— Тогда какой ишак притащил сюда этот мешок и бросил его посреди комнаты?
Кази сделал еще один круг, словно лиса вокруг курятника.
— Ничего не понимаю, — развел он руками и легонько толкнул мешок ногой.
В мешке кто-то заворочался и вновь затих.
— Уй! — отпрыгнул кази в сторону, но шевеление больше не повторилось. — Хм-м, — задумался Шарифбек, оглаживая свою холеную бороду, — может, кто расплатиться со мной решил? Сюда, верно, целого барана запихали! Ну, конечно, какой я глупец! — спохватился он, звонко хлопнув себя по лбу. — Это, скорее всего, Зариф — он ведь обещал мне барана! Хотя он обещал мне трех…
Мешок опять зашевелился, из него донеслось какое-то мычание.
«Точно баран! — обрадовался Шарифбек, потерев ладони. — Да какой здоровый. Только бы этот дурак Зариф ему курдюк не оторвал — кто ж баранов в мешках носит?»
Кази бросился к мешку и дрожащими от алчности пальцами принялся развязывать тугую завязку. Мешок опять завозился, на этот раз сильнее.
— Да сейчас, сейчас, мой барашек! — попытался успокоить его кази. — Потерпи немного.
Завязка отлетела в сторону. Шарифбек рывком раскрыл мешок и отшатнулся, закрывшись руками!
— Ай!
Из мешка показалась отвратительная рожа, покрытая шрамами, с перекошенным от гнева ртом. Неизвестный попытался встать на ноги, но запутался в мешковине, и упал к ногам кази.
— Уйди, уйди от меня! — пихнул его ногой Шарифбек, попав пяткой в правый глаз.
— Уй-юй! — взвился Юсуф от боли, крутнувшись вместе с мешком. Ярость затопила его разум — он-то сразу признал кази, но такого обращения с собой он не мог простить даже ему. — Ах ты, собака! — прорычал Бешеный пес, выпутываясь из мешка и пытаясь сморгнуть слезы. Как только ему удалось освободить руки, он мгновенно схватился за нож, по странной случайности оказавшийся в его ножнах, хотя Юсуф хорошо помнил, что обронил его в доме Икрама. Но сейчас было не до выяснений, откуда тот взялся. — Я тебе научу, как пинаться, морда твоя судейская!
Лезвие с шипением взлетело над его головой.
— Ай-я-а-а! — взвыл судья, едва успев откатиться в сторону, как Юсуф воткнул нож в пол рядом с его плечом. — Стража-а!
— Я тебе покажу, «стража»! И барана тоже покажу! — Юсуф рывком выдрал из пола глубоко вошедший в него нож и вновь взмахнул им. — Я Бешеный пес! Узнал меня?!
— Бе… бе… — пролепетал кази, закрываясь руками. — бе… пе…
— Вот именно! — расхохотался Юсуф, вновь опуская нож, но воткнуть его в онемевшего кази, парализованного ужасом происходящего, он не успел.
Подоспевший стражник боковым ударом копья отбросил Юсуфа в сторону. От удара тот согнулся пополам, выронив оружия, и завалился вбок, держась за живот. Второй стражник тут же навалился на него сверху, придавив к полу. Юсуф рычал и сопротивлялся, изворачиваясь, словно пойманный лев, но на помощь второму стражнику подоспел первый, и они вдвоем ловко скрутили Юсуфа, поставив его на колени.
— Так, так, — кази быстро пришел в себя и уселся на полу, важно оправив халат. — Значит, Бешеный пес Юсуф. — усмехнулся он. — Сам пришел или тебя Мустафа прислал?
— Нужен ты мне, ходить к тебе еще, — огрызнулся Юсуф, морщась от болей в вывернутых суставах и добавил: — Собака судейская!
— Ты непочтителен, Юсуф. Очень непочтителен, — удрученно покачал головой Шарифбек. — Забрался в мешок, изображал из себя барана, хотел убить меня. Ай-яй, как плохо!
— Никуда я не забирался!
— Нехорошо врать, Юсуф, очень нехорошо.
— Я не вру, о Шарифбек! — Юсуф вдруг понял, что дело оборачивается гораздо серьезнее, чем он полагал. — Прошу, выслушай меня.
— Молчи, вшивый презренный пес! — толкнул его ногой в колено судья. — Я все видел своими глазами, и тебе не удастся отвертеться. Значит, так твой Мустафа платит за мою доброту, да?
— О Шарифбек! — взвыл Юсуф, побледнев и забившись в крепких руках стражников. — Ты…
— Увести, — устало полоснул судья пальцами по горлу.
— Ай, не надо! Я умоляю! — выкрикнул Юсуф, но замолк, получив по голове древком копья, которая еще толком не отошла с прошлого удара дубиной.
Стражники поволокли упирающегося Бешеного пса к входной двери. Тот мычал, суча ногами, но сделать ничего не мог. Как только дверь за стражниками закрылась, через открытое окно до слуха кази донесся шелест вынимаемой из ножен сабли.
— О подлый Шарифбе… — договорить он не успел. Сабля со свистом рассекла воздух…
Кази вздохнул, молитвенно закатив глаза, и зашевелил губами. Потом протянул руку и поднял валявшийся рядом нож.
— Хороший. Оставлю себе, — сказал он, гладя пальцами широкое отполированное лезвие и искусно вырезанную костяную рукоятку.
— У-у, жирная свинья! — тихонько взвыл Саид, подслушивавший под окном кази, но ходжа ткнул его локтем в бок.
— Молчи!
— Но это был мой нож, — обиделся Саид.
— Разве он стоит твоей жизни?
— Но зачем вы все это придумали? Разве мы сами не могли разделаться с Юсуфом? И нож остался бы при нас.
— Вернее, при тебе. Молчи и слушай дальше.
Саид надул щеки, но замолчал.
Обезглавленное тело Юсуфа уже куда-то утащили, а кази между тем, перебравшись на возвышение у стены, призвал к себе слугу.
— Пиши! — ткнул он пальцем.
— Что, хозяин? — опустился перед ним на колени слуга, доставая все, что нужно для письма.
— Дорогой… Нет! Почтенный казикалан! Спешу сообщить, что хорошо известный вам подлый Мустафа… Написал?
— Под-лый Му-ста-фа… Написал!
— Нарушил нашу старую договоренность. Подосланный им убийца по прозвищу Бешеный пес едва не лишил меня жизни. Спасло меня лишь заступничество Аллаха… Написал?
— Аллаха… Да, хозяин!
— Поэтому взываю к Вашей милости и прошу Вас выслать отряд доблестных воинов, дабы покончить с его бандой раз и навсегда. Они стали слишком опасны. Ваш покорный слуга, кази Шарифбек.
— Слу-га Ша-риф-бек… Все, мой господин! — отнял перо от бумаги писарь.
— Какой еще слуга? — взъярился Шарифбек. — Что ты плетешь, негодный?
— По… покорный, — пролепетал тот, сверившись с бумагой. — Вы же сами изволили сказать.
— Ах, ну да. Молодец! Дай-ка я перечту, — требовательно пощелкал кази пальцами, а ходжа отстранился от окна и попятился за угол, таща за собой ошарашенного Саида.
— Ну вот! Теперь тебе бояться больше нечего. Если ты, разумеется, всерьез решил стать порядочным человеком.
— О ходжа, я уже начинаю бояться вас! — у Саида заметно тряслись коленки и губы.
— А вот этого делать вовсе не стоит, — ответил ему ходжа, выбираясь из кустов на ровную дорогу, проходящую рядом с домом кази. — По крайней мере, до тех пор, пока ты живешь честно.
— А что же мне теперь еще остается? — повесил плечи Саид, плетясь следом за ходжой.
— Э-э, Саид, я вижу, тебя потянуло на старое.
— Вовсе нет! Только что я умею?
— Ты умеешь неплохо строить дома. И еще рушить их, — подмигнул ему Насреддин. — Так что работа для тебя всегда найдется.
Саид что-то проворчал себе под нос. Ходжа не расслышал сказанного, но не стал переспрашивать. Он прекрасно понимал, как парню сейчас тяжело. Ведь нелегко в одночасье сделаться порядочным человеком, отринув все плохое, включая прошлые привычки. Но то, как кончил Юсуф, обязательно должно было внушить Саиду страх как за его прошлое, так и за будущую жизнь тоже — в этом ходжа нисколько не сомневался.
Под широкой сенью грецкого ореха, что рос напротив дома кази, их с нетерпением поджидал Икрам. Когда ходжа приблизился к дереву, дехканин выбежал ему навстречу.
— Что там?
— Разве ты не видел все своими глазами?
— Видел, ходжа! Это… это кошмарное зрелище.
— Собаке собачья смерть. Зато нам самим не пришлось марать об этого негодяя руки.
— Тут ты прав, — согласился с ним Икрам, когда они вместе скрылись в тени орешника. — Но что мы будем делать теперь?
— Ждать, — сказал Насреддин и опустился на траву, прислонившись к теплому шершавому стволу.
— Чего? Ведь все уже свершилось.
— Не все, — не согласился с ним Насреддин. — Нужно еще поблагодарить кази за оказанную нам услугу.
— О ходжа! — взмолился Икрам. — Кончай уже шутить с огнем.
— Глупости, друг мой. К тому же нам нужно забрать твой мешок.
— Знаешь, я готов подарить этот мешок кази, даже все мешки, что у меня есть, только бы не видеть его вовсе!
— Разве ты так богат, что разбрасываешься хорошими мешками? — с серьезным лицом спросил у него ходжа.
— Знаешь, я до сих пор не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь всерьез.
— А разве я когда-нибудь шутил о столь серьезных вещах?
— О Насреддин, — застонал Икрам, пряча лицо в ладонях. — Тогда давай поскорее поблагодарим судью, заберем мой мешок и уберемся отсюда.
— Еще не время.
— А когда же оно наступит?
— Как только от дома судьи поскачет всадник с важной бумагой.
— Опять бумагой? И куда это, интересно, он поскачет? И вообще, почему ты уверен, что это произойдет?
— Ты задаешь слишком много вопросов, Икрам. Жди, как ждем мы с Саидом.
Икрам только вздохнул и прислонился к дереву плечом.
Время тянулось медленно. Солнце, поднявшееся уже довольно высоко, раскалило землю, и горячий воздух маревом клубился над ней. Икрам изнывал от жары и неясности. Ходжа терпеливо ждал. Саида, казалось, вовсе ничто не беспокоит. Он отрешенно глядел в небо сквозь листву орешника, щурясь на что-то.
И вот из-за дома судьи показался человек, ведущий в поводу коня. Рядом с ним шел слуга кази, протягивая ему какой-то свиток и что-то объясняя. Человек принял свиток, сунул его за пазуху, кивнул и вскочил на коня.
— Спеши же! — крикнул ему вслед слуга, провожая взглядом наездника. Затем он опустил руку, которую держал козырьком у глаз и побрел к дому.
— А вот теперь пора! — сказал ходжа, поднимаясь с земли. — Идемте, друзья.
Он первым направился к дому кази. Саид с Икрамом поспешили за ним. Взойдя по лестнице, Насреддин остановился у распахнутых настежь дверей и поклонился.