В баре Мишель угостила всю компанию дорогим бурбоном, красовавшимся под стеклом на верхней полке. Свой стакан она осушила разом, понимая, что ведёт себя как первый парень на деревне. Обязанности Трэвиса – он был одним из организаторов концерта – наконец закончились, он присел рядом с ней и заказал два коктейля «водка с мартини». Мишель неприятно покоробило, что он сделал заказ за неё. Водку она не употребляла.
– Ну как тебе концерт?
Мишель отодвинула мартини и взяла ещё один бурбон.
– Похоже, вам, ребята, игра доставляет удовольствие, – сказала она с напряжением в голосе.
– Я искал тебя во время антракта, но не нашёл, – вопросительно улыбнулся Трэвис.
– В туалет ходила.
Трэвис протянул руку и погладил ей шею сзади, под волосами. Его ласка вызвала у неё раздражение. Она не собиралась это терпеть, как, похоже, хотелось Трэвису. Мишель наклонилась вперёд и поцеловала Трэвиса в губы. У поцелуя оказался привкус древесного дыма и алкоголя – не слишком-то привлекательно, и совсем не то, что она ожидала. Всё равно что поцеловать обугленную древесную кору, политую спиртом. Неожиданно Мишель почувствовала возбуждение. Было что-то волнующее в мужчине, который так неправильно пахнет. Мишель опрокинула в горло ещё порцию бурбона и сказала:
– Хочешь поедем ко мне?
Трэвис слегка отстранился. Потом взял Мишель за руку и, пытаясь поймать её взгляд, произнёс:
– Ты мне нравишься. Мне с тобой хорошо.
Мишель почувствовала себя не в своей тарелке и сказала, глядя куда-то поверх его плеча:
– Впрочем… Я тут вспомнила, ко мне сестра обещала приехать на завтрак, может получиться неловко.
– Понимаю, – кивнул Трэвис. – Я ведь писал тебе в самом первом письме: я переживаю тяжёлый разрыв и не хотел бы торопить события.
Мишель оставила бармену чаевые в половину чека и уехала домой – в большую квартиру-студию на Телеграф-хилл, из которой открывался роскошный вид на залив. Сбросила туфли и вытянулась на полуразвалившемся бархатном диване с ноутбуком на животе. Стройка никогда не останавливалась, даже в воскресенье приходили мейлы и раздавались звонки от китайских поставщиков, от бригад, работавших посменно, и от её собственных подчинённых, вечно перекладывавших решение на её плечи.
Сквозь окно, занимающее всю стену в гостиной, Мишель видела яркую сетку огоньков на дальних берегах залива. Луна и гирлянды звёзд оживляли ландшафт, словно украшения, развешанные по случаю праздника. Ей захотелось позвонить сестре, которой у неё не было, и поплакаться в телефонную трубку.
– Девушка твоего роста не может притворяться серой мышкой, – сказала ей как-то мать.
И каждый день Мишель, выходя к людям, старалась казаться выше и сильней, чем была.
«А как же маленькой мышке выжить в стеклянном доме? – думала она, засыпая и припоминая вчерашний сон. – Вот как: ей надо прогрызть ход наружу!»
Во сне она стала устраивать себе гнёздышко в корнях старой сосны. Потом выглянула оттуда. Стеклянный дом маячил среди деревьев, заброшенный, уже покрытый мхом, но всё ещё освещённый изнутри. Тогда Мишель сообразила, что она и была архитектором, придумавшим этот дом. Она так основательно выполнила свою работу, что ничто в природе не смогло бы его разрушить.
Признаться в любви (Пер. А. Степанова)
В шестом классе я призналась в любви мальчику следующим образом: засунула вырезанную из гламурного журнала фигурку Дэвида Боуи с гитарой в тетрадь с домашним заданием по естествознанию, которое дала ему списать. С присущей первой любви ясноглазой искренностью я верила, что всё моё будущее зависит от этого кусочка бумаги, облачённого в глянцевый комбинезон, с ярко-рыжим париком и высокими красными сапогами.
– Спасибо, – сказал Пит, выхватывая у меня из рук тетрадку. – Ты настоящий друг. Завтра отдам.
Когда накануне я представляла себе наш разговор о домашнем задании, он виделся мне в замедленном темпе, исполненный глубокого значения в каждом слове и жесте. Минут двадцать решала, между какими страницами поместить Зигги: с фазами Луны или лунными и солнечными затмениями? Но Пит, схватив тетрадку, убежал так быстро, что я даже не успела предупредить его, что тетрадка понадобится мне на следующий день.
Весь вечер я думала только о том, что сделает Пит, когда увидит моё послание. Тарелка с супом вывалилась у меня из рук, заляпав красным перцем и бобами весь пол на кухне от плиты до холодильника. Пришлось долго-долго протирать пол. Потом, наливая себе в кружку тёплого яблочного компота, я отвлеклась и пролила его мимо чашки. На этот раз, мыть пол пришлось отцу. Мама потащила меня наверх переодеваться и быстро, задав несколько правильно поставленных вопросов, выяснила суть дела.
– Но дорогая моя… – заговорила она и тут же смолкла в нерешительности. Затем присела ко мне на кровать и заговорила снова, медленно, словно обращалась к крошечному карапузу: – Подумай, что бы ты сказала, если бы нашла бумажную куклу в своей тетрадке по географии?
– Это не кукла! Это Зигги Стардаст. Все знают, что Пит похож на Боуи. Он и на гитаре играет.
– Все знают? По-твоему, Питу известно, о чём шепчутся девчонки у него за спиной?
Я сосредоточенно доставала чистый свитер и молчала.
– Я знаю, как много смысла ты вложила в свой подарок, – продолжала мама. – Если ты хочешь, чтобы Пит понял, что он тебе нравится, лучше пригласи его в кино или к нам домой на обед!
Я не знала, что на это ответить. Мамино предложение казалось мне совершенно невозможным, но не хотелось её обижать.
Подождав немного, мама наконец высказала то, о чём наверняка подумала в первую очередь:
– А почему, собственно, ты даёшь ему списывать своё домашнее задание? Это же нечестно!
С тех пор прошло двадцать лет. Случай с фигуркой Боуи вспомнился мне недавно, когда я получила по почте шесть банок «Веджимайта»[13]. Имя отправителя мне ничего не говорило. Только хорошенько поскрипев мозгами, я догадалась, что это был тот мужчина, с которым я мельком познакомилась, когда ездила понырять в Австралию. Меня сбило с толку, что посылка пришла из Норвегии: тот парень, тоже турист, успел вернуться домой. Со времени поездки прошёл целый месяц, а я так и не собралась загрузить в компьютер фотографии, сделанные за четыре дня на дайверской яхте. Навалилась работа: за месяц моего отсутствия в компании произошли серьёзные изменения, и надо было навёрстывать упущенное. Самые роскошные удовольствия – нырять целыми днями в Коралловом море, а ночами глазеть на Пояс Ориона и Южный Крест, – неумолимо стираются в будничной рутине.
Я распаковала одну баночку «Веджимайта», открыла и понюхала. Что этот человек хотел сказать мне таким подарком? Одну из ночей мы провели с ним вместе. После пяти спусков в день и встреч с совершенно непостижимыми, фантастически раскрашенными обитателями коралловых джунглей, у нас обоих было восторженное настроение. Когда все семейные пары и люди постарше разошлись по каютам, мы с ним вынесли матрасы на верхнюю палубу и трахнулись под светом звёзд. Какие широкомасштабные выводы он из этого сделал? Записки в коробке с «Веджимайтом» не было. Мне захотелось ответить ему что-нибудь этакое: «Да, попробовать бутерброд с «Веджимайтом» было совсем неплохо, но что, чёрт побери, я буду делать с шестью банками этих дрожжей?»
Открытую банку я оставила на кухонном столе. Времени позавтракать мне всегда не хватает, а эта банка напоминает, что можно хотя бы бутерброд сделать. Впрочем, оказалось, что «Веджимайт» пригоден и как соус для гамбургера, и вместо соли к супу.
Собеседование (Пер. М. Платовой)
Она сказала:
– Ваши претензии по зарплате неадекватны. – И тут же следом: – Зато у нас вы приобретёте много полезного опыта. Ваш нынешний даже близко не сопоставим с тем, что можем предоставить мы.
Он сказал:
– Мы не в детском саду, грубость не располагает к знакомству.
Она сказала:
– Мы придаём первостепенное значение разумному соотношению между работой и личной жизнью. – И затем: – В особенности когда клиентам выставляется счёт за сорок часов в неделю.
Он сказал:
– Я полагаю, это означает вечный недосып и нервное истощение, оттого что придётся готовить документы во внеурочное время.
Она сказала:
– Мы выплачиваем огромные ежегодные премии. – И затем после паузы (он наблюдал за яхтами, проплывающими за окнами конференц-зала): – Только пятнадцать процентов наших сотрудников оправдывают наши ожидания.
Он сказал:
– И что, большинство не получают премии?
Она сказала:
– Вам открывается перспектива стать партнёром.
Он нарисовал череп и кости в центре жёлтого линованного листа блокнота.
Она сказала:
– Правда, сейчас у нас уже есть один человек на предпартнёрской позиции.
Он сказал:
– То есть вы обещаете мне журавля в небе. Вы вызвали меня на переговоры с предложением работы. И это лучшее, что вы можете мне предложить?
Она сказала:
– Согласно вашему резюме вы отработали на своём нынешнем месте семь лет. Вы слишком консервативны. Предприимчивые молодые люди в наши дни меняют работу гораздо чаще.
Он сказал:
– Я лоялен.
– Лояльность – миф, – сказала она.
Он сказал:
– Мне нравится, что ваш офис находится около пляжа.
Она сказала:
– Это потому, что вы понимаете, что у вас нет будущего там, где вы теперь?
Он сказал:
– Мой трудовой договор заканчивается через два месяца, тогда и поговорим.
Она сказала:
– Начало проекта на следующей неделе. Принимайтесь за дело.
Чужие лица (Пер. А. Нитченко)
После небольшой задержки поезд тронулся, да так мягко, что Мария, пробираясь по вагону, едва ощутила момент, когда движение пришло на смену покою. Трое парней стояли в проходе, карауля свои тяжело нагруженные дорожные велосипеды; им пришлось поднять их вверх, чтобы пропустить Марию. Вагон был полон; хорошо, что она вовремя заказала себе место лицом по ходу движени