. Приступаю к острой акции. Не теряйте времени, раскочегаривайте СПБ. По следующей команде десантируйтесь во двор Лихарева. Пусть Олег настраивает. Но не раньше…
Я рассчитывал еще немного понаблюдать за происходящим, позволить Ирине точнее определить характеристики всех переплетающихся в доме и в мозгах Татьяны полей. Вдруг уловит нечто, что пригодится при раскалывании Валентина. И еще я думал — не подъедет ли сюда персонаж поинтереснее. Вполне такое могло случиться.
Девушка захвачена, посажена под прибор, самое время объявиться вдохновителю и организатору. До последнего я не верил, что у хладнокровного, рассудительного, да вообще вполне приличного парня сорвало крышу при полном безветрии. Тут или шквал, торнадо нужен или приличный заряд динамита под стропила.
Однако — не вышло по-моему.
Совершенно внезапно распахнулась оконная створка на втором этаже. На подоконнике возникла женская фигура и без малейших колебаний прыгнула вниз. А высоковато, метров пять…
Впрочем, как раз прыжку с пятиметровой высоты равняется удар, который испытывает при встрече с землей парашютист.
Так то тренированный мужик, в ботинках или сапогах, умеющий группироваться. А Татьяна махнула не задумавшись, да еще босиком… Только юбка взметнулась до плеч.
Ирина ахнула невольно.
Но с девушкой ничего не случилось. Приземлилась, едва не упала на бок, однако удержалась, опершись рукой, тут же выпрямилась и побежала с сумасшедшими глазами в никуда.
А впереди — глухой забор, который ей не перелезть. Сзади — дом. До запертых ворот — метров тридцать,
— Вперед, — скомандовал я роботу. — Взять и охранять!
Послал на штурм виллы второго, с прежним заданием. И сам понесся вниз, слыша за спиной мягкие, как у пантеры, прыжки Ирины.
Глава 25
На верхнюю площадку крыльца вылетела Эвелин, возбужденная и растерянная до полной потери самоконтроля. Я посторонился, и француженка попала в железные объятия Ирины.
— Тихо, девочка, тихо. Здесь все свои, ты же нас знаешь, — услышал я краем уха ее успокаивающие слова и, не тормозя и не отвлекаясь, вломился в холл.
«П-36», заломив Лихареву руки за спину, тащил его к дивану. Сил сопротивляться у Валентина не было, а, похоже, и желания тоже. Сдулся он сразу, как проколотый первомайский шарик.
Пока я озирался в боевом азарте, «Иван Иваныч» внес на руках провалившуюся в обморок Татьяну.
— Сюда клади, — показал я на оттоманку под сенью пальмы.
— Ира, займись! — бросил я подруге, которая как раз вошла, сопровождая едва переставлявшую ноги хозяйку. Тоже, чего доброго, хлопнется. Хоть полевой лазарет разворачивай…
— Иван, контролируй территорию!
А сам — обратно во двор, подать друзьям обещанный сигнал.
Минута — и они высадились. Всей компанией, причем мужики с автоматами на изготовку.
— Отбой, братва, отбой, — крикнул я и сам присел на верхнюю ступеньку, нашаривая в кармане сигареты. Ничего бросочек получился. Чуть связки не порвал, не говоря о дозе адреналина, выброшенного надпочечниками в мой издерганный организм.
Старею, что ли?
Наконец я впервые вблизи посмотрел на Майю. А что? Хороша мадемуазель Бельская, мадам Ляхова! Именно, что порода прямо в глаза бьет. Пятьсот лет селекции, начиная с пресловутого Малюты Скуратова[58], который тоже, судя по летописям, был мужчина видный.
И не нужно мне говорить, что они с Ларисой однотипны. Совсем другой «аксепт».
Мы с ней, получается, самые родовитые здесь. Воронцовский род с XVII века известен, Берестины — чуть древнее. Однако супротив Новиковых Бельские — тоже салаги. Не знают, откуда основоположник на Москве объявился, а мои пращуры и на Калке сражались…
— Дело сделано… — устало сообщил я настроенным на битву братьям. — Приступайте к планомерному освоению захваченного плацдарма… Олег, немедленно лихаревской техникой займись. Саша, по старой с ним дружбе, начинай клиента трясти. Ты, Си — в той же группе. Не чужие, чай!
Смотри-ка, не пропал у меня кураж, две глубокие затяжки, и я снова готов «хоть в Сухум, а хоть в Одессу».
— Лариса, принимай комендантство над домом. И за «хозяйкой» присмотри. Ирина своим делом займется. А ты, господин полковник, — обратился я к несколько не врубившемуся Ляхову, — со мной. И вы, Майя.
Я сюда первый пришел, взял крепость с боя, я и командую. Обычная практика.
Ирина чем-то побрызгала в лицо Татьяне, дала ей понюхать, не нашатырь, конечно, и не кокаин, но что-то весьма стимулирующее.
Ну и славненько.
Роботов — за дверь.
— Вадим, иди сюда…
…Татьяна на подгибающихся ногах поднималась в присмотренную нами комнатку на третьем этаже. Уединенно, тихо там, а на случай очередных обострений — обороняться удобно.
Ляхов слегка приобнимал ее за талию и подталкивал, когда она вдруг замирала, словно боясь наступить на следующую ступеньку.
Пропустив их вперед, я захлопнул тяжелую, из цельной дубовой доски дверь, повернул задвижку. Устроился, по привычке, на подоконнике. Дальше — не совсем мое. Майя подошла и стала рядом. Выглядела она на удивление спокойно. Выдержка или безразличие?
Вадим усадил девушку на диванчик. Сбросил пиджак, отпустил узел галстука. Отщелкнул замки плоского чемоданчика. Покопался там, достал небольшой, темного стекла пузырек, вытряхнул на ладонь две похожих на фасоль таблетки.
— Глотай!
Она послушно проглотила, и он тут же протянул ей полную до краев серебряную чарку. Ее содержимое Татьяна, не спросив, что и зачем, тоже выцедила одним махом, и только в самом конце поняла, что пьет не микстуру, а густой и очень крепкий коньяк.
— Все? Нормально? Не тошнит?
Она отрицательно помотала головой, чувствуя, как сначала разливается горячая волна по пищеводу, желудку, а потом мягко отдает сразу в ноги и голову.
Ляхов сел напротив, протянул ей сигарету. И ее Татьяна послушно взяла, прикурила.
Полковник пристально смотрел ей в глаза, разминая свою.
Мне за ними наблюдать было просто интересно. Наблюдать, понимая сказанное и несказанное, даже предвосхищать то, что случится через минуту, через Две.
Майя, как я отметил, пусть и искоса, больше поглядывала на меня, чем на жениха и подругу.
Понимаю. Они — знакомые и привычные, я — если не монстр, то нечто к тому близкое. Сейчас — добрый, а немного спустя?
На третьей затяжке голова у Татьяны закружилась так, что она со стоном откинулась назад с единственной мыслью, лечь, вытянуться, ни о чем больше не думать.
Вадим тут же кинулся, помог поднять с пола ноги, уложил вдоль дивана, поправил соскользнувшую при этом тонкую юбку.
Сейчас, ясное дело, он чувствовал себя только врачом и совсем немного — контрразведчиком. Телесные красоты эффектной женщины его не интересовали. Единственно, как я заметил, взглянул куда надо, убеждаясь — видимых следов насилия в поле зрения не присутствует.
Правильно. Этого и я бы не исключал.
Поймав мой взгляд, Вадим отрицательно мотнул головой, хотя я его ни о чем не спрашивал.
Мне осталось кивнуть утвердительно. Работай, мол, дальше, раз взялся.
Ляхов еще подложил девушке подушку под голову.
— Спать хочешь? — спросил Вадим странным, свистящим шепотом, который даже у меня отдался в голове звоном отдаленного гонга.
— Не спать… Мне плохо… Я умираю?
— Ерунда. Переутомилась, перепила немного. Что до этого пила?
— Шампанское… Чуть-чуть. Ах да, еще коньяк. Не твой, раньше.
— И славненько. Теперь поспать неплохо. Встанешь как новенькая…
Да, ей уже становилось лучше. Поспать, поспать…
— А где Сергей?
— Скоро приедет. Не беспокойся. Расскажи, что с тобой случилось, когда ты утром ушла из дома?
— А что случилось? — спросила девушка, пытаясь сесть.
— Лежи, лежи, рассказывай…
Врач из чужого мира, очевидно, дал ей неизвестный мне стимулятор, имеющий при том определенное гипнотическое действие.
Потому что внезапно, через минуту-другую девушка вдруг начала говорить ровным, без интонаций голосом.
Выглядело это так, будто Татьяна не вспоминает случившееся в течение этого бесконечного для нее, безумного дня, а словно синхронный переводчик, перелагает в слова то, что разматывалось перед внутренним взором, будто документальный фильм. Ею самой впервые видимый. И что случится в следующем кадре — она не представляет.
…Пятигорск. Да. Совсем немного отсутствовала, а город — как чужой. Или я теперь здесь чужая. Сразу идти домой не решилась. Надо освоиться, вспомнить себя здесь — чувства, ассоциации, память сердца.
Небрежным жестом дала понять водителю, что в его услугах больше не нуждается, медленно пошла вверх по Курортному проспекту.
Особых изменений не видела, разве что немного больше стало уличных кафе, столиков посередине аллеи и по обеим сторонам тротуара. Пусть и ноябрь уже, а совсем тепло, двадцать градусов или около того. Ощущение непонятного праздника. Лица идущих навстречу людей и сидящих с кружками пива и бокалами вина какие-то другие, не совсем те, что остались в памяти. Светлее, раскованнее, что ли, свободнее от повседневных забот? Или просто я привыкла видеть, замечать горожан глазами такой же замотанной горожанки, а сейчас себя чувствовала приезжей и видела только отдыхающих?
Дойдя до поворота к городскому парку, свернула не раздумывая, длинной аллеей вышла к тем самым качелям, где в пятом классе гимназии, наверное, а может, в шестом[59] впервые ощутила незабываемое чувство полета, космическое чувство невесомости и что-то еще, показавшееся восхитительным, что выбило меня тогда из реального времени на секунду-Две, а возвращение сопровождалось неожиданным испугом.
Теперь вот вспомнилось, и тут же вспомнились необычные, на грани реальности сны.
Я обошла площадку аттракционов, углубилась в запущенную аллею парка. Сколько шла? Не помню. Время как бы перестало существовать. И вдруг толчок под сердце. Назад! Куда?