Уже собираясь выходить из такси, Летея объявляет нам, что думает перебраться в городок Бенд, штат Орегон.
– Когда-то я провела несколько лет в Бенде, – говорит она. – Там живёт один человек – мы не были женаты, он только приятель, очень хороший приятель. Он предлагает мне жильё. Хочу воспользоваться его предложением.
Она говорит, что всё уже готово к переезду. Роздана большая часть мебели, книги упакованы в коробки, дом послезавтра переходит в собственность банку. Осталось сделать одну-единственную вещь перед отъездом – сообщить эту новость Майклу.
В облаке (Пер. А. Степанова)
Три междугородних автобуса, без особых отличительных знаков, белые, с тонированными стеклами, не могли разъехаться на узком перекрёстке в самом центре квартала Тендерлойн. Один не вписался в поворот и, пытаясь сдать назад, чуть не столкнулся с таким же точно, подъехавшим к нему сзади слишком близко. Третий автобус съезжал с вершины холма в том же направлении, что и два предыдущих, и остановился на перекрёстке, не имея возможности проехать вперёд.
За этим спектаклем наблюдали обитатели квартала – бездомные, сумасшедшие, наркоманы-метамфетаминщики, проститутки-транссексуалы, пожарные из пожарной части по соседству, работники медицинского пункта продажи марихуаны и сотрудники публичной библиотеки. Стояло раннее утро, магазины со спиртным ещё не открылись, и пешеходов в районе почти не было. Автобусы тут курсировали довольно часто, но обычно они спокойно проезжали мимо, разворачиваясь на перекрёстках с живостью уличных котов, устремившихся за пропитанием. Вплоть до этого утра мы не замечали, как много расплодилось этих глянцевитых безликих тварей и как они вытесняли другие виды транспорта из нашего района.
Мы наблюдали за представлением с тротуара, постепенно осознавая, как внутри автобусов сгущается инопланетный разум и начинает создавать неясную, но вполне реальную угрозу нашим жизням. Ни одного звука не доносилось изнутри, ни один автобус не подавал звуковых сигналов, не было слышно рассерженных голосов водителей или пассажиров. Шофёры на своих высоких постаментах сидели с каменными лицами, открывая и закрывая рты, как золотые рыбки в аквариумах.
– Они сверяются со спутниками. Хотят использовать лазеры, чтобы форсировать здания. Пойдём-ка лучше домой! – объявила Мартина, шизуха, которая ночами разгуливала по улицам с алюминиевой кастрюлей и лупила ею по подоконникам, производя жуткий шум.
– Гугл-шмугл, – произнёс один из бездомных и равнодушно сплюнул.
– Говорят, у них там в этих штуках есть кровати, – сказала транссексуалка. – И кровати, и душ.
– Вот бы попробовать такой душ, – сказала другая. – Я бы за это задницу продала.
– Ты бы продала задницу, чтобы попробовать мой прибор.
Работники медпункта продажи марихуаны – аристократы нашего квартала, выбившиеся в люди из-за недавно принятого закона о легализации марихуаны (в медицинских целях) – тихо переговаривались друг с другом. Многие из них пробились на свою нынешнюю хорошо оплачиваемую и престижную работу из уличных торговцев травкой. Тендерлойн тает на глазах, жаловались они. Технологические фирмы открывают здесь новые филиалы, а налоги не платят. Вслед за этой публикой сюда передвигаются дорогие бутики, которые вытесняют старые добрые прачечные самообслуживания и вьетнамские закусочные. Городу хронически не хватает налоговых поступлений, почему и решено закрыть несколько психиатрических лечебниц; в приютах недостаёт коек. Владельцы дешёвых гостиниц с одноместными номерами и удобствами в коридоре ремонтируют и нелегально сдают помещения студентам и туристам. Но послушайте, возражали сотрудники публичной библиотеки, эти гостиницы – настоящий рассадник болезней и прочих гадостей. Тараканы, клопы, плесень, грибок… А нормы противопожарной безопасности (кивок в сторону пожарных)? Нет, это уж вы бросьте. Кто-нибудь хоть раз видел противопожарную сигнализацию или хотя бы огнетушитель в таких домах? Так стоит ли удивляться тому, что их обитатели моются в душе библиотечного санузла и по целым дням слоняются у нас между стеллажами?
За тонированными стёклами автобусов скрывались технари, похоже, пуповиной привязанные к экранам ноутбуков. Они живут в новёхоньких зданиях в центре города, расположенных вблизи баров, новомодных кафе, ночных клубов. Каждое утро их отвозят в большие загородные кампусы, где они пополняют запас энергии и вершат свои тёмные дела по переустройству мира. Если бы окна автобусов вдруг исчезли, никто из нас не удивился, обнаружив там внутри конусоголовых инопланетян, заключённых в капсулы, или же андроидов, у которых половину лица занимает разная механика, а по бокам висят провода. Интересно, что за механизмы позволяют этим автоматам высасывать из нашей атмосферы такое количество кислорода?
Кто-то, метя в окно, швырнул в автобус использованный презерватив, но сделал это так небрежно, что тот только шмякнулся о белый бок и упал на землю. Если изнутри автобуса нас заметили, то, скорее всего, приняли за крыс, вылезших из своих нор.
Водители машин, попавшие из-за автобусов в пробку, начали сигналить. Транссекуалки перегородили им дорогу, обрадованные, что наконец-то видят людей, с которыми можно пофлиртовать. Они стучали, уговаривая водителей опустить стёкла в машинах.
– Тебе некуда спешить, милый. Почему бы не провести четверть часа с красоткой?
– Сестрёнка, я лижу божественно. Ты меня заценишь, вот увидишь.
Сигналы становились всё громче, и народ спешил на улицу, посмотреть, что происходит. В автобус полетел огрызок яблока, за ним – кусок асфальта. Тогда подали друг другу секретный сигнал пожарные – ясноглазые, улыбчивые герои нашего квартала, и вышли из толпы. Они отогнали машины с дороги на тротуары и расчистили место, чтобы сначала смог сдать назад один, а затем и второй автобус. Понадобился всего лишь десяток уверенных, профессиональных жестов, и пробка рассосалась.
Автобусы быстро разъехались, а нам оказалось ни к чему тут стоять и не на что глазеть.
– День клонится к вечеру, жизнь в городе клонится к смерти, крысы снова заснули, прижавшись друг к другу в своих норах, и всё вернулось на круги своя, – прилетел будто из облака тихий голос, читающий что-то очень знакомое, но давно забытое.
Камень был брошен, но революции прямо здесь и сейчас не случилось. Сотрудники пункта продажи марихуаны вернулись к работе, транссексуалки растворились на улицах квартала, заняв свои обычные места. Мартина надела себе на голову кастрюльку на манер бейсболки и исчезла за углом. Наконец-то открылся винный магазин, мы скинулись на троих, взяли отличного дешёвого виски и пустили бутылку по кругу.
– За ваше здоровье, – приговаривали мы, – за мир и любовь!
Многие из нас нуждались в алкоголе, или метамфетамине, или хорошей дозе валиума, чтобы пережить этот день, и, однако же, все мы остались живы, все продолжали дышать и чувствовать, как прорвавшееся сквозь облака солнце припекает нам спины. Нам казалось, что мы пережили нечто необыкновенное и у нас есть повод это отпраздновать.
Недовольству тут не место (Пер. А. Степанова)
Наш роман начался и кончился сорок лет тому назад, когда мы были школьниками, и вот теперь мы снова нашли друг друга. Мы – это я, Филипп, четверть века состоящий в браке, и я, Лили, разведённая. Пятеро наших детей – прекрасных детей – разбросаны по всему земному шару. Нашли друг друга? Здорово сказано. Но ведь я не искал тебя, Лили. Брак с Кэтрин был не то чтобы полный восторг, но вполне меня устраивал. Ну хорошо, а как нам лучше выразиться? Может быть, «налетели друг на друга» или «ворвались в жизнь друг друга»? Отлично!
Филипп ворвался в жизнь Лили, Лили ворвалась в жизнь Филиппа, и воспоминания прошлого заставили нас поверить в то, что мы созданы друг для друга. Первый концерт, который мы тогда посетили вместе – Саймон и Гарфункель в Медисон-сквер-гарден, 1972 год. Сели на поезд и отправились в Нью-Йорк глазеть на витрины и притворяться взрослой влюблённой парой. Мы выбрали себе на будущее подходящий дом на западной 80-й улице, неподалёку от Музея естественной истории.
Это случилось целую вечность назад, а теперь наш стремительный роман – некоторые вещи нам, взрослым, кажутся куда проще и яснее – забуксовал из-за квартирного вопроса. Хотя Лили – профессор архитектуры, построенный для себя дом она довела до состояния, близкого к разрухе. С финансами у неё тоже было не всё в порядке. Что касается Филиппа, то его ситуация оказалась ещё запутанней. Кэтрин вроде бы всё поняла, со всем смирилась, однако давать развод и делить имущество не спешила. Кэтрин всё поняла? Да она всю жизнь играла тобой, как марионеткой, Фил, а ты отрастил панцирь и ничего не замечал. Возможно, про панцирь ты права, но цифры были на стороне Кэтрин. Кого согреют сложные подсчёты налогов, гонорары адвокатам, штрафы за преждевременное обналичивание пенсионных накоплений, продажа семейного дома задёшево? Младшая дочь учится в колледже и пару раз в месяц приезжает в родительский дом: она любит спать в своей детской спальне. Решение Кэтрин: мы с тобой, Филипп, люди интеллигентные, так почему бы нам не объявить всем, что мы в разводе, а в остальном пусть всё будет по-прежнему?
Несмотря на неблагоприятную ситуацию на рынке, Лили решила выставить свой дом на продажу. И мы принялись искать квартиру на Манхэттене, такую же роскошную, как в наших детских мечтах. Лили работала в даунтауне, а насчёт района с хорошей школой никому из нас уже беспокоиться не придётся. Лили был нужен только естественный свет. Филиппу – работающему на дому бухгалтером – требовался кабинет. Не то чтобы «требовался», но был бы желателен. Комната, из которой можно было звонить по телефону, не беспокоя при этом Лили. Она ведь привыкла к богемному образу жизни, спит до полудня. Эй, погоди, кто это говорит? Фил, пожалуйста, если хочешь меня поправлять, продолжай, не стесняйся. Вместе, Лили, мы рассказываем это вместе. О’кей, извини. Только давай договоримся: если мы рассказываем вместе, пожалуйста, обойдёмся без личных подначек. Ох, Лили, а сумеем ли мы вдвоём рассказать одну историю?