Глава 10Здравствуй, брат шайтан!
Мулла после ночной вылазки ликовал — все шло лучше и не придумаешь. И не успел муэдзин призвать верующих на утреннюю молитву, как двор мечети быстро наполнился, и муллу взялись осаждать множество людей, слезно моля его избавить селение от проделок шайтана. При этом они делали богатые подношения.
— Вот видите, до чего довели вас спесь, гордыня и знакомство с этим проклятым нечестивцем Насреддином? — вдохновенно вещал прихожанам мулла, принимая дары. — Он снюхался с шайтаном и призвал его на ваши несчастные головы. Неверие закралось в ваши души, и вот чем это обернулось. Но только я — истинный хранитель ваших душ и спокойствия могу изгнать злого духа. Верьте мне, люди!
— Мы верим тебе, о мулла! — отвечал ему народ. — Умоляем тебя, избавь нас от этого страшилища.
— Избавлю, избавлю, — снисходительно кивал мулла, принимая подарки с весьма важным и довольным видом, — только если вновь забудете о божьем слуге или чем обидите его, то он вас покарает еще пуще прежнего, так и знайте!
Непонятно было, чьей карой в данном случае грозил мулла: своей или всевышнего, — но люди побоялись спросить. Страшно было и то и другое.
— Мы поняли, о мулла. Мы все поняли и осознали. Спаси нас! — слезно умоляли они.
— Спасу, спасу. Обязательно. Но вы должны изгнать этого нечестивца ходжу! От него все ваши беды. Разве являлся к вам шайтан до появления Насреддина? А может, он и есть сам шайтан во плоти?
И народ, от предположений муллы и находясь под впечатлением ночных происшествий, замолкал и жался друг к дружке, шепчась и бормоча молитвы. Мулле верили и не верили. С одной стороны, появление шайтана и ходжи действительно можно было связать, но с другой, люди, порядком измученные беспросветными буднями и сопутствующими им тяготами под гнетом жадных баев, лживых кази и коварных владык, лелеяли надежду на избавление от страданий и мук, символом которой был ходжа Насреддин, столько они слышали в своей жизни про него хорошего. Но не сказка ли все это? А вдруг прав мулла? Тяжкие сомнения терзали людей. Мулла же продолжал проникновенно вещать, вселяя в души простого доверчивого люда сомнения:
— Не забудьте, что я вам сказал! Вы отвернулись от Аллаха, и он покарал вас. Вы оговорили меня — честного муллу, всю жизнь ратующего за чистоту ваших душ и помыслов, и вот он — результат! Идите и изгоните этого презренного оборванца! Не слушайте его — слушайте меня, ибо я один могу справиться с шайтаном. Идите же!
Люди покидали мечеть с тяжелым камнем на сердце, не в силах решиться на что-либо, но за воротами их встречал Икрам. Он тихонько отзывал людей в сторонку и что-то советовал им. От его слов люди сначала недоверчиво крутили головами, а затем, несколько повеселев, быстрым шагом расходились по своим домам, откуда тут же вновь выходили, прижимая к себе дубины, и торопливой походкой устремлялись к дому дехканина, где уже собралось множество народу. Мулла с потаенной радостью наблюдал за спешащими людьми из ворот мечети. Народ валил скопом к дому Икрама — выходило, он все-таки добился своего: противный старик будет изгнан из селения, и жизнь вернется в привычную колею. Так успокаивал себя мулла, тешась надеждами на лучшее. Но вот прошел день, за ним другой и третий, мусульмане совершали положенные молитвы, но щедрые подношения вновь иссякли.
Мулла сначала ничего не понял, а затем разозлился так, что едва не отколотил любимого слугу, хотя тот был ни в чем не повинен. А немного успокоившись, мулла принялся размышлять, что могло пойти не так. После того как ему удалось вселить в души прихожан неподдельный ужас, все вроде бы стало налаживаться, но вдруг гениальный план муллы дал трещину и обсыпался горсткой праха. Что могло случиться на этот раз? Неужели стоило «шайтану» пропасть на пару дней, как эти глупцы вновь почувствовали себя в безопасности, уверовав в избавление от нечистого? Или за этим кроется нечто другое?
Не додумавшись ни до чего путного, мулла решил прогуляться по базару, и каково же было его удивления, когда у одной из лавок он повстречался с ходжой Насреддином! Сначала он не поверил своим глазам: как это возможно — вполне здоровый и совершенно невредимый ходжа, когда ему давным-давно положено быть побитым и изгнанным вон из селения? Ответа на этот сложный вопрос мулла не нашел, но, сочтя за лучшее не попадаться на глаза Насреддину, поспешил скрыться за стеной лавки горшечника. Однако, ходжа заметил его и окликнул:
— Эй, мулла! Разве тебя не учили здороваться?
Мулла замер с поднятой левой ногой, решая, как поступить. Можно было, конечно, сделать вид, что он не расслышал Насреддина, но тот обратился к нему громко, и никто из тех, кто оказался этому невольным свидетелем, не поверит глухоте муллы, а не поверив, обязательно решат, будто мулла испугался ходжи. Поэтому мулла опустил ногу и обернулся к Насреддину.
— А, это ты, — кисло произнес он. — Здравствуй.
— Здравствуй, мулла. Как твои дела? Как здоровье?
— Твоими молитвами, ходжа. Твоими молитвами, — издал томный вздох мулла.
— Странно, — потеребил бородку Насреддин. — Почему же ты до сих пор жив?
Мулла покраснел как помидор и уже было открыл рот, чтобы опрокинуть на голову муллы поток отборной брани, но сдержался:
— Все в руках всевышнего, — смиренно воздел он глаза к небу. — Вероятно, я угоднее ему здесь, на земле, влачащий тяжкое бремя заступничества за души правоверных. И он вменяет мне молиться, не жалея сил, даже за таких прожженных грешников, как ты!
— Понимаю, — хмыкнул Насреддин. — А вот ответь мне, о светоч мудрости на вопрос, который давно мучит меня.
— Слушаю тебя, ходжа, — мулла сложил лапки на животе и чуть прикрыл глаза.
— Я слыхал, Ной разделил всех животных на два рода. Из них он обозначил семь пар чистых, коих правоверным дозволено трогать руками и употреблять в пищу, и семь пар «нечистых», с которыми нельзя даже дышать одним воздухом.
— Это так, — с умным видом кивнул мулла. — Что же тебе тут неясно?
— Я хотел узнать у тебя, к какому роду относятся дворовые собаки?
— Разумеется, грязные псы относятся к «нечистым» животным.
— Значит, если Икрам, к примеру, заведет себе дворовую собаку, то тем самым осквернит свое жилище?
— Истинно так! Ибо сказано: изгони свою паршивую собаку, и ангелы божьи с белыми крыльями осенят твое жилище!
— Мудро. Ну а если изгнать грязную собаку, белокрылые ангелы не пустят воров в дом?
— Презренный богохульник, что ты мелешь? — не вытерпел мулла. — Делать больше нечего ангелам, как заниматься твоим рваным барахлом!
— Это все, что я хотел узнать у тебя, мулла. Благодарю, — чуть склонил голову Насреддин и обернулся к своему другу. — Ты все слышал, Икрам?
— Все до единого слова, ходжа, — ответил тот.
— Но почему ты об этом спросил? — разволновался мулла, не понимая, к чему клонит Насреддин.
— Я все-таки оказался прав: лучше уж пусть Икрам возьмет «нечистую» собаку, нежели останется без имущества по милости твоих «чистых» белокрылых ангелов.
— Ха-ха! Хо-хо-хо! — послышалось со всех сторон, и на этот раз мулла уже позеленел, так ему стало дурно. Мулле непременно хотелось ответить что-нибудь ходже, но в голове было пусто, словно ночью на базарной площади.
— Ох, берегись ходжа! — пропыхтел наконец обретший голос мулла. — У тебя отвратительный язык, но хуже того, что ты живешь за счет других — все это знают. Не так ли, правоверные? — оглядел мулла с прищуром собравшуюся вокруг него и Насреддина толпу. Ответом ему было разом наступившее молчание. — Видишь, народ лгать не будет. Ты только треплешь языком и больше ничего не делаешь, они же тебя кормят. А кто живет за счет других — великий грешник, и на том свете он будет вечно гореть в аду.
— Так ведь это прекрасно! — воскликнул ходжа, ухмыляясь в бороду. — Значит, на том свете мы будем свидетелями твоего сожжения, дорогой мулла.
— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — с новой силой грянула толпа, а Насреддин развернулся и быстро пошел прочь, не обращая внимания на злобное шипение муллы за своей спиной — все, на что тот остался способен.
— Зачем ты его злишь лишний раз? — спросил Икрам ходжу, когда они отдалились на приличное расстояние.
— Так надо, — коротко ответил ему Насреддин.
— Тебе, конечно, виднее, но он все-таки мулла — власти у него ой-ёй сколько. И если он решится отомстить…
— Обязательно решится, иначе и быть не может. И, скорее всего, это случится уже сегодня ночью.
— Ты думаешь, сегодня опять объявится шайтан?
— А ты так не думаешь? Мулла не получил того, чего хотел, и он вынужден что-то с этим делать. Правда, с фантазией, у него туго.
— Хорошо, если так.
— Поживем — увидим.
А в это время мулла, злой как бешеная собака, ворвался во двор мечети.
— Гнусный шакал, оборванец, сын змеи и ишака! Чтоб ты окривел, чтоб у тебя отнялся твой поганый язык, чтоб… Гази, где ты, негодный слуга?! — гаркнул мулла, забираясь на топчан.
— Я здесь, хозяин, — выбежал слуга из пристройки, что была устроена рядом с грядками. — Чего изволите?
— Нечистая тварь!
— Я? — опешил Гази, отшатнувшись от муллы.
— Да при чем здесь ты? Я об этом паршивом Насреддине, чтоб земля разверзлась под его ногами и поглотила его, уй-юй!
— Успокойтесь, хозяин. Хотите, я сделаю вам чай?
— Я хочу придушить его! — покрутил руками мулла, показывая, каким образом он придушит ходжу, если тот попадет в его руки.
— А чай?
— Что ты привязался ко мне со своим чаем? — переключился мулла на Гази как на более доступную мишень для распиравшего его негодования. — Не-ет, ему это даром не пройдет. Выставить меня посмешищем. Один раз — куда ни шло, но два. Два! Ты понимаешь?
— Может, нам лучше отсидеться, а? — робея, предложил Гази. — Ведь не вечно же Насреддин будет здесь жить.
— Ну, уж дудки! — Мулла показал слуге кукиш. — Видел? Я не таков, чтобы спускать обиды каждому проходимцу. Сегодня опять вернется шайтан, но на этот раз все будет по-другому, совсем по-друг