увидел, точно внезапно прозревший слепец, что она всегда была ему верна, и устыдился своего гнева. Ее тихая стойкость растопила лед в его сердце, и он опустился на одно колено, чтобы надеть предназначенное судьбой кольцо ей на палец. И ее отец, кузнец, был немедленно освобожден из рабства, его привели во дворец и наградили за верную службу медальоном, врученным самим императором на глазах у придворных. Повсюду в том великом городе было ликование: простолюдин и его дочь сумели добиться справедливости, и…
Прикосновение к руке. Соглядатай кивнул, и они снова пустились в путь. Перепрыгивая четырехфутовые расщелины переулков над головами людей, которые никогда не смотрели вверх. Балансируя вдоль хребта крыши заброшенного склада, где пласты сланца с обеих сторон или исчезли, оставив голые стропила, или слишком истончились, чтобы рискнуть и ступить на них. Посреди руин внизу мелькнула пара маленьких костров, вокруг которых собрались фигуры в плащах и звучали невнятные голоса. Дым змеился сквозь стропила, попадая Рингилу в лицо. Его чуть не вырвало, и он попытался не закашляться. Там, внизу, готовили нечто ужасное.
Теперь Цитадель и ее утес заслоняли все небо впереди. Рингил и его проводник перебрались через последний проулок, чуть шире остальных, – прыгать пришлось на пять футов, и приземлились на пологую крышу, прижимавшуюся к высокому утесу, что служил основанием для Цитадели. Поднялись по скату, пригибаясь. Соглядатай поднял руку, сжав кулак. Гил плавно остановился и посмотрел вперед. Между верхним концом крыши и стеной утеса был последний, коварный трехфутовый зазор. Соглядатай присел у края, чтобы отдышаться. Кивнул на скопище корявых кустов, росших на скале.
– Прыгай туда, – сказал он тихо. – Хватайся за кусты. Они должны выдержать…
– Должны? Должны, блядь?!
В ответ он получил быструю невольную улыбку. Соглядатай наклонился чуть ближе, приложив палец к губам.