— Я-то смотрю. Ух, дать бы им чем-нибудь по медным лбам, — сжал кулаки Саид.
Между тем Махсуд, оглядевшись по сторонам, быстро снял с мангала весь шашлык, что у него был разложен над углями и убрал его под прилавок, а вместо него разложил другой, принявшись с умным видом поворачивать его.
— Что он делает? — недоумевал Саид.
— Терпение, мой друг. Сейчас все сам увидишь.
Махсуд закончил колдовать над шашлыком, сложил восемь палок на тарелку, посыпал их луком, обильно полил уксусом, накрыл лепешкой и понес стражникам. Поставив тарелку на низкий столик, он вновь поклонился.
— Кушайте на здоровье!
— Иди, иди! — помахал рукой стражник, беря палку шашлыка. Поднеся ее к губам, он впился зубами в кусок мяса, оторвал от него и принялся жевать. Но вдруг его лицо приняло страдальческое выражение. Стражник перестал работать челюстью, выплюнул непрожеванное мясо и принюхался к шашлыку. — Фу! Что это такое?
— Что-нибудь не так, господа стражники? — подбежал к ним Махсуд.
— Что это, я тебя спрашиваю? — лицо стражника стало грозным, и он помахал шампуром перед лицом шашлычника.
— Шашлык, — непонимающе моргнул тот. — Восемь палочек, как вы и изволили заказать.
— Я тебя про мясо спрашиваю, болван! — стражник начал буреть от негодования.
— Мясо? — Махсуд взял из руки стражника шампур и обнюхал шашлык. — Обычное мясо.
— Оно же того… воняет!
— Вы ошибаетесь, уважаемый. Конечно, оно не совсем свежее, но и не порченное. Можете спокойно есть.
— Э, дай другое, а это жри сам!
— Конечно, как пожелаете, — Махсуд подхватил тарелку с шашлыком и унесся прочь.
— Нет, не те, другие! — наблюдал за ним издали стражник, указывая пальцем. — Да, да, вот эти. Тащи давай!
— Слушаюсь, — Махсуд вновь выставил тарелку перед стражниками.
Тот отер о штаны руки и взял палку, но есть не стал, а принюхался.
— Ты что, издеваешься? — рявкнул он. — Этот шашлык воняет еще больше, чем первый.
— Но у меня весь такой шашлык!
— Как весь? — нахмурился стражник, в сомнении вертя шампур в пальцах.
— Что вы хотите, если мне приходится продавать по монете за палочку? Раньше я продавал по три монеты из свежайшего мяса, но у меня никто ничего не брал. Тогда мне пришлось продавать по две монеты, но выходили одни убытки. И тогда я стал покупать вот это мясо и продавать его по монете — дело сразу пошло на лад.
Стражник заколебался.
— Но, поверьте, вы первые, кто жалуется на мой шашлык, честное слово! К тому же бедный человек рад и такому мясу, но у меня, прошу прощения, другого нет, — с сожалением развел руками Махсуд.
— Э, пошли отсюда! — стражник бросил палку шашлыка на столик и, отпихнув с дороги Махсуда, чей вид выражал глубочайшее сожаление по поводу случившегося, и порывисто направился к выходу. — Поедим у Сахоба.
— Мне очень жаль, честное слово, — семенил за ними Махсуд. — Но разве я виноват? Я бедный торговец.
— Уйди, а? — вновь отпихнул его стражник, схватил копье и затопал прочь. Его товарищ поспешил за ним следом.
— Сам жри свою тухлятину. Тьфу! — бросил он растерянному Махсуду, и они затерялись в толпе. Лишь острые концы копий, возвышавшиеся над головами людей, отмечали их путь.
Но стоило только стражникам скрыться из виду, Махсуд вновь оживился, быстро собрал шашлык из тухлого мяса, упрятал его до следующего раза, а вместо него разложил свежий и возобновил торговлю.
— Вот так! — сказал Насреддин, оборачиваясь к Саиду. — Пойдем, поздороваемся с ним.
И он приблизился к лавке Махсуда.
— Салам алейкум, Махсуд.
— О, добрый день, ходжа! — обрадовался тот.
— Как, идет торговля?
— Слава всевышнему, все отлично! — воскликнул Махсуд. — Ваш совет пришелся как нельзя кстати. Проходите, я угощу вас превосходным шашлыком.
— Нет, нет, что ты! — запротестовал Насреддин. — Я просто хотел узнать, как идут твои дела.
— Не спорьте! — продолжал стоять на своем шашлычник. — Если бы не вы, я уже давно разорился и закрыл лавку. Проходите!
— Ну, если ты так настаиваешь…
— Именно что.
— Скажи, а много ли тебе удалось отвадить дармоедов?
— Двенадцать стражников, двух заезжих богатеев и еще одного хитрого сборщика налогов.
— Молодец! — похвалил его Насреддин, входя в лавку и удобно устраиваясь на топчане, который только что покинули, не солоно хлебавши, стражники. — С нас вполне достаточно будет по одной палочке.
— Простите, ходжа, но вести счет палочкам — это мое дело.
— Как знаешь, но только не переусердствуй. Излишки вредны во всем.
Плотно пообедав отличным, нежным на вкус шашлыком, ходжа поблагодарил Махсуда, и они с Саидом двинулись дальше. Нужно было наконец взглянуть на халаты.
У лавки Пулата было немноголюдно. Товара, правда, у него было много и разного, но цены богач взвинчивал на него заоблачные. Даже после долгого торга они все равно оставались недосягаемыми для простых людей, и потому зазывала, уже порядком осипший, без толку выкрикивал на весь базар хвалебные оды тканям, одеждам и прочим подобным товарам своего хозяина.
Ходжа, проходя мимо лавки, остановился.
— Пойдемте дальше, — сказал ему Саид, не понимая причины задержки. — Тут вы точно себе ничего не подберете.
— Погоди-ка, — ходжа приблизился к прилавку с коврами, и с серьезным видом пощупал один из них.
— Разве ты стал богат, ходжа, что заглядываешься на дорогие ковры? — ехидно спросил его зазывала, приближаясь сбоку.
— Мой кошелек не твоего ума дело! — холодно бросил ему Насреддин.
— Да, конечно, разумеется, — забормотал зазывала. Вдруг Насреддин и вправду богат и купит эту или иную дорогую вещь. — Это персидские ковры, — подсказал он, меняя тон на льстиво-угодливый.
— Я вижу, не слепой. Сколько он стоит?
— Он стоит тысячу динаров.
— Сто!
— Да вы что?! — шевельнулась тюбетейка на лысой голове зазывалы. — Девятьсот, не меньше!
— Ты говоришь глупости. Ни одна тряпка не стоит таких денег. Сто пятьдесят!
— Что ты говоришь, старик? — обомлел зазывала. — Это никакая не тряпка, а превосходный ковер ручной работы! Посмотри на качество вязки, на узор.
— Э-э, сто шестьдесят!
— Восемьсот пятьдесят — и точка!
— Да ты с ума спятил, уважаемый!
— Хорошо, восемьсот. Но скажи, ходжа, зачем тебе понадобился дорогой ковер?
— Ты торговец или любопытная карга, собирающая сплетни? Сто семьдесят.
— Восемьсот двадцать! Но все же?
— Знай же, это великая тайна. Сто семьдесят пять!
— Это несерьезно. Скажи, зачем тебе ковер, и я сделаю скидку в двести динаров.
— Что? — брови Насреддина поползли вверх. — За великую тайну каких-то вшивых двести динаров.
— Триста, даю триста! Нет, даже четыреста, — все распалялся зазывала. — Пятьсот? Ну, скажи, ходжа. Я не смогу заснуть, если не узнаю, зачем такому…
— Ты хотел сказать, оборванцу?
— Нет, нет, — замахал зазывала руками. — Я хотел сказать «уважаемому человеку». Да, да, именно так!
— Хорошо, я тебе скажу по секрету. Слушай же! У моего ишака сегодня годовщина, и я решил ему преподнести дорогой подарок. Твой ковер мягок, и моему лопоухому будет очень удобно на нем спать.
— Что? — в ужасе отшатнулся от ходжи зазывала. — Ты хочешь купить ковер для ишака?
— Конечно, а что в этом особенно?
— Твой разум поразил джинн безумия, старик. Подумать только, купить прекрасный персидский ковер для какого-то ишака!
— Прости, но чем мой лопоухий хуже других ишаков, что сидят на подобных этому коврах в своих роскошных домах и обирают простой народ?
— Тьфу на тебя, — отмахнулся зазывала, поняв, что Насреддин насмехается над ним. — Связываясь с тобой, сам невольно становишься ишаком.
— Ну, тебе-то уж точно подобная участь не грозит, — усмехнулся ходжа.
— Почему?
— Устроившись на работу к грабителю Пулату, обирающему народ, ты уже уподобился ишаку. А разве можно стать кем-то дважды? Прощай!
— Ах ты, проклятый оборванец! — затряс кулаками зазывала. — Чтоб я тебя больше не видел возле этой лавки, слышишь?
— Я все прекрасно слышу, и незачем так кричать, — спокойно ответил ему ходжа, — а то, гляди, на твой зов могут сбежаться ишаки со всей округи. Впрочем, кто еще может в этой лавке что-то купить?
Ходжа развернулся и заторопился прочь, больше не слушая хриплых оскорблений зазывалы, позеленевшего от злости, что над ним в открытую насмехается полбазара. Разве до появления Насреддина кто-нибудь мог себе подобное позволить?
Побродив по торговым рядам, ходжа наконец обнаружил лавку с недорогими, но приличными халатами и приобрел один из них. Главное было сделано — теперь вновь можно, не страшась ночного холода или зимних морозов, бродить по городам и селениям. Однако, Насреддин пока не торопился покидать этот дивный уголок горной долины. Здесь у него оставалось еще немало дел.
После покупки халата у ходжи еще остались деньги, и они с Саидом накупили мяса, риса, масла, моркови и прочего — всего, что необходимо для приготовления дивного плова. Вот обрадуется Икрам, когда вернется домой голодный! И уже на обратном пути Насреддин остановился у плотно скучившихся людей вокруг одного из торговцев. Люди что-то бурно обсуждали, тыча в его товар пальцами.
— Сабля, дивная сабля! Не оставит в живых ни одного вашего врага! Купите, не пожалеете.
Голос торговца показался Насреддину очень знакомым, и он направился к нему. Заглянув поверх плеч людей, Насреддин с удивлением оглядел саблю, очень ржавую, с зазубренным лезвием и притом чуть погнутую. Торговец, подобно своему товару, тоже был не первой свежести с вымазанным сажей лицом и повязкой через левый глаз.
— И сколько же ты просишь за нее? — спросил ходжа.
— Всего три тысячи динаров!
— Да ты с ума сошел? — воскликнул Насреддин. — Но я, кажется, знаю, в чем ее сила.
— В чем же? — насторожился странный чумазый торговец.
— От ее вида все враги перемрут со смеху.