– Воображение нам помогает, – высказал догадку Харлей. – Мы можем себе представить, о чем думают люди.
– Нет, Сэм, таким путем не поймешь человека. Мы прибегаем не к воображению… Так, например, чтобы понять душу вора, нужно себе представить такое душевное состояние, при котором желание украсть временно одерживает верх над всеми остальными мотивами. Недостаточно знать, о чем думает вор, мы должны чувствовать так, как он чувствует.
«Очень немногие способны переживать душевное состояние другого человека. Для этого требуется сознательное усилие и умение стать безличным… А способность обезличиваться – одна из редчайших способностей. Средний мужчина или женщина никогда не бывают до конца объективными, беспристрастными».
– Насколько я понимаю, вы пришли к следующему выводу: м-р Кипп сделался бутлегером просто потому, что ему этого захотелось. Не так ли?
– Да, пожалуй, – согласился Майкл. – Ему захотелось… и деньги были нужны… А кроме того его тянет ко всяким авантюрам. Если это объяснение вас не удовлетворяет, постарайтесь настроиться так, чтобы почувствовать себя культурным бутлегером… Тогда вы поймете его душевное состояние.
4
Майкл Уэбб с м-ром Придделлем и Гюсом Бюфордом поехал в желтом тряском автомобиле Гюса в деревню. Гюс хотел заехать на почту и встретить на станции гостей, а Майкл и м-р Придделль отправились с ним, потому что им нечего было делать.
В самом центре деревни находится тенистая лужайка, обсаженная древними вязами, такими высокими, мощными и развесистыми, что лужайка словно обнесена стенами храма; солнечные пятна лежат на траве.
По одну сторону лужайки расположена кузница и грузный новоанглийский отель «Вик Хаус», где хмурый клерк ковыряет в зубах, а меню обеда неизменно начинается жареными бобами и заканчивается сиропом.
Улица по другую сторону лужайки является продолжением шоссе из Нью-Йорка в Беркшайр. Это – центр коммерческой жизни Старого Хэмпдена. Ряд двухэтажных домов… почтовая контора… национальный банк… обувной магазин, постоянно объявляющий распродажу…контора по продаже недвижимого имущества; в окне выставлены огромные фотографические снимки домов, а в крохотной комнатке, величиной с ванну, сидит за конторкой серый, изнуренный человек… лавка, торгующая пластинками для фонографа, мячами и ракетами, карандашами, нью-Йоркскими газетами, кодаками, журналами, клеем, сигарами и игрушками; на владельца этой лавки смотрят, как на человека, который знает все, начиная с оперы и кончая машинным маслом… аптекарский магазин; две трети магазина занимает фонтан с содовой водой… гараж, где пахнет бензином и красуются красные резервуары.
В то утро в тихой деревушке царило необычное волнение. Майкл хорошо знал Старый Хэмпден и сразу почувствовал, что жители охвачены какой-то смутной тревогой. У дверей банка собралась кучка чиновников, беседующих вполголоса; в аптекарском магазине тоже происходило совещание; у служащего в конторе по продаже недвижимого имущества вид был еще пасмурнее, чем обычно. Заведующий почтовой конторой, пренебрегая своими обязанностями, стоял, заложив руки за спину, и смотрел в окно, выходящее во двор.
Майкл увидел Рэнни Киппа, идущего по лужайке.
– Хэлло! – крикнул он молодому ученому. – Какое бедствие постигло деревню?
Кипп засмеялся и положил руку на плечо Майклу.
Он принадлежал к той категории молодых людей, которые смеются и кладут вам руку на плечо. Разговаривая с вами, они смотрят на проходящих женщин, оглядываются и провожают их глазами.
– А вы что здесь делаете? – насмешливо-суровым тоном спросил Кипп. – Имеется ли у вас специальное разрешение на осмотр Старого Хэмпдена?
– Я? – отозвался Майкл. – Я приехал с Гюсом и Теодором. Они отправились покупать провизию, и мы условились, что я буду ждать их здесь, на лужайке. Но что такое здесь происходит?
– О, вы спрашиваете, почему волнуется население? – засмеялся Кипп. – Граждане суетятся? Видите ли, я только что уведомил их о своем решении, и оно было принято без всякого энтузиазма.
– Какое решение? О чем вы их уведомили?
– Я принял решение отныне не гнать больше спирта… Да, старина! Бутлегер начинает новую жизнь…Честный молодой человек возвращается в лоно церкви… Старый Хэмпден в отчаянье…
– Вы это серьезно? осведомился Майкл. Или по своему обыкновению шутите?
– Никогда еще я не был столь серьезен, – ответил Кипп. – Я стыжусь этого дурацкого занятия, Майк… Больше я не буду изготовлять спирт. Вот деревня и волнуется.
И в самом деле, деревня волновалась. Какой смысл осыпать почестями и наградами безответственных молодых людей, которые этих почестей недостойны? В это ясное утро жители ого Хэмпдена скисли-свернулись, как молоко.
– Но почему? – спросил Майкл.
– О, это длинная история, вздохнул Кипп. – Могу я поговорить с вами откровенно? Знаете, мне бы хотелось попросить у вас совета… Скажите, могу я быть с вами до конца откровенным? Я хочу поговорить…
– Ну, конечно. Расскажите, чем вы так озабочены.
У Киппа физиономия была глубокомысленно серьезная, когда он взял Майкла под-руку и повел его к павильону для оркестра, находившемуся посредине лужайки.
– Посидим в этом павильоне, – сказал он, здесь тишина и прохлада.
– Не говорите столь высокопарно, Рэнни, – посоветовал Майкл, – вам это не к лицу.
– Дело очень серьезное, – заявил молодой человек. – Чрезвычайно серьезное… Во всяком случае-для меня.
Минуты две он сидел молча, подперев голову руками и уставившись в пол. Казалось, он внимательно разглядывал свои ботинки. Майкл следил за ним и, наконец, решил подбодрить молодого человека.
– Это имеет какое-нибудь отношение к вашим ботинкам, Рэнни? Если вы хотите знать, где можно купить прекрасную обувь…
– Никакого отношения к обуви это не имеет, – неожиданно перебил Кипп, выпрямился и посмотрел Майклу прямо в лицо. Я буду говорить без всяких предисловий. Быть может, вы удивитесь, если я вам скажу, что влюблен в одну молодую лэди…
Майкл не мог не улыбнуться. В продолжение последних двух недель лихорадочное ухаживание Киппа за мисс Элис Уэйн служило неисчерпаемой темой разговоров в гостинице «Горное Эхо». Его влюбленность бросалась в глаза не меньше, чем гора «Том».
– Да неужели! – воскликнул Майкл. – Что вы говорите?! Кто же эта молодая леди?
– Я влюблен в мисс Уэйн, – со вздохом проговорил бедняга. – Безумно влюблен в нее, старина. Вы ничего не имеете против того, что я говорю так откровенно? Я еще никогда никого не любил… Конечно, я… знаете ли… как все мужчины… да, случалось увлекаться, но…
Он что-то пробормотал, но Майкл не расслышал. Майкл заметил, что сосредоточенность Киппа граничит с умопомешательством. Истинная любовь есть своего рода душевное заболевание, протекающее при высокой температуре; больного знобит, у него заплетается язык. Люди болеют любовью раза три-четыре, не чаще; иные – только один раз. Затем душа становится иммунной: так невосприимчив к кори организм человека, уже перенесшего корь. Истинная любовь человека, который любит впервые нимало не похожа на любовные увлечения тех, кто закален любовью. Люди, невосприимчивые к этой болезни, влюбляются часто, но их влюбленность обусловлена интеллектом и половым влечением и, в сущности, относится к области эстетики.
– Мне кажется, и Элис вами интересуется, – заметил Майкл.
– Она говорит, что я ей нравлюсь, – чуть слышно сказал Кипп. – Да, я это знаю… Я чувствую, что недостоин ее любви… Из-за нее я решил бросить свою профессию. Проклятие! Не могу же я торговать виски и любить Элис!.. Это несовместимо…
– Она вас просила бросить это дело?
– Нет, не просила, – ответил Кипп. – По ее словам, ей даже нравится, что я бросаю вызов обществу. Но какой это в сущности вызов? Просто грязное занятие, вот и все. А все-таки, старина, очень мило, что она мне так сказала. Я еще сильнее ее полюбил, если это только возможно.
– Гм… – протянул Майкл. – Так… а почему вы решили, будто она вам сказала не то, что думала? Быть может, она хочет, чтобы вы не бросали вашей гнусной профессии. Вы уверены, что она этого не хочет?
– Что вы говорите! – удивился Кипп. – Она – девушка изящная… утонченная… Должно быть, на нее профессия бутлегера производит отталкивающее впечатление. И, знаете ли, она права. Конечно, мне она этого не скажет… щадит мое самолюбие… боится обидеть… Вот я и не стал ждать, чтобы она мне сама сказала, и сегодня покончил с виски.
– Так… что же вы теперь будете делать?
– У меня есть кой-какие сбережения, – ответил молодой человек, и я хочу заниматься экспериментальной работой. Подумываю о том, чтобы писать статьи в научные журналы…
– Я замечаю, что теперь вы каждый день надеваете ваш новый костюм, – сказал Майкл.
– Да, больше я не хочу походить на бродягу… Послушайте, я хотел с вами посоветоваться. Кипп замялся, а Майкл терпеливо ждал.
– Никому ни слова об этом не говорите, – начал молодой человек. – Даже м-с Уэбб.
– Никому не скажу, – обещал Майкл.
– Пожалуй, не следовало бы мне вам говорить, быть может, вы мне дадите какой-нибудь совет… Ведь вы меня понимаете, не правда ли?
– Да Понимаю. Я буду хранить вашу тайну.
Наконец, Кипп поделился своими заботам. Рассказ его был растянут, перегружен деталями и отступлениями, голос прерывался. Так обычно говорит мужчина, признающийся приятелю в том, что он влюблен… Иногда мужчины хвастаются своими любовными похождениями, считают их своего рода доблестью, но никогда не хвастаются тем, что влюблены. Когда говорят о своей любви другим мужчинам, это не похвальба, а исповедь. Почти все мужчины считают нужным говорить о великих страстях извиняющимся тоном.
Рэнни сообщил, что он любит мисс Уэйн, и она его любит; так она ему сказала. Он знал, что она к нему неравнодушна, но чувствовал себя недостойным ее любви.
– Со временем вы почувствуете себя более достойным, – перебил Майкл – Время излечивает этот недуг.
Но несмотря на то, что она оба друг друга любят, мисс Элис Уэйн не хочет выходить замуж за м-ра Киппа. Так она ему и сказала… очень решительно. Нет, мягко… мягко, но решительно.