— Драки между солдатами запрещены! Ежели вам захочется свести счеты друг с другом, то во время учебных занятий такая возможность представится. Однако, — поднял наемник указующий перст, — в случае смерти или тяжелого увечья соперника виновник несет полную ответственность за причиненный королевской казне ущерб.
— А в чем будет заключаться ответственность? — робко поинтересовался я и на всякий случай добавил: — Господин сержант…
— В случае непреднамеренного убийства срок службы виновного увеличивается на количество лет, которые не дослужил убитый. Если убийство умышленное — виновника вешают. На случай увечий существует прейскурант. Сломанный палец — одна неделя. Рука — один месяц. Ну и так далее…
— Сколько мы не виделись? Лет пятнадцать? А помнишь, капитан, когда мы уходили со службы, полковник, что пришел вместо Люцифера, сказал, что за тридцать лет он впервые видит десятку, прослужившую вместе весь срок найма…
Что было, то было. Пять лет в одной десятке, и все остались живы и почти не покалечены. Такое случалось редко.
— Жак, а кем ты здесь? — поинтересовался я. — Старшина нищих или старшина воров?
— Только нищих, — махнул рукой Жак, выпивая очередной бокал. — У воров есть свой старший. Правда, по сложившейся традиции…
— Он обязан отчислять тебе долю, — продолжил я, уплетая ножку куропатки, нашпигованной орехами, зажаренную в сухариках и политую белым соусом.
— Не мне… — неубедительно стал отпираться Жак. — Он отчисляет в пользу сирых и убогих жалкие пять процентов.
— Эдакие сирые и убогие, что кулаком быка бьют… — усмехнулся я, принимаясь за сыр. — Трактир твой?
— Ага, — кивнул старшина нищих. — А еще есть пара складов, винный погреб, три лавки… Что-то там еще было. Как иначе содержать ораву бездомных и несчастных? Я же им как отец родной.
— Здорово! — восхитился я. — Значит, я правильно делаю, что не подаю нищим в хорошей обуви.
— Правильно! — засмеялся Оглобля. — Если хочешь получать денежки за свой труд — относись к делу добросовестно!
— Вот-вот… — засмеялся и я. — Особенно если посмотришь на старшину нищих в дорогих… дорогом башмаке…
— Мне — можно, — веско проговорил Жак, сделав вид, что не заметил оговорки. — Я побираюсь, чтобы форму не потерять. Но это не то, что в первое время, когда остался одноногим…
— Где это? — кивнул я на его деревяшку. — Помнится, этой ноге уже доставалось…
Оглобля задумался, а я его не торопил. Если надо, расскажет, а не расскажет, так я это как-нибудь переживу. Жак, покончив с очередной бутылкой, вытащил другую и, не воспользовавшись бокалом, стал пить прямо из горлышка. Отхлебнув половину, вытер губы:
— Когда король Рудольф, дай Бог ему здоровья, выдал нам расчет и медаль «За храбрость», я решил стать купцом. А что? Сто талеров пособие, да еще сто от добычи скопилось. А на двести монет развернуться можно! Думал, наконец-то заживу как человек! Нашел купца, вложился в товар, да и поехал вместе с ним в древлянские земли. Мы туда стекло возим, оружие, а обратно янтарь да воск. Свой товар сбыли, тамошним подзакупились. Ну, едем обратно. Я ведь, когда к купчине прибился, совсем дурной был. Думал, что все будет так, как в наемниках, — один за всех и все за одного!
Жак приложился к бутылке, опустошив остатки одним мощным глотком и продолжил:
— А купчишка-то, волчара… Подсыпал мне что-то в вино, а потом резать стал… Паскуда, не мог сразу убить. Всего истыкал и в реку бросил. Хорошо, вода холодная, а не то бы кровью изошел. Выполз кое-как, дотащился до большака, лежу и смерти жду… Повезло — ехали добрые люди, подобрали, перевязали, как сумели, до монастырской больницы довезли. А брат-лекарь ногу мне напрочь отпазгнул… Вылечили монахи, не выбросили… Как выжил — не знаю. Наверное, злость помогла. А еще вспоминал, как ты меня тащил, хотя у самого стрелы торчали… Сделали мне монахи костыль, а ногу деревянную сам смастачил. Вот, шел, побирался именем Божьим, да сюда и пришел. Вначале несладко было. Ну а когда на ногах увереннее стал стоять, то уже и ничего стало. Мог за себя постоять и за других заступиться. А потом, когда прежний старшина умер, народ меня и избрал. Лет уж десять, почитай, здесь живу.
— Купчишку искал? — поинтересовался я.
— Чего его искать? — хмыкнул Жак. — Когда старшиной стал, то просто попросил, чтобы его ко мне привезли. Привезли. Я с ним по справедливости поступил. Он меня обокрал — ну я у него деньги и товары забрал. Он меня ножом ударил — я его ударил. Он меня в воду бросил, ну и я его… Эх, капитан, не видел ты, как он плакал… Ну а теперь рассказывай, — потребовал он, проверяя, осталось ли что-нибудь в бутылке: — Что тебе нужно от старшины нищих? Только не говори, что ничего. Все-таки я твоим лейтенантом четыре года служил.
Умен! Ну а иначе не был бы он ни лейтенантом, ни старшиной нищих и воров.
— Изначально никаких мыслей не было. Просто пошел на рынок, чтобы прикупить кой-чего, — начал я издалека.
— Чего именно? — деловито поинтересовался Жак. — Списочек набросай — парни у меня грамотные — принесут все в гостиницу задаром! Сегодня-то уже поздно, разошлись все. Но, если срочно — я ребят пошлю, они по купцам пробегутся и все сделают в лучшем виде…
— Да ладно, — засмеялся я. — Мне одежда новая нужна, так ведь ее шить надо. Опять-таки — ножи метательные. Ну еще по мелочи. Сам еще толком не знаю.
— Ага, — кивнул Жак. — Портного я тебе прямо к фрау Уте пришлю, мерку снимет. А за остальным вместе сходим. Рассказывай…
— Вот, стало быть… — задумался я, не зная с чего и начинать. Но потом сообразил: — О герцоге Фалькенштайне тебе что-нибудь известно? Ну не то, что знают бургомистры, а что-нибудь еще? Например — не будет ли у герцога каких-нибудь союзников?
— Что может быть известно? — удивился Жак. — Все проще квашеной капусты! Вольный город Ульбург стоит между герцогством Фалькенштайн и графством Лив. Жена герцога — дочь графа де Лив. В случае войны с Ульбургом граф может прислать свои войска на помощь зятю. Но, по слухам, старый граф не очень-то ладит с зятем. Тут пятьдесят на пятьдесят — либо пришлет, либо — не пришлет.
— Ты знаешь Фрица Фиц-роя?
— Немного, — уклончиво сказал Жак. — Парень клянется, что он не виноват и все такое прочее. Может, и не врет.
— А где Фиц-рой сейчас? — поинтересовался я.
— В подвале, под ратушей. Бургомистры боятся, что его кто-нибудь убьет. Мои молодцы так и хотели сделать. Если Фиц-рой будет убит, то зачем Фалькенштайну штурмовать Ульбург?
— Мне кажется, убивать его бессмысленно…
— Объясни, капитан, — потребовал Жак, глядя на меня трезвым взглядом.
— Что мы имеем? — начал я. — Герцога Фалькенштайна, который жаждет отомстить за свою дочь. Так?
— Так, — кивнул Жак, вытаскивая из-под стола очередную бутылку. Сковырнув сургуч, припал к горлышку и, выхлебав добрую треть, виновато сказал: — Прости, отвык от хороших манер! — Потом усмехнулся и добавил: — Узнаю капитана…
Что да, то — да. Даже многолетняя служба не отбила у меня университетских привычек излагать мысли словно на диспуте. Мне осталось только согласиться с Жаком и продолжить:
— Теперь скажи-ка мне: если ты собираешься мстить, зачем оповещать об этом всех на свете? Вот ты, будучи герцогом, как бы себя повел?
— Приказал бы верным людям найти и доставить убийцу, — усмехнулся старшина нищих. — Если бы я стал рассказывать всем на свете, что собираюсь мстить тому купчишке, то он удрал бы куда-нибудь в Восточную империю или еще куда дальше.
— А герцог собирается нападать открыто. Зачем? Чтобы мы успели укрепить город?
— Так-так… — сообразил Жак. — Получается, что Фиц-рой — это только повод? И может статься, что парень действительно не при делах? Что, если герцогу просто нужен повод для нападения на город, который имеет хартию вольности? Зачем? Добыча может оказаться не по зубам! Да и купцы, что едут в Ульбург, исправно платят герцогу дорожные и мостовые сборы…
— Мне кажется, герцог мечтает объединить свое герцогство и графство Лив, — предположил я. — Насколько я помню, объединение герцогства и графства, прилегающего к границе Восточной империи, дает Фалькенштайну право стать королем. Великий Понтифик будет вынужден короновать человека, имеющего приграничные владения такого размера. Иначе герцог примет корону из рук восточного императора! Ульбург же, он как заноза, сидит между герцогством и графством. Таубург вроде бы тоже стоял на приграничных землях?
— Слушай, капитан, а ведь ты прав, — изрек Жак. — Прав, как всегда. За королевскую корону можно и пострадать.
— Как себя поведут твои нищие?
— Как все, — отмахнулся Жак. — Кто-то полезет защищать город, а кто-нибудь, под шумок, начнет грабить дома. А ты уже подготовил отряд против мародеров?
— Я хочу, чтобы такой отряд подготовил ты…
— Я?! — вытаращил на меня глаза старшина нищих. — Это где же такое видано, чтобы воры и нищие охраняли порядок?
— Все когда-то бывает впервые, — благодушно изрек я. — Вспомни Сотсбик. Кто ожидал, что пехота может атаковать кавалерию?
Я вместе с лейтенантом Жаком и верными десятниками, командирами лучшей, или, как ее называли, «ударной», сотни, направлял младших командиров и солдат, подгоняя их и словом, и действом. Наконец-то вся тысяча была построена. На всякий случай я выскочил из строя и, отъехав на выстрел стрелы во фронт, критически оглядел солдат. На мой взгляд — надежно. Ну а как на самом деле — бой покажет…
Во время тренировок я приказывал закрываться щитами не только спереди, но и с боков, чтобы получилась сплошная чешуя — лучшая защита от конницы. Меня костерили почем зря, но выполняли!
Если кавалерия атакует пехоту, то пехоте полагается убегать либо стоять ощетинившись копьями и прикрывшись щитами. Но никто не ждал, что пехота может начать атаку против кавалерии.
Мы, ускоряя бег, со всего маха врезались в первый ряд кавалерии, выдавливая ее вперед. Передовые всадники пытались сдержать коней, а задние, налетая на своих, сбивались в кучу. А если кому-то из кочевников повезло врубиться в наши ряды, его быстро «гасили» мечом или «моргенштерном», роняя хозяина и лошадь…