Подошёл официант, чтобы забрать тарелки, неловко обогнул стоявшего на коленях Янека и ушёл, не спросив, не нужно ли что-нибудь ещё. Янек поднялся и встал напротив Мишель, пытаясь поймать её взгляд.
– Ты, наверное, думаешь, что я псих, – сказал он.
Мишель ничего не ответила, мотнула головой. В глазах у неё стояли слёзы. Янек обратил внимание, что глаза у неё карие.
– Прости, пожалуйста, – сказал он. – Надеюсь, ты не подумала, что я пошутил?
Мишель молчала.
– Мы только что встретились, – сказала она наконец, – а ты уже довёл меня до слёз. Должно быть, мы с тобой созданы друг для друга.
Она рассмеялась, но как-то невесело. Янек заметил, что она теребит зажатый в кулаке конец шарфа – не знает, что делать с руками.
Он шагнул к Мишель и прижал её к груди. Тело легко уместилось в его руках, оно было тёплым, гораздо теплее, чем он ожидал, он даже подумал, нет ли у неё температуры. Мишель оттолкнула его и дала пощёчину. Янек почувствовал боль.
– Извини, – сказал он, – извини, пожалуйста!
Мишель повернулась и направилась к своей машине, а Янек поплёлся за ней следом.
– Быть может, сходим на той неделе в кино? Мне бы хотелось снова с тобой повидаться, – сказал он, обращаясь к её затылку.
– Вряд ли получится, – ответила Мишель, всем своим видом показывая, что продолжения у этого вечера быть не может.
Она села в машину и тронулась с места.
Янек стоял и смотрел, как машина выруливает с парковки и удаляется по улице, пока не исчезла совсем. Затем перебросил пиджак через плечо и пошёл к трамвайной остановке. От слов Мишель было так больно, что он едва не задыхался.
Стемнело, на улицах делового квартала никого не было. Смутные мысли бродили в голове. Можно отыскать дом, где живёт Мишель, и стоять целыми днями у неё под окнами, пока она не согласится его выслушать. А можно продать фирму и переехать в Прагу к родителям. Или, раз уж так трудно бросить бизнес, попросить сотрудников временно взять на себя его обязанности, а самому отправиться в длительный отпуск – поездить по миру, повстречать новых людей. В крайнем случае, записаться на кулинарные курсы: он всегда хотел научиться делать сыр. Курсы придётся посещать по понедельникам и вторникам, поскольку другие вечера заняты ужином с клиентами и тому подобными вещами – налаживанием связей. Янек терпеть не мог сидеть по вечерам дома.
Новогодняя традиция (Пер. М. Платовой)
Как можно жить на пересечении двух хайвеев? Не очень понятно.
Всё же мы послали Тони по этому адресу новые игрушки: на день рождения «звуковую отвёртку Доктора Кто» и в конце лета комиксы о Песочном человеке, в твёрдом переплёте. Пусть знает, что мы помним о нём.
В канун Нового года мы долго думали, что делать: после окончания колледжа, вот уже семь лет подряд мы проводили этот праздник втроём или вчетвером, когда у Тони была подружка. Мало ли, что Тони в очередной раз переехал? Не нарушать же традицию. Обменялись с Тони парой сообщений на автоответчиках. Из них решительно не было понятно, чем он занимается и как думает проводить праздники. В общем, надо было его проведать. Сели на самолёт, сошли в Сиэтле, арендовали автомобиль и поехали по карте, минуя город, на север, где крошечным красным флажком в беспорядочном пространстве предместья светилась предполагаемая обитель Тони.
Вот наш съезд. Дорожные указатели ведут на кольцевую развязку, широкие крылья покрытой асфальтом бетонки бьются оземь, прежде чем взлететь на новый вираж. Внутри одной из дорожных петель прячется маленькая забегаловка, на запад тянется линия торговых центров и бензоколонок, на восток, – мы едва успеваем охватить взглядом, – жилые кварталы. Проносимся мимо назад к хайвею и запоздало соображаем, что самый верный знак подавала забегаловка с красно-зелёными тентами и обветшалой неоновой вывеской совершенно во вкусе Тони. Вылетаем на следующий съезд, разворачиваемся, возвращаемся к перекрёстку, долго плутаем по боковым улочкам и наконец проникаем на автостоянку ресторана, притаившегося в стороне от взлетающего по пандусу потока машин, тянущихся на север.
Устраиваемся на парковочной площадке, сидя в машине набираем номер телефона и сообщаем автоответчику:
– Тони, это Диана
– И Люк.
– Это Люк и Диана. Мы здесь, в Сиэтле.
– «У Энди»,
– Готовы поделиться с тобой жареным луком!
– …жареной картошкой!
– …блинами!
– …со сливками!
– …выходи на контакт!
– Перезвони и приезжай, пока мы не позвонили твоей маме!
– Серьёзно, мы соскучились
– …и хотим видеть тебя,
– …срочно перезвони.
Выключаем трубку и смотрим друг на друга. – Что делаем дальше?
– А что нам делать? Если он не объявится, сходим в кино без него. Давай пошлём ещё эсэмэску, может, он хотя бы эсэмэски читает.
Нам не впервой выслеживать Тони. Он становится всё более неуловим. Год назад в это время он останавливался у каких-то приятелей в Лос-Анджелесе и прислал нам номер дома, а номер квартиры сообщить забыл. Пришлось юлить перед консьержем, чтобы он позволил нам просмотреть список жильцов.
В позапрошлом году Тони пообещал навестить нас сам и даже купил билет – так ведь умудрился прозевать рейс и прислал совершенно безумное сообщение, отменяющее всю поездку. Мы названивали, уговаривали его, мол, поезжай в аэропорт, вдруг, удастся полететь более поздним рейсом, запишись в лист ожидания, а Тони всё упорствовал, это слишком сложно, он не может вынести такой прессинг… Пять часов спустя, как ни в чём ни бывало, звонит из аэропорта в Сан-Франциско. А уже поздний вечер, и мы пьём на вечеринке в Напе, – тут Тони хватает дорогущее такси, мчится к нам, мы за это время приходим в себя, вместе возвращаемся в город и отправляемся в кино на ночной сеанс.
Вообще говоря, когда мы встречаемся, мы ходим в кино. Только и всего. Потом ночные ресторанчики, где можно хоть двадцать четыре часа в сутки заказывать завтрак – кино, блины со сливками и размороженной клубникой; потом дома ещё что-то смотрим, кино или сериалы. Раньше-то у нас бывали большие приключения. Была, например, одна эпическая новогодняя вечеринка ещё в колледже, когда мы все напились в охотничьем ресторане, а потом блевали в ванной комнате у матери Тони. Мы даже Тонину собаку затащили с собой в горячую ванну. С той поры у нас всё и пошло. То есть у Дианы и Люка пошло. Мы уже пять лет как женаты. Сейчас тоже иногда случаются приключения. Главным образом когда мы разыскиваем Тони.
Полчаса сидим в машине – снаружи идёт дождь. Не так-то и плохо для зимы: говорят, зимой Сиэтл не просыхает. Когда дождь закончился, пошли в ресторан. Внутри заведеньице украшено номерными знаками.
– К нам клиенты из всех пятидесяти штатов заглядывали, видите, даже Гавайи и Вашингтон, округ Колумбия, – сообщает официантка. – Мы тут местная достопримечательность. Шоссе строили, так специально нас обогнули.
А о Тони она что-нибудь слышала? Высокий парень с короткими тёмными волосами. Заказывает простые гамбургеры и молочные коктейли. Пытаемся найти признаки, по которым его можно бы выделить из толпы, но всё, что приходит на ум, – безнадёжные частности:
– Вонючие ноги, – перечисляем мы, – любимый фильм – «E. T.»[14], одежда на два размера больше, чем нужно.
Официантка погружается в себя, потом уходит на кухню. Мы сидим в уголке, играем с салфетками и посудой, ожидаем. У нас есть варианты: номер телефона Тониной мамы, мы держим его на случай, когда окончательно отчаемся. Это будет совсем уж тяжёлый случай. Мама Тони думает, что раз мы его лучшие друзья, мы всё время общаемся с ним. Как-то раз мы ей позвонили, она так разволновалась, решила, что с Тони что-то случилось. Мы потом её полчаса успокаивали, и по её ответам пытались понять, почему он не отвечает на наши звонки. В результате мы много чего узнали о сестре Тони, о его отчиме, больной бабушке, птице, которую она завела, чтобы заменить старую собаку Тони, и вдруг выясняется решающая новость: сестра Тони родила ребёнка, и он в Нью-Йорке, гостит у сестры.
Приходит другая официантка и требует, чтобы мы сделали заказ. Мы выбираем сэндвич один на двоих и кусок вишнёвого пирога. Тони бы этого не одобрил, но пить без него молочные коктейли совсем печально. Наш закуток завешан номерными знаками восточного побережья. Всеми этими эмблемами. Эмпайр-стейт-билдинг. Зелёный щит Вермонта. Омар Мэна. Маяки Массачусетса. «Живи свободным или умри» – это Нью-Гемпшир. Стереотип, казалось бы, а тоже напоминает о Тони. Тони ненавидит песню Пола Маккартни «Живи и позволь умереть».
Первая официантка возвращается, и вместе с ней приходит управляющая – женщина тридцати с небольшим, маленькая, темнокожая. Она говорит:
– Мы обычно так не делаем, но вы, похоже, нормальные ребята, а мы любим Тони, он хороший парень, и наш постоянный клиент, ему иногда даже приходит почта на наш адрес. В порядке исключения.
– Ну да, это мы посылали ему пакеты, – говорим мы ей. – Игрушку на день рождения и потом ещё комиксы.
– Понятия не имею, что было в этих пакетах, – говорит управляющая, – но это хорошо с вашей стороны, он любит подарки.
– Мы с ним старые друзья. Прилетели утром из Сан-Франциско, чтобы вместе встретить Новый год. Как бы нам повидать его?
– А может, он не хочет, чтобы вы нашли его? – говорит она. – Я, конечно, не знаю вашу историю, но есть же какая-то причина, почему он не дал вам адрес.
Хороший вопрос, мы такой вопрос не перестаём задавать себе сами. Ответа пока не придумали. Это его обычная рассеянность, говорим мы себе. Со своей мамой он поступает не лучше. Другое дело – понять, почему нам так важно найти его. Вот уже пять лет, как мы женаты, пять лет, как Тони уехал, сначала в Лос-Анджелес, а теперь в Сиэтл. Что же нам от него надо? Тони – наш лучший друг, практически член семьи, вот мы и стараемся. Да мы найдём Тони, мы всегда его находим, просто чтобы поесть втроём гамбургеры и попить молочные коктейли, а потом посмотреть один из наших старых любимых фильмов: «Чужие»