Хлопок одной ладонью. Как неживая природа породила человеческий разум — страница 53 из 81

10. Огонь изнутри

Зачем притворяешься ты

То ветром, то камнем, то птицей?

Анна Ахматова

«Итак, боги, подражая очертаниям Вселенной, со всех сторон округлой, включили оба божественных круговращения [души и материи] в сферовидное тело, то самое, которое мы ныне именуем головой и которое являет собою божественнейшую нашу часть, владычествующую над остальными частями. Ей в помощь они придали все устроенное ими же тело, позаботившись, чтобы оно было причастно всем движениям, сколько их ни есть; так вот, чтобы голова не катилась по земле, всюду покрытой буграми и ямами, затрудняясь, как тут перескочить, а там выбраться, они даровали ей эту вездеходную колесницу. Поэтому тело стало продолговатым и, по замыслу бога, сделавшего его подвижным, произрастило из себя четыре конечности, которые можно вытягивать и сгибать; цепляясь ими и опираясь на них, оно приобрело способность всюду продвигаться, высоко нося вместилище того, что в нас божественнее всего и святее.

Таким образом и по такой причине у всех людей возникли руки и ноги. Найдя, что передняя сторона у нас благороднее и важнее задней, они уделили ей главное место в нашем передвижении. Сообразно с этим нужно было, чтобы передняя сторона человеческого тела получила особое и необычное устройство; потому-то боги именно на этой стороне головной сферы поместили лицо, сопрягши с ним все орудия промыслительной способности души, и определили, чтобы именно передняя по своей природе часть была причастна руководительству.

Из орудий они прежде всего устроили те, что несут с собой свет, то есть глаза, и сопрягли их [с лицом] вот по какой причине: они замыслили, чтобы явилось тело, которое несло бы огонь, не имеющий свойства жечь, но изливающий мягкое свечение, и искусно сделали его подобным обычному дневному свету. Дело в том, что внутри нас обитает особенно чистый огонь, родственный свету дня, его-то они заставили ровным и плотным потоком изливаться через глаза; при этом они уплотнили как следует глазную ткань, но особенно в середине, чтобы она не пропускала ничего более грубого, а только этот чистый огонь.

И вот когда полуденный свет обволакивает это зрительное истечение и подобное устремляется к подобному, они сливаются, образуя единое и однородное тело в прямом направлении от глаз, и притом в месте, где огонь, устремляющийся изнутри, сталкивается с внешним потоком света. А поскольку это тело благодаря своей однородности претерпевает все, что с ним ни случится, однородно, то стоит ему коснуться чего-либо или, наоборот, испытать какое-либо прикосновение, и движения эти передаются уже ему всему, доходя до души: отсюда возникает тот вид ощущения, который мы именуем зрением»1.

Это цитата из «Тимея», одного из диалогов Платона, где описывается происхождение природы и человека. По Платону, сначала были созданы души, которые затем были «посеяны» богами в смертных, материальных носителях, названных им «орудиями времени». Вследствие такого укоренения духовного в материальном появилась необходимость в сопряжении их «кругодвижений». Так возникло ощущение – «вынужденная» реакция души на то, что тело «принимает или извергает».

Души, согласно Платону, перерождаются из одного «орудия времени» в другое по схеме, напоминающей индуизм с оттенком шовинизма. У каждой души есть исходное, бессмертное состояние, в котором она припаркована к отведенной ей звезде. Душа, населяющая смертный организм, стремится вернуться к своей звезде (эти звезды напоминают ведийское понятие брахмана – вневременного абсолюта, «души мира», пронизывающей весь мир). Но вот попадет туда душа или нет, определяется тем, как она проживает текущую жизнь, – это очень похоже на идею кармы. «Тот, кто проживет отмеренный ему срок должным образом, возвратится в обитель соименной ему звезды и будет вести блаженную, обычную для него жизнь, а тот, кто этого не сумеет, во втором рождении сменит свою природу на женскую».

Все остальные свойства человеческого тела вторичны по отношению к этому изначальному сопряжению души с материей. Боги, утверждает Платон, обожают округлые формы, поэтому создали специальное сферическое тело, называемое головой, и дали ему в распоряжение «колесницу» из рук, ног и туловища – не катиться же голове, как Колобку, по земле, «всюду покрытой ямами и буграми». Далее боги по довольно смутным причинам решили, что «передняя сторона благороднее и важнее задней», и поместили на эту сторону лицо, снабдив его «орудиями», главным из которых стали глаза. И тут начинается самое интересное.

Тело, согласно Платону, заключает в себе особый огонь, который изливается из глаз. Этот огонь, встречаясь с огнем окружающего мира, порождает некое «однородное тело», чье движение передается душе. Это движение совокупности внутреннего и внешнего огня и составляет зрение.

Большинство современных авторов описывают эту теорию со снисходительной иронией. Вариации на тему «огня из глаз» были распространены в античном мире на протяжении столетий: Гален, например, описывает почти то же самое спустя почти пять веков после Платона2. В историографии науки за «теорией экстрамиссии» (то есть теории, что зрение основано на излучении из глаз) закрепилась репутация наивного заблуждения из глубокого прошлого.

Фигурой, опрокинувшей это заблуждение с ног на голову, считается арабский ученый X–XI вв. Ибн аль-Хайсам, также известный под латинизированным именем Альхазен. В своей семитомной «Книге оптики» он со скрупулезной педантичностью, достойной современных научных журналов (хоть и гораздо более многословной), в щепки рубит теорию экстрамиссии и доказывает, что зрение работает в обратном направлении: свет не исходит из глаз, а, наоборот, попадает в глаза извне3. Главный аргумент Ибн аль-Хайсама заключается в том, что если из глаз действительно что-то «излучается», то это что-то потом все равно должно как-то попасть обратно в глаз. Следовательно, предположение об «излучении» ничего не добавляет к объяснению, и, поскольку оно ни на чем, кроме фантазий, не основано, им можно пренебречь. Спустя несколько веков этот логический принцип получит название «бритвы Оккама», по имени английского францисканского монаха, который таким же образом «отсекал» от своих рассуждений все ненужное.

Сегодня теория экстрамиссии кажется дикой – ну не дураки ли все эти античные философы? Например, если зрение требует, чтобы лучи из глаз достигли предмета, на который мы смотрим, то как мы видим звезды? На самом деле, осознанно или нет, современный человек с детства впитывает в себя великие открытия Ньютонов, Максвеллов и Пастеров. Мы интуитивно понимаем, что у земли есть притяжение, что в розетке ток, что грязные предметы населены микробами, но эта интуиция на самом деле основана на знаниях, накопленных за многие тысячелетия. В XXI в. сложно поставить себя на место античного ученого, почти ничего не знающего о структуре Вселенной, природе света и работе мозга. Как, например, объяснить, что мы видим только перед собой, если не знать, что свет состоит из прямых лучей? Без специальных приборов совершенно не очевидно, что свет куда-то движется, причем по прямой. Если на секунду забыть учебник по физике, в котором свет нарисован прямой стрелкой, то становится неясно, почему мы не видим позади себя. С этой точки зрения идея о том, что мы физически «ощупываем» предметы глазами, интуитивно кажется более очевидной. Стоики, например, пользовались аналогией палки, с помощью которой «видят» слепые, – точно так же мы не видим позади себя, потому что не щупаем там «палкой» своего зрения.



Вопросы оптики зрения были окончательно решены относительно недавно, в XVI в., когда Иоганн Кеплер установил, что хрусталик проецирует перевернутое изображение на заднюю поверхность глаза. В древности считалось, что глаз видит всем своим объемом, но сегодня мы знаем, что чувствительна к свету в нашем глазу только сетчатка, а все остальное нужно для проведения и преломления лучей. Так или иначе, рассуждения средневекового ученого Ибн аль-Хайсама остаются в силе до сих пор: из глаза ничего не излучается.

Тем не менее психологические исследования показывают, что люди и сегодня интуитивно склонны к теории экстрамиссии4. Детям кажется логичным, что глаза проецируют что-то на окружающий мир. Если им показывать образовательные фильмы, опровергающие экстрамиссию, а потом показывать картинки, в которых лучи двигаются из глаз или в глаза, то сразу после просмотра они выбирают правильные варианты, но через несколько месяцев забывают содержание фильма и снова начинают склоняться к лучам из глаз. Встречается такое и среди взрослых, причем независимо от наличия у них высшего образования. Человек склонен считать зрение активным процессом, тогда как наука утверждает, что зрение пассивно. Это отражено даже в языке: мы смотрим на предметы, а не предметы «смотрятся» на нас, как льется на нас вода или дует на нас ветер.

Чем объясняется такая живучесть, казалось бы, смехотворной теории из древности? Возможно, тем, что она не так смехотворна, как кажется. Просто в ее античной формулировке сказывается недостаток фактических знаний, а именно тот факт, что древние ученые до смешного игнорировали мозг. Одни считали его устройством для охлаждения, другие устройством для изготовления спермы, а египтяне вообще думали, что функция мозга – доставлять в нос слизь. С точки зрения философов прошлого, ощущения порождаются органами чувств, которые общаются напрямую с душой. Если сегодня вопросы зрения считаются вопросами нейробиологии, то есть науки о мозге, то в древности зрение изучала оптика – наука о поведении света и его взаимодействии с глазом5. В этом заключается главная неполноценность рассуждений Платона: они концентрируются на глазах, которые на самом деле играют сугубо «принимающую» роль придатков мозга и ничего во внешний мир не излучают. Но вот если отрешиться от глаз и углубиться в механизмы восприятия, спрятанные в глубине нервной системы, то «два огня» Платона, с двух сторон сливающиеся в единое ощущение, звучат поразительно современно.