70, 71.
Тепло – это форма, в которую энергия превращается по умолчанию, можно сказать, ее самое любимое состояние, к которому она постоянно стремится. Поэтому обычно задача живого организма состоит в том, чтобы, наоборот, предотвратить превращение энергии в тепло и направить ее в полезное русло.
Например, в митохондриях энергия, запасенная в пище, превращается сначала в высокую концентрацию протонов, которые закачиваются в пространство между двумя мембранами этой органеллы. Далее протоны, как из накачанного шарика (только в данном случае наоборот, из накачанной оболочки шарика внутрь шарика), устремляются струей обратно в полость митохондрии. Эта струя протонов раскручивает ротор вставленной во внутреннюю мембрану турбины – АТФ-синтазы. Та превращает энергию струи в АТФ – разменную монету, которую принимают все полезные ферменты клетки. Короче говоря, чтобы успешно превратить еду в полезные функции, нужно, чтобы протоны прошли сквозь АТФ-синтазу. Так вот, млекопитающие изобретают специальный белок, UCP1, который, как и АТФ-синтаза, вставлен во внутреннюю мембрану митохондрии и который, как и АТФ-синтаза, пропускает протоны, но, в отличие от нее, не делает ничего полезного[32]. Протоны утекают сквозь UCP1, а АТФ-синтазу никто не раскручивает72. Куда при этом уходит энергия? Теряется, то есть рассеивается в виде тепла.
Это все равно как если бы матросы пытались согреться, делая пробоины в бортах корабля. Митохондрия просто тратит энергию вхолостую. Именно «холостыми» митохондриями, богатыми UCP1, и забиты клетки такой типично звериной ткани, как бурый жир. «Жиром» эта ткань называется из-за обилия в этих клетках самого энергоемкого питательного вещества, а «бурым» – из-за обилия плавающих в ее клетках митохондрий. В отличие от обычного, белого жира, чей девиз – «потом пригодится», девиз бурого жира – «гори все огнем». Его митохондрии постоянно сжигают жир с производством тепла.
КСТАТИ
Мечта всей медицинской науки – целенаправленное превращение белого жира в бурый. Вот бы так, чтобы съел таблетку, а бока сами себя сожгли! В принципе, есть хорошо известные способы «забурить» себе белый жир (полученный самосжигающийся жир называют бежевым) и, соответственно, повысить уровень «холостого» сжигания калорий. Проблема такого похудения по методу цинодонтов в том, что один из способов вызвать «побурение» – хронический холод, а второй – активная физическая работа73–75. Так что придется выбирать, что вам больше нравится: тренажер или жизнь в холодильнике[33].
Хотя почти наверняка скоро подоспеет и таблетка76 – на дворе все-таки не мезозой.
Есть и другие процессы, которые тратят энергию без очевидной пользы, кроме тепла. Например, клетки млекопитающих с бóльшим рвением, чем у холоднокровных позвоночных, выкачивают наружу натрий и закачивают внутрь калий71. Эти положительно заряженные атомы, или ионы, по-разному распределены внутри и снаружи наших клеток. Натрия много снаружи, и он всегда стремится внутрь, а калий, наоборот, изобилен внутри и стремится наружу. Клетка постоянно трудится над тем, чтобы рассортировать эти ионы в обратном направлении – загнать калий в клетку, а от натрия избавиться, – и тратит на это уйму энергии. Но калий и натрий упорно продолжают течь туда, куда им хочется, поэтому потраченная энергия улетучивается в виде тепла. Поддержание баланса калия и натрия нужно, например, для проведения нервного сигнала нейроном или для выброса инсулина клеткой поджелудочной железы, но заодно это удобный способ пустить энергию на ветер. Еще один пример бесполезного действия, чей смысл исключительно в поднятии температуры тела, – это дрожание, то есть «холостое» сокращение мышц. Любопытно, что многими из этих процессов централизованно управляют гормоны щитовидной железы, которые у зверей как бы дирижируют бесполезными тратами энергии в организме70.
С человеческой точки зрения все это сжигание калорий звучит замечательно, потому что для среднестатистического современного человека проблема добычи питательной энергии просто не стоит. Какое-нибудь мороженое или, допустим, жареная картошка обеспечивают организм таким концентрированным количеством энергии, какого в природных продуктах не может быть в принципе. Для большинства из нас гораздо острее стоит проблема того, куда эту питательную энергию девать, чтобы она не нагружала нам тело гипертрофированными жировыми отложениями.
Но в природе так не бывает. Если еды много, значит, вскоре станет много едоков и еды станет мало. Так разбрасываться калориями, как это делает человек, может себе позволить только сельскохозяйственная цивилизация, искусственно производящая эти калории в планетарных масштабах. Поэтому на первый взгляд теплокровность млекопитающих – это сумасшествие. Организм типичного зверя потребляет раз в пять больше энергии, чем организм типичного пресмыкающегося54. Оправдать такие траты непросто.
На самом деле в этом-то сумасбродном решении и заключается революционность нашей теплокровности. Мы не просто производим тепло, не просто его сохраняем, не просто поддерживаем постоянную температуру в теле и не просто разогреваем его сильнее, чем среда. Все это в той или иной степени разными способами делают и другие животные. Мы, млекопитающие, расходуем колоссальное количество энергии исключительно для того, чтобы нагреть тело до неестественной температуры. Этот гамбит дорого стоит, но он делает нас самыми быстрыми животными на планете. Мы – как гоночные автомобили, которые плюют на расход топлива с одной целью: выжать из мотора максимум скорости.
При работе процессора главное – охлаждение, потому что процессор получает питание из розетки. Он ограничен не энергией, а угрозой плавления тонких деталей. Для большинства животных проблема таким образом не стоит: интенсивность их жизнедеятельности не достигает таких мощностей, чтобы произведенное ими тепло хоть сколько-нибудь на них отразилось. С развитием частичной теплокровности тепло организма начинает ускорять его работу. Но только среди полноценно теплокровных животных проблема охлаждения встает наравне с проблемой нагревания, потому что температура их тела, как и температура процессора, начинает приближаться к критическому значению, при котором вот-вот начнут ломаться клетки и молекулы. Из-за этого им приходится разрабатывать не просто «печку», а термостат, чутко реагирующий на колебания температуры и способный быстро отдать излишки энергии, например испарением пота. Звери, как процессоры в компьютерах, приблизились к пределам безопасных температур.
«Ночное бутылочное горлышко» из тяжелой вынужденной меры стало источником будущего могущества млекопитающих. Можно сказать, что уже в самом начале века динозавров предки зверей заложили фундамент для их дальнейшего триумфа: они развили целый спектр органов чувств, подключили их к новому, универсальному мозгу и разогнали его и все остальное тело до максимально возможной скорости. Осталось только ждать падения метеорита.
Мезозойская эра началась в Сибири, а закончилась на Юкатане. Мексиканский полуостров, тот самый, где мы с товарищами наблюдали рожающую черепаху, знаменит своими сенотами – глубокими подземными колодцами с лазурной водой, изрезанной лучами тропического солнца сквозь провалы в земле. Индейцы майя считали сеноты священными вратами в царство мертвых. Коренные американские народы вообще обожают мертвых и имеют склонность видеть магические порталы в любом предмете с дырой, но в данном случае индейцы попали в точку.
На карте Юкатана видно, что сеноты образуют полукруг диаметром 180 км. Если мысленно замкнуть его в окружность, то ее центр придется на морское дно в нескольких километрах от побережья. Первые намеки на значение этой окружности стали появляться всего полвека назад – в 1970-е гг., а окончательно ее роль подтвердилась только в 2016 г., когда ученые пробурили центр круга и вытащили оттуда камни, расплавленные ударом одного из самых крупных метеоритов, когда-либо падавших на планету Земля77, 78.
Если сибирское плато Путорана – это надгробный камень палеозоя, то кольцо юкатанских сенотов – это усыпальница мезозойских динозавров. Оно представляет собой кайму Чикшулубского кратера, оставленного ударом космического валуна размером с крупный город. «Чикшулуб» на языке майя означает «дьявольская блоха», что как нельзя лучше описывает метеорит, прокусивший кожу планеты на десятки километров в глубину и вызвавший на ней очередную смену эпох, сопровождающуюся массовым вымиранием.
Вымирание крупных динозавров ставит точку на мезозое и возвещает начало новой эры, продолжающейся до сих пор: кайнозойской. Официально это вымирание называется мел-палеогеновым, мел-третичным или мел-кайнозойским. Меловой период – последний из трех мезозойских периодов (триас, юра, мел). Третичный период и палеогеновый период – это варианты определения первого периода кайнозоя по разным классификациям[34].
Как и в случае с предыдущим, Великим вымиранием, известно ключевое событие, вызвавшее новый природный катаклизм, но не очень понятно, как именно это ключевое событие привело к вымиранию динозавров. В первом случае это было извержение вулканов, теперь – удар метеорита (хотя «метеоритные» версии высказываются и про пермскую катастрофу). Что произошло дальше, не совсем ясно – сколько людей, столько и мнений. Метеорит упал в гипсовые отложения. Гипс состоит из кальция, серы и кислорода, и удар метеорита мгновенно испарил в атмосферу мегатонны серного газа, который, соединяясь с парами воды, превратился в серную кислоту79. Так что результатом должен был стать глобальный кислотный дождь, который некоторыми учеными считается основной причиной вымирания. Помимо кислоты, падение крупного метеорита должно было поднять в стратосферу груды осколков, которые в первые часы кайнозоя сыпались обратно на всю поверхность планеты дождем из раскаленных болидов