«Ну, не хрена ж себе, — подумал, вновь выпадая, Ляхов. — Девяносто лет ровно!»
— Может, и тут встретят, — посулил он, снимая с предохранителя трофейный АКСУ.
Эти солдаты спокойный огневой бой вести не умели. Не тот темперамент. Да оно, может, и правильно. Начни занимать позиции, стрелять прицельно, и враг успеет среагировать, перевернет фронт, рассредоточится, и завяжется затяжная перестрелка, в которой выиграет тот, у кого найдутся минометы или подоспеют резервы.
А тут — с рывка, с налету, почти неприцельный, но весь по уровню пояса стоящего человека шквальный огонь, стремительное сближение — и в рукопашную! Коваными ботинками — в копчик, если успеет развернуться — в колено, в пах. Затыльниками автоматов — в лоб, в переносицу. Наотмашь ствольной коробкой — по скуле или шее! Сбитому с ног — на бегу подошвой по горлу. Можно и пулю.
Мат, лязг металла, хруст костей, выстрелы, но уже беспорядочные. Ничего не решающие.
И снова — штыки. Пусть коротковаты для настоящего боя, но морально уж так подавляют! Пуля — ее не видишь, а эта полоска блестящего металла, наглядно вонзающаяся в кишки и печень, — страшно!
Кое-кто сдуру ладонями пытался заслоняться…
На все — те самые десять секунд, чтобы олимпийскому спортсмену пробежать сотку.
Отвели душу господа офицеры и, беспрекословно подчиняясь приказу своего поручика и полковника, начали втягиваться в здание, оставив за собой… Не будем уточнять, вдаваясь в натурализм.
Атаковавшие с противоположной стороны были гораздо малочисленное, и их отбросили сосредоточенным автоматно-пулеметным огнем с места. Как в одном из старых фильмов — растянувшись редкой цепью и стреляя по всему, что пытается шевелиться.
Поразительно, но взвод потерь не имел. Даже ранеными.
Они сидели друг против друга — поручики Ненадо и Колосов.
Одному двадцать пять, другому очень далеко за тридцать.
— Спасибо, выручили. Ну и лихо же вы их, — сказал Колосов, протягивая сигарету.
— У меня свои, попробуй…
Помятая в кармане коробка «Корниловских» вызвала у Колосова неприкрытый интерес. Портрет генерала в лавровом венке[18], эмблемы полка и дивизии, колонка славных дат на стилизованном щите. Папиросы выпускались по особому заказу офицерского собрания и в свободную продажу не поступали даже и в реальности «25».
При этом генерала Корнилова поручик Колосов знал из своей истории, по учебникам, конечно, но живого и победоносного.
— Лавра Георгиевича при мне убили, — грустно сказал Ненадо, — на хуторке в три домика под Екатеринодаром. Так что, думаешь, я с тех пор хоть кого-нибудь из красных пожалел?
— ?
Ответить старый корниловец не успел, даже если бы и собирался.
Совсем недалеко, уже по эту сторону железнодорожной насыпи, вдруг загремели, ударяя по барабанным перепонкам, пушечные выстрелы. И солидных калибров.
— Взвод, в ружье! — заорал, вскакивая, Ненадо. Сверху, по-флотски, едва придерживаясь за перила, слетел Ляхов-Секонд.
— Колосов! Всех раненых и пленных — в автобус к поручику. Поручик, обеспечьте прикрытие, погрузку, доставку на Столешников…
— А вы, простите?.. — Корниловец слегка растерялся. — Вы нашему полковнику брат, что ли?
Черт, прокол получился. Фест сообразил, снаружи остался, чтоб вопросов лишних не было, а не учел, что Секонда его люди увидят.
Да какая теперь разница?!
— Какое ваше дело? Приказ получили? Вперед. Потом родством считаться будем… Раненых, пленных, и гоните…
— Никак нет. Автобус отправлю, сам останусь. Вы мне не начальник! Я — командир взвода! А наш полковник — там, — он указал пальцем за спину. — С ним и договаривайтесь.
— Да ладно, ладно, дело делайте, сейчас вообще черт знает что начнется…
Отряд, посланный Тархановым, на который так рассчитывал Ляхов-Секонд, сорок пять человек на четырех транспортерах, готовый освободить товарищей из осады и начать плановую зачистку согласно выданным проскрипционным спискам, не доезжая трех кварталов попал в засаду. Да в какую!
Из переулка демонстративно неторопливо выкатился танк совершенно неизвестного здесь типа и силуэта, затормозил на осевой линии и выстрелил по головному БТРу почти что в упор.
Здешние бронесилы, нужно признать, отнюдь не выглядели «полетом технической мысли» даже в своих наилучших проявлениях. В диапазоне между «Т-26» и «Т-34» первой модели. Да и зачем другие? Линий Маннергейма здесь не штурмовали, почему не нужны варианты KB и КВ-2, лобовых столкновений танковых армад тоже не случилось и не предвиделось, значит, и «Пантер», «Тигров 5 и б», «ИС 2 и 3» не придумали. И хороших «истребителей танков» тоже. Кому и зачем в тихом, почти буколическом мире нужен «Фердинанд» или советский «Зверобой» (САУ-152)?
Это все мысли, что мелькали в голове Ляхова-Феста, пока он смотрел в бинокль, как разлетались куски от первого транспортера, немного похожего на наш МТЛБ, только алюминиевого.
Десять человек, значит, уже «в стране удачной охоты». А за домами ворочались, двигались, сдирая гусеницами дерн газонов и асфальт дорожек, еще с десяток «настоящих» танков. Типа американских «адамсов».
Слава богу, командиры или водители трех следующих БТРов успели отреагировать. Рванули, кто вправо, кто влево, сшибая зеленые изгороди, дорогие ажурные ограды, исчезли между шикарными зданиями «красной линии» и произвольно разбросанными корпусами второсортной застройки.
Но у первого Вадима не было волны связи с тархановским отрядом, и он не мог дать им полезной для выживания команды.
На счастье, внизу, в суматохе эвакуации, он заметил Второго. Кричать — бессмысленно. Рванул к нему через кусты..
— Выходи на связь. На отряд. Пусть отходят через сад на Басманный. Ни на что не отвлекаясь. И мы туда же. У вас хоть один гранатомет есть?
Секонд не знал.
— Короткевич, — схватил он за рукав ефрейтора. — Гранатометы видел?
— Видел, — почти спокойно ответил знаток Гумилева. — Пять ящиков под лестницей…
— Так какого ж… — сорвался Фест.
— А вы спрашивали?
Что примечательно, боец словно и не задумывался над поразительным сходством полковников. И над тем, что моментами они перехватывали друг у друга реплики.
По сути — резонно. И он не спрашивал, по причине своего здесь отсутствия, и вражеских танков не было.
— Марка?
— Не знаю. На ящике написано — РПГ-9. Никогда не слышал.
«Конечно, откуда тебе слышать? — подумал Фест. — Я вот и видел и слышал, а стрелял только раз в жизни, на сборах. Главное, рот не забыть открыть, а то потом до вечера команду взводного не услышишь. Громко штучка бабахает».
— Господин полковник, не переживайте, — раздался за плечом спокойный голос поручика Ненадо. — Мы — знаем. Правда, изучали седьмой, но разберемся и с этим. Отводите людей, а мы им счас…
Ляхов-Фест тоже не имел случая наблюдать, как Шульгин и Берестин обучали рейнджеров работе с гранатометами, но слышал, что такое было.
— Действуйте, поручик. Мы ждем вас на той стороне, у железнодорожного моста. Только — без потерь. Стрельните по разу, и ходу.
Вадим по своей армейской службе знал, что гранатометный расчет живет в среднем до третьего выстрела. Вообще беспристрастная статистика признает, что один спаленный танк равен двум погибшим расчетам.
Конечно, это статистика для регулярного боя, а в уличной суматохе чего не бывает. Например, гибель Майкопской бригады у грозненского вокзала в декабре девяносто четвертого. От тех же самых РПГ.
Между прочим, на поле смертного боя мало кому дела до внешности старших командиров. Взводных, отделенных четко в лицо знают, а дальше… Погоны различают непременно, остальное теряется. Оба Ляховых почти одинаково руководили отходом своих бойцов, наплевав на собственное сходство. Кто там потом разберется из выживших, вспоминая горячку боя, одного он видел полковника или двоих и в каком именно месте?
Новиков-Прибой в «Цусиме» писал, что главной заслугой старшего офицера «Орла» Сидорова было умение одновременно находиться везде, где требовалось его присутствие. И в трюмах, и на батарейной палубе, на шканцах, вместе с пожарным дивизионом, и в боевой рубке, подменяя смертельно раненного командира. И ни малейших сомнений не возникало у матросов в технической возможности подобного.
А Ненадо командовал четко: «Поручик фон Мекк, на левый фланг! Прапорщик Оноли, на правый! Прапорщик Еропкин, со мной! Стреляем в упор, бросаем трубы и сматываемся!»
Ляхов-Секонд повел остатки своего отряда, измотанных, закопченных бойцов, с наскоро намотанными повязками, несущих товарищей на руках и на взятых за утлы одеялах, к автобусу. По ним пока никто не стрелял.
Фест приостановился, чтобы посмотреть на работу гранатометчиков. Танки противника должны были выглядеть для офицеров той еще войны устрашающе. Но и не страшнее, чем английские «Виккерсы» и «Марк-5» в двадцатом году. Впрочем, все они проходили обкатку «САУ-сотками», умели пропускать машину над собой и поражать ее с кормы обычными «пяти-фунтовками Новицкого»[19].
«Нет, не „адамсы“ это, — думал Ляхов. — Похожи, но не то!»
Танки выстрелили по разу из похожих на горизонтально поставленные буровые трубы стволов. Миллиметров по сто двадцать, если не больше. От дома, еще недавно бывшего опорным пунктом, полетели куски штукатурки и целые блоки спаянных в монолит старинным известковым раствором кирпичей.
И корниловцы ответили. Как учили, из-за укрытий и фактически в упор.
С одного танка мгновенной детонацией сорвало башню, и она долго вертелась в небе, будто умело запущенный бумеранг.
Еще четыре загорелись высокими дымными факелами. Резина, солярка, моторное масло, человеческая плоть — все вперемешку. Жутковатый коктейль. Но, как говаривал знакомый начальник тюрьмы: «У нас плохо, но мы ведь никого не приглашаем!»
— Отходим, отходим! — перекрывая шум и свистящий гул боя, командовал поручик Ненадо, глотка которого свободно выдавала сотню децибел.