— Ох! — воскликнул Гази, хватаясь за сердце, и прижался спиной к стволу старой груши. — Не говорите так, умоляю вас!
— Но именно таково наше с тобой будущее, если мы будем сидеть сложа руки и ждать, когда наступит этот страшный момент! — повысил голос мулла, с удовлетворением наблюдая за побледневшим слугой. — Прости, я вынужден буду так поступить с тобой, хотя мне этого вовсе не хочется. И Гази пойдет побираться на базар, уподобившись распоследнему нищему. Так все и будет на самом деле.
— Нет! Пощадите!!! Только не это, о хозяин, — вскричал в сердцах Гази, плотно зажмуривая глаза. И от его крика мулла едва не выронил из пальцев пиалу, сонные куры переполошились в хозяйском курятнике, топча снесенные ими яйца, а во дворах, расположенных вблизи мечети домов, завыли собаки.
— Болван, чего орешь?! — Мулла рывком выплеснул в сторону слуги остатки чая, но не попал в него. — Ты, верно, хочешь, чтобы здесь собралась половина селения, выяснить, не убиваю ли я тебя?
— Простите, о хозяин, — Гази протянул дрожащие ладони к мулле, — но вы говорите поистине страшные вещи. Я не сдержался.
— Здесь нужно не кричать, а действовать тонко и наверняка.
— Вы хотите покарать этого вероотступника Насреддина, чтоб его ужалил в голую пятку самый злой из скорпионов?! — воскликнул Гази.
— Молчш-ши! — зашипел на него мулла, замахав руками на манер мельницы. — Если ты сейчас же не заткнешься, то…
Последнее сказанное муллой слово прозвучало настолько грозно, что Гази, пробормотав «уй-юй!», прихлопнул ладонью губы.
— О Аллах! — тем временем продолжал мулла, воздев глаза к небу. — За что ты покарал меня этим бестолковым слугой? Что я тебе сделал такого?
— Простите, о хозяин, — пролепетал Гази, выкатывая глаза, — я больше не буду кричать. И вообще не скажу ни слова. Только не отправляйте меня на базар!
— Никто тебя пока никуда не отправляет, — мулла уже едва сдерживался, чтобы не отколотить бестолкового и трусливого слугу, но другого у него, к сожалению, не было, а от хорошо поколоченного слуги пару-тройку дней не будет никакого проку. К тому же Гази при всех своих недостатках, имел и одно достоинство, с лихвой перекрывавшее все остальное: он был верен своему хозяину. — Итак, мы установили одну непреложную истину, — решил подвести итог мулла. — Если все оставить как есть, то скоро мы помрем с голоду.
Гази на этот раз действительно промолчал, но сжался в комок.
— Нечестивца Насреддина, — да покарает его всевышний! — мы пока трогать не будем.
— Вы его боитесь, хозяин? — осторожно поинтересовался Гази.
— Я? Какого-то вшивого оборванца? — храбрясь, ткнул себя в грудь пальцем мулла. — Да чтоб отсох твой отвратительный язык, о боль моей печени.
— Простите, хозяин, — забормотал извинения Гази, еще сильнее вжимаясь спиной в ствол дерева.
— Я сказал: «пока»! Тому, что я задумал совершить, Насреддин помешать не в силах.
— Вы уверены в этом? — недоверчиво повел носом Гази.
— Э-э, глупый ты человек! Разумеется, я уверен, поскольку не какому-то там ходже, будь он даже трижды Насреддином, тягаться с нечистой силой, — криво усмехнулся мулла. — Это под силу только мне, мулле — истинному слуге нашего господа!
— С нечистой си… силой? — сглотнул изрядно побледневший Гази.
— Да, именно с ней! А теперь дай мне свое ухо, и я изложу тебе мой план!
— Дать ухо? — проблеял окончательно перетрусивший Гази. — Пощадите, о хозяин! Как же я без ушей?
— Дурак! — саданул кулаком по худому колену мулла. — Это такое выражение, понимаешь? Я скажу тебе все на ухо.
— Уф-ф, хозяин, — немного успокоился Гази, придвигаясь к мулле. — Я вас очень прошу, вы больше не пугайте меня так, ладно? Я вообще очень плохо понимаю иносказания.
— Ладно, — покорно отозвался мулла — ни обычных слов, ни ругательств для бестолкового слуги у него в запасе уже не осталось.
Прикрыв ненадолго глаза, чтобы привести чувства в порядок, мулла быстро зашептал детали плана в самое ухо Гази. И чем дальше он говорил, тем больше округлялись глаза слуги, а когда мулла наконец смолк, Гази, еще более бледный, чем до того, отшатнулся от него и протестующе замахал руками.
— О хозяин, увольте меня от этого дела! Нельзя с таким шутить.
— Да ты же ничего не понял! — вскипел мулла.
— Я все понял, только… только…
— Что ты там бормочешь, верблюжья отрыжка? Мало мне проблем от этого старого дурака, так еще и слуга метит в святые!
— Умоляю вас!.. — упал на колени Гази.
— На базар! Просить милостыню! — гаркнул мулла и указал тонким, трясущимся от негодования пальцем на ворота.
— Пощадите! — захныкал Гази.
— Либо ты со мной, либо ты с ними, — палец муллы продолжал настойчиво указывать в сторону ворот. — Выбирай!
— Я… я с вами, хозяин, — сдался наконец Гази, повесив голову. — Но, помяните мое слово, все закончится очень и очень скверно…
— А это мы еще поглядим! — тихонько захихикал мулла, потирая ладони…
Дом Икрама вышел на загляденье: ровные оштукатуренные стены, новенькая плоская крыша, державшаяся на крепких балках, широкие светлые окошки и погреб — им Икрам гордился особо. Оставалась самая малость: уложить доски пола, прибить потолочные и побелить стены изнутри, но это уже мелочи — работы на один день. Разобиженный на дехканина Пулат больше не показывался и не докучал своим соседям, хотя Икрам не без причины побаивался какой-нибудь каверзы со стороны богача. Еще бы, спустить такую обиду какому-то нищему! Своими сомнениями Икрам поделился с Насреддином, на что тот ответил в присущей ему веселой манере:
— Знаешь, богатого бояться — со двора не ходить. Разве тебе мало насущных проблем, что ты размышляешь над несуществующими?
— Ну а как они станут существующими? — не унимался Икрам.
— Вот когда станут, тогда и ломай голову. И вообще, пора тебе озаботиться урожаем. Мы с Саидом теперь и без тебя управимся.
— Но как же так? Я буду в поле работать, а вы мне дом строить? Нет, так не годится!
— Икрам, не заставляй меня говорить тебе грубости, — оборвал его ходжа. — Должны же мы что-то сделать для тебя, коли живем в твоем доме?
— Но ты и так для меня достаточно сделал, ходжа! У меня твоими стараниями новый дом, а не та развалена, что стояла здесь всего несколько дней назад.
— Ты забыл про Саида, Икрам. А ведь он приложил гораздо больше сил к твоему новому дому, нежели я.
— Да будет вам, Насреддин-ако, — Саид смущенно опустил глаза. — Здесь и говорить-то не о чем.
— Да-да, и ему, конечно, спасибо. И все же это неправильно!
— Неправильно помочь другу в трудную для него минуту? — уточнил ходжа у дехканина.
— Ты меня не путай, ходжа! Я вовсе не об этом говорил. А Саид — так ведь это ты заставил его строить дом.
— Меня никто не может заставить делать то, чего мне не хочется делать, — грубо, с обидой в голосе бросил ему Саид. — Неужели ты думаешь, будто я не мог от вас сбежать, словно я здесь на привязи? И если ты считаешь, что все именно так, то — прощай!
Саид резко развернулся и потопал к калитке.
— Да нет же! — спохватился Икрам. — Постой! Я вовсе не то хотел сказать.
— А что же ты тогда хотел сказать? — обернулся через плечо Саид. Лицо у него было мрачным и печальным. — Что я вор, и потому не могу никому помочь, даже если меня никто об этом не просил?
— Ты все не так понял, Саид. О Аллах, ну что же мне, отрезать мой язык, чтобы он не говорил всяких глупостей?
— Зачем мне твой язык? — пожал плечами Саид. — Тем более, болтающий всякие глупости. Лучше вместо того, чтобы избавляться от него, привяжи его к голове.
— Вовсе неплохой совет, друг Икрам, — рассмеялся ходжа и, приблизившись к Саиду, потрепал того по плечу.
— Тогда я прошу у тебя прощения, за то, что не оценил твоей дружбы и обидел ни за что. Не уходи, ладно?
— Хорошо, — подумав, согласился Саид. — Но смотри, если ты еще хоть раз помянешь мое темное прошлое, я просто буду вынужден у тебя что-нибудь украсть.
— Но что же ты у меня можешь украсть? — удивился Икрам. — Разве что долги?
— Долги тоже сойдут, — с серьезным видом заявил ему Саид, возвращаясь к дому.
— Что же касается, просил или нет, — напомнил ходжа Икраму о случайно оброненных им словах, — то помощь другу не требует просьб и уговоров, но она также не нуждается и в пустых словах благодарности. Ведь лучшая благодарность — это благодарность делом.
— Ты опять говоришь загадками, ходжа, — вздохнул Икрам. — Я иногда вовсе не понимаю, что ты хочешь сказать.
— Что же здесь сложного? Я помог тебе, ты поможешь Саиду, Саид поможет еще кому-нибудь, а тот, кому он помог, возможно, когда-нибудь поможет и мне. И все мы будем благодарны друг другу. По-моему, так и должны поступать настоящие люди. Так что иди на свое поле и собирай урожай, а с твоим домом мы как-нибудь разберемся сами.
— Ну, хорошо, — сдался Икрам. Он прошел в сарай, где отыскал серп и заспешил прочь со двора — урожай действительно пора было собирать, пока он вовсе не полег.
Саид же, проводив его взглядом, в раздумьях поскреб ногтями лоб.
— Послушайте, ходжа, — произнес он, помогая Насреддину перенести в дом стопку досок для пола. — Я вот о чем подумал.
— Я слушаю тебя, Саид.
— Икрам говорил про какие-то долги, а мне хочется сделать что-нибудь хорошее.
— И что же ты придумал?
— Я мог бы выкрасть его расписки, и тем самым избавить его от долгов! Разве это не здорово?
— Совсем нездорово, Саид. А даже напротив.
— Но почему? Разве красть у воров — воровство? И вообще, можно выкрасть все расписки, и тогда все, у кого были долги, разом избавятся от них.
— Если ты это сделаешь — лучше не попадайся мне на глаза. Зло можно победить лишь добром.
— Сказки все это! — только и махнул рукой Саид, аккуратно раскладывая доски.
— Сказки ли? — хитро прищурился Насреддин. — А вот скажи мне, почему ты не сбежал?
— Я это… как его… — Саид не сразу нашелся, что на это ответить. — Потому что Вы добрый и хороший человек, ходжа, и не дали погибнуть вору.