м, а на бетонной стене станционной коробки намалёвано: «Петя + Марина = любовь». Я вздрогнула, увидев своё имя. Вернуться, что ли, в Ялту и повторить попытку завтра? Час поздний, расписания местных автобусов я не знаю, да и веры ему никакой (а каждая струнка во мне дрожит – так хочется оказаться наверху прямо сейчас). Где-то должна быть пешая тропа. Автомобильная дорога с указателем «Mt. Ai-Petri» виднеется сразу за станцией канатной дороги.
Дневная жара сходит на нет, и до рассвета ещё целая ночь! Отхлебнула из бутылки с вином – представляю улыбки моих американских приятелей: «Как истинно русская, Марина припасает в дорогу алкоголь вместо воды». Вспомнила одержимых спортом нью-йоркских подруг и слегка размялась на ступеньках станции, тем временем мускат уже начал разгонять кровь и путать мысли.
– Передо мною Крым, волшебная Таврида моего детства, я иду за зелёным лучом, всё остальное не имеет значения.
Закинула за плечи рюкзак и вышла на дорогу. После тряски в автобусе ходьба оказалась сплошным удовольствием. Подъём совсем пологий, асфальт новенький. Я успокоилась, вошла в ритм – иду, размышляю о том, какое Ялта замечательное место. Сюда в старину приезжали больные чахоткой, дышали морским воздухом и сосновой смолой и поправлялись… или умирали. Принимаюсь глубоко дышать.
Сразу за остановкой лес становится гуще, дорога взбирается по крутому склону, закладывая плавные петли; после нескольких поворотов исчезают из виду и море, и вершины гор. Среди можжевельника и сосен только желтеющий бук напоминает о близкой осени, земля в сосновых иголках и опавших листьях кажется мягкой, как пуховик. Сойти с дороги, лечь на спину, потревожить покой миллионов иголок, поёживаясь, принять их отпор и уставиться сквозь листву в синее небо…
Мир ненадолго застыл в безмятежности, потом что-то поползло по моей руке. Муравьи! На руках, на ногах, на шее – всюду. Поднялась, отряхнулась, вернулась на дорогу.
Солнце опускается к горизонту и бьёт прямо в глаза – мне повезло, что я расслышала приближающийся шум. Из-за поворота возник пыльный «фольксваген» – я едва успела отскочить, судорожно вжалась в каменистый откос, а автомобиль пронёсся мимо, обдавая меня выхлопными газами и градом гравия. За первой машиной пролетела другая, потом ещё одна и ещё, и скоро целый караван похожих «фордов» и «фольксвагенов», арендованных туристами, чтобы провести денёк на Ай-Петри, проследовал в Ялту; на максимальной скорости, как в диснейлендовских гонках, безбашенные водители вкручивались в виражи. Я стояла в облаке пыли и вони.
– Вот чёрт! Кажется, карабкаться в гору по автостраде не самая разумная из затей. И что же делать?
В этот момент один из «фольксвагенов» с визгом затормозил рядом со мной, из приоткрытых окон на всю округу разносилось уханье русской попсы. Из автомобиля вышел водитель в тёмных очках и, расстёгивая на ходу ширинку, прошествовал мимо меня к ближайшему дереву. Его подруга – платиновая блондинка дет тридцати пяти с сигаретой в наманикюренных пальцах – приоткрыла дверцу, кинула на обочину дымящийся окурок, не вылезая из машины, придавила его кроссовкой и закричала, перекрывая грохот стерео:
– Мы в Ялту. Подбросить?
– Спасибо, нет. Мне наверх.
– Скоро стемнеет. У тебя есть, где остановиться? Там, наверху, ничего нет.
Пожала плечами, вытянула из пачки новую сигарету и протянула мне.
– Ни в коем случае, – проговорила вдруг я. – Курение убивает!
– Жизнь тоже, – немедленно отозвалась блондинка и захлопнула дверь.
Обтирая руки о джинсы, вернулся мужчина, сел за руль, и они унеслись, а я неспешно затоптала брошенный блондинкой окурок и только тут заметила, что обочина дороги сплошь усеяна окурками и крышечками от пивных бутылок. Теперь всюду, куда ни падал взгляд, вместо хвои и уютного мха пестрели конфетные фантики и сплющенные жестяные банки из-под содовой. «Закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании, ни о чём больше не думать», – приказала я себе, зажмурилась и услышала звон комаров и немного погодя шум очередного автомобиля.
Ну, блин! Окурок и окурок, и чего я к ней привязалась. Мой друг Андрей начал курить ещё в школе. Казалось, он состоял из страсти к курению, а ещё к старым советским фильмам, Высоцкому, песням у костра под гитару ну и отвращения к сладкому и сохранил эти свои привычки в университете и после, когда начал работать в нефтегазоразведке.
Считается, что не сигареты вызывают туберкулёз, а бациллы, а сигареты только ослабляют лёгкие. Промежуток между диагнозом и смертью Андрея оказался таким коротким, что никто – ни он сам, ни его родители, ни я – не успел понять, откуда свалилась эта напасть. Было ли в ней виновато курение, а может статься, вечные его экспедиции, куда нанимался случайный люд, а может, фабричные трубы или дальние буровые? Или нахалтурили с прививкой в детстве? В школе нам плевать было на прививки, от всего официального мы старались увильнуть. Одному только Андрею не повезло.
И всё-таки был у него шанс что-то поменять. Почему-то он надеялся, что я вернусь в Москву и всё образуется. Нет бы, цивилизованную работу найти. Подумаешь, романтик, а сам вкалывает ради прибылей нефтяных хозяев, не желает думать, что остаётся после его буровых: загаженная земля, разрушенный уклад жизни людей и зверей.
– Зато деньги хорошие.
– Чёрные деньги.
– Не я этот порядок завёл, не мне его и менять. Я ещё неплохо вписался, другим куда меньше повезло.
– А если уехать?
– Ну не могут же все уехать. Всем места не хватит, сама болтаешься как неприкаянная. Где родился, там и пригодился.
Мы с родителями уехали в девяносто третьем. Когда появлялась возможность, я приезжала в Москву, только места для себя там не находила. Андрей уже думал, где бы осесть, заводил разговоры о детях и даче, а мне после окончания университета хотелось пошататься по свету. «Вовсе необязательно всю жизнь торчать в офисе с девяти до пяти – говорила я, – можно по сети удалённо работать». Дразнилась: «Бросай свою нефть, не то я в «Гринпис» подамся, тогда в следующий раз встретимся на баррикадах!» Андрей только отшучивался.
Комар поужинал на моём запястье – я прихлопнула его, остался жирный красный след. Машин в город ехало всё меньше, посвежело, у земли собирался туман, лес прямо кишел мошкарой, мне же и в голову не пришло взять в дорогу средство от комаров. От подъёма в гору я взмокла, а если надеть рубашку с длинными рукавами – станет ещё жарче. Наломать, что ли, берёзовых веток – от комаров отмахиваться? Я остановилась и услышала неподалёку голоса. Пока я кружила вместе с дорогой, ориентацию совсем потеряла – где море, где горы, где эти люди: впереди, позади? И главное, я совсем не была уверена, что хочу с ними встретиться. А с другой стороны, чего бояться? Что может быть опаснее улиц ночного Манхэттена или Москвы?!
Постояла, прислушалась: поют. Голоса доносились снизу и неотвратимо приближались. Нырнуть в лес, переждать, пока пройдут? Поют громко и нестройно – разноголосица, лихость и безнадёжность сошлись в нелепом хоре: «Вихри враждебные веют над нами, чёрные силы нас злобно гнетут…»
Пусть догонят, решила я.
Подошли: трое мужчин и две женщины, мужчины лет сорока-пятидесяти, женщины гораздо моложе. У мужчин тяжёлые рюкзаки с палатками и спальными мешками, женщины, не считая сумочек, налегке. Навели на меня фонарики и принялись выяснять, куда я направляюсь.
– Малышка, давай с нами! – тут же захлопотал мужчина с выпирающим животом и пучком собранных в хвост редких волос. Гога – так он игриво представился (этот Гога вдвое старше меня!) – объяснил, что они разыскивают тропу наверх: «Отлично помню, как однажды мы поднялись по этой тропе на вершину за сорок минут!»
– А может, вернёмся в Ялту? – отдуваясь, спросила одна из женщин. – В доме, где я снимаю, полно свободных комнат, хватит на всех.
– Ты не хочешь увидеть восход солнца? – возразила другая. – Говорят, неповторимое зрелище!
– Забудь об этом. Мы идём к Большому каньону, – перебил её высокий мужчина с густой шевелюрой, спортивным торсом и бицепсами, эффектно обтянутыми ветровкой. – Станем лагерем у водопада, потом искупаемся в Ванне молодости – разок окунёшься, сразу на пять лет помолодеешь.
– Ты опять про купание, – не сдавалась первая. – А я никакой воды не вижу, хотя мы идём уже несколько часов.
– Ты совершенно права! Поэтому тормознём сейчас машину, доберёмся до вершины, а там уже и решим, что делать, – авторитетно подвёл итог Гога и снова ко мне:
– Где ты остановилась?
– В Ялте, – отвечаю я осторожно.
– А как собираешься туда попасть?
– Придумаю что-нибудь.
Гога деловито кивнул и уставился куда-то поверх моей головы:
– Нас слишком много для одной машины, да и машин не видно. До вершины далеко. Не будем тратить время впустую. – Посветил мне в лицо: – Так ты с нами? – ослепил и отвёл фонарь в сторону.
Лица его я не вижу, зато в интонации слышу само собой понятное предложение: «Мы – весёлые парни, умеем с толком провести время, за дамами ухаживать и всякое такое… Решайся!»
Перспектива переспать с Гогой меня совсем не прельщает. Теоретически я не против случайного секса, но эта нелепая комбинация конского хвоста и пивного брюха не вызывает у меня никакого интереса. И самодовольные улыбки его приятелей, нахальные и неправильно адресованные, мне претят: я иду в гору навстречу своему рассвету, а не на поиски компаньонов вроде Гоги.
– Спасибо, – отвечаю, – я, пожалуй, пройдусь сама. Приятель ждёт меня на вершине.
– Ну смотри, по этой дороге вышагивать ещё километров двадцать, не меньше, а наверху ветер, холодно. Ночевать-то как будешь?
Тут Гога прервался на полуслове и прислушался – снизу, переключая скорость на поворотах, приближалась машина.
– Владик, подожди-ка! – быстро приказал он длинному и кивает третьему, тихому парню: – Забирай женщин, езжайте первыми.
Я, очевидно, к «женщинам» не отношусь, потому что Гога с длинным Владиком вдруг, словно по команде, схватили меня под руки и потащили в лес. В сумерках я ничего под ногами не вижу, ноги в босоножках спотыкаются и бьются о корни, вязнут в земле, ветки хлещут в лицо, бьют по телу, сердце колотится, в голове мелькают сцены из фильмов ужасов: «Это бандиты… что они собираются делать?.. Заведут бог знает куда…»