ерестиным в сорок первом, но серьезно перенастроить режим шансы имелись.
Берию, например, переориентировать с энкавэдэшной на чисто хозяйственную деятельность, к которой тот имел вкус и способности (взять хотя бы атомный проект), добиться, чтобы тайную полицию возглавил именно Заковский (все ж таки не полный отморозок, неглуп и с выдающимися оперативными способностями).
Тем не менее в какой-то момент Валентин почувствовал, что вожжи у него из рук выскальзывают. Возникла даже мысль решить проблему радикально, избавиться от всех помех сразу и постепенно вернуть все на круги своя (в рамках исходного задания). Да поостерегся, поскольку так до конца и не понимал, какие именно силы стоят за Шестаковым и каков по сравнению с ним его реальный статус.
Попытка консультации с главной резидентшей не дала ничего в смысле прояснения ситуации и своей в ней роли.
— А я ничего о таком не помню, — оторвавшись от чтения, сказала Сильвия даже с некоторой обидой.
— Так это же не с тобой было и после вашего последнего контакта с Дайяной, — пояснила Ирина, которая, оказывается, держала в памяти все хитросплетения того довольно-таки проходного в общей картине наших дел и забот эпизода.
— Да, да, естественно, — согласилась Сильвия.
…А потом закрутились дела совсем непонятные. Валентин вдруг задался вопросом — а нужно ли ему все это? Вот так — все вообще. Что он, не проживет без кремлевской должности и кремлевского пайка? А уж тем более без совершенно никчемной работы на благо Великой Империи?
//Примечание на полях. Честное слово, что-то не додумали наставники в Академии на Таорэре, пытаясь вылепить из нейтрального материала кавалергардского офицера с перспективой оказаться близким другом наследника престола. И тут же наскоро переориентировать его (по обстановке, за неимением лучшего) в советские аппаратчики.//
Хватило Лихарева ровно на пятнадцать лет. Примерно как и несостоявшегося мичмана Шестакова. Если б у него самого гайка не сорвалась, черта с два Шульгин сумел бы заставить Григория Петровича сделать то, что он сумел.
Ирины Седовой, кстати, хватило на двенадцать. А Сильвии — на полтораста. Есть разница? Нельзя, получается, в эпоху войн и революций запускать в такую страну агентов одновременно умных, в общечеловеческом смысле порядочных и ориентированных на верную службу аггрианскому делу и лояльность к советской власти. В Англии — можно, и в Аргентине, и в Чили, а в России — нельзя. Хреново кончается затея.
И приблизительно перед самой войной, когда Иосиф Виссарионович, послав одного из верных клевретов наместничать на Северном Кавказе и прилегающих территориях, Валентину выпал то ли шанс, то ли просто случай. «Поезжай, товарищ Лихарев, за ним следом. Ненадолго, на месяц-другой. Посмотри, как он там работу развернет и дело поставит. Очень меня те края беспокоят. А ты все увидишь и все правильно доложить сможешь. Нелегально поезжай, мы, большевики, это любим. Я бы и сам съездил, да в Москве работы много…»
Фактически получив карт-бланш, да еще имея в запасе и собственные возможности, Валентин, оказавшись в тихом, красивом южном городе, почти немедленно сообразил, что ловить ему впредь больше нечего и незачем.
Куда как лучше «уйти на покой», порвать все связи с теми и с этими, и жить, как получится.
Для чего и начал монтировать в подвалах местного «Лувра» свою установку, главным назначением которой было всего лишь оборвать всякую связь с резидентурой Сильвии и исключить любую возможность отыскать его доступными коллегам средствами.
Сталинской контрразведки он не боялся, поскольку сам же ее и ставил.
Примерно на моменте, когда Лихарев свой аппарат изобрел, построил и приступил к испытаниям, его мемуары заканчивались. Из чего следовало, что, кроме задуманных, немедленно проявились и побочные следствия.
Его, самоочевидно, вышибло в другое время, скорее всего — в прошлое, иначе не остались бы его конструкции пылиться в подвале захолустного музея на три десятка лет, и сам он, при своих возможностях и способностях, хоть как-то, пусть опосредованно, но проявился бы. А тут — ноль! По всем доступным компьютеру и «шарам» логическим связям никаких признаков проявлений в исследуемом периоде именно такого «чужого разума» не обнаружилось. И не чужого, но склонного к достаточно неординарным поступкам — тоже.
Эрго — Лихарев улетел за пределы. Или, что печально, просто дематериализовался.
— А отчего вы, кстати, сразу не озаботились поиска ми Лихарева, с той же интесивностью и азартом, как потом кинулись искать Ирину? Все ж таки он вас почти двадцать лет не интересовал? — спросил я.
— С чего ты взял, что не озаботились? У нас на Базе была специальная Служба. Мне не подотчетная. Искали наверняка, только, в отличие от Ирины, не нашли. А то бы и его так же изъяли из обращения, как ее собирались.
— Нет, но квартира-то на Столешках все это время пустовала? И Ирке приходилось частные комнаты снимать… Пока Алексей туда не добрался. Да и то…
— Ничего вы по-настоящему в наших делах так и не поняли, — с сожалением сказала Сильвия. — Ваши тридцать лет — это ваши, а сколько это для руководства Базы на Таорэре составило — совсем другой вопрос. Может, полчаса или час. Только уже в пору Ириной службы наверху спохватились, велели выяснить, что и как. Она и потрудилась в меру сил…
Сарказм в голосе Сильвии был столь отчетлив, что покривились и сама Ирина, и Алексей. А мне — так ничего. Даже весело в очередной раз стало.
— Не забывай также, что своими безобразиями с информационной бомбой, нашими пересечениями между двадцатым и тридцать восьмым годом вы так все запутали, что, скорее всего, удвоения реальности Берестина с Ириной и моей с твоей вообще не позволили тем, кому положено, должным образом понять, что здесь начало твориться. А теперь и спросить не у кого. Вполне могу допустить, что квартира для наших контролеров просто «потерялась», как поезд метро в одном фантастическом рассказе.
— И для тебя тоже? — спросил Берестин, которого тема Лихарева, с кем он никогда не сталкивался, отчего-то заинтересовала. Может, оттого, что он оказался первым посетителем послушно ждавшей хозяина квартиры.
— И для меня. Не до того было. Сами знаете.
— Нет, мне все равно непонятно. Исчез он в тридцать восьмом. Ирина появилась в семьдесят втором. Дырка — тридцать четыре года. И ни Таорэра, ни ты за этот срок не догадались, что часовой исчез с поста?
— Так в том и новый парадокс, — ответила она с некоторым раздражением. — Забыл о встречном течении времени на Таорэре и здесь? Когда вы рванули там Антонову бомбу, «ударная волна» достала до тридцать восьмого, потому что там предыдущий уже сформировался. Мои перехлесты с самой собой, разговоры с Дайяной, эскапады Шульгина… Дайяна очень метко выразилась — «наша база данных выгорает с двух сторон. В том числе и память…». В этой выгоревшей зоне Лихарев и затерялся.
— Да, конечно, как же я упустил, — не скрывая сарказма, закивал я, — И как же нам его теперь найти?
Меня эта тема увлекла по-настоящему. Живой Лихарев, сумевший неплохо устроиться и прожить более шести десятков лет поблизости от нас, — как минимум интересно. И он же не выращивал все это время картошку на огороде, он непременно хоть что-нибудь делал по специальности или просто исходя из возможностей.
— Если он бросил все и отрубил концы, гомеостат и блок-универсал в любом случае при нем остались. Никто из наших с ними не расстанется никогда и ни при каких условиях…
— А тот, что я нашел? — немедленно спросил Берестин. Четкий вопрос, по месту.
— Ты же его нашел в упаковке, с приложенной инструкцией? — мило улыбнулась аггрианка, — Значит, он был предназначен для другого агента. Для тебя, допустим. Я же говорила, в тонкостях этой техники и я далеко не все понимаю. Вдруг «управляющий» квартирой счел, что именно ты — сменщик, и подготовил «инвентарь».
— Опять не выходит, — нашелся Алексей. — Мне Ира в письме написала: «Тот предмет, что лежит в верхнем ящике стола, — твой». Откуда она могла знать, лежит он там или не лежит?
Ответила Ирина. Слегка смущаясь и покусывая губы. Ну да, тут же рядом и я сидел, и хоть лет с тех пор прошло немало, объясняться в присутствии обоих небезразличных ей и к ней мужчин ей казалось сложно.
— Когда я писала письмо, только первая половина была «от себя». Дальше — чистая инструкция, которую рука выводила сама. Верьте не верьте, но так. Я и сейчас дословно не помню, что там. Совсем другое настроение было. Если бы Алексей то письмо в тетрадку не вклеил, еще б доказывать потребовалось, что именно так было сказано, а не иначе. Но, значит, в этом чей-то план состоял. Подарить гомеостат, пистолет, деньги, квартиру, убедить тебя остаться там, — она виновато улыбнулась в его сторону. — Думаешь, я сама могла такое придумать — «принимай решение, а если захочешь — найди меня через шесть лет…», Это ж значит, мне будет восемнадцать, а тебе — сорок четыре. Нормальная партия…
Да, не позавидуешь сейчас Ирке, ворошить такие малоприятные подробности якобы забытого прошлого.
— Слава богу, я иначе распорядился. А если бы пистолет взял, что было бы?
Тут уже я не выдержал;
— Наверняка, Леша, тебя подвели бы к необходимости обязательно им воспользоваться. Как Сашку — «ТОМПСОНОМ»…
Теперь уже поморщилась Сильвия. Какой интересный вечер у нас случился, что ни скажешь — кому-нибудь поперек души. А что поделаешь?
— Ты меня перебил, — сказала она Алексею. — Гомеостат не излучает, так что как маяк не годится. А вот блок-универсал — да! Мы Олега с Воронцовым именно через него по всей Москве «на поводке» водили. Пока они его спрятать в контейнер не догадались…
— Если есть возможность искать Лихарева, хоть по портсигару, хоть по запаху, давайте попробуем. От нас не убудет, а такой человек, если жив и при памяти, наверняка пригодится.
— Да нам любой пригодится, — сказал Берестин. — Сообразить бы, для чего в каждом данном случае. Вот твои уголовнички, которых ты нагнул, — для чего они нам?