— Как так? — удивился Шарифбек.
— Очень просто: у него был к тому врожденный талант. И когда какой-нибудь кази рассматривал дела, тот, подобно ему, глубокомысленно качал головой, и никто не мог понять, кто из них кто.
— Да что ты себе позволяешь?! — в гневе вскричал оскорбленный до глубины души Шарифбек, приподнимаясь на локте.
— Не понимаю, чего вы так злитесь. Я просто решил немного развлечь вас, больного человека.
— Хватит с меня твоих пустых развлечений, — отрезал кази, надувая щеки.
— Как знаете, — опять пожал плечами Насреддин и налил себе еще чаю. — Но если вы желаете…
И вдруг двери распахнулись, и на пороге комнаты возник базарный староста Абдулла. Был он худ и высок, имел лицо с впалыми щеками и острый тонкий нос, под которым прятались узкие полоски губ, а колючий взгляд серых глаз неприятно брал за душу. За Абдуллой вошел незнакомый Насреддину бедно одетый человек. Человек этот, войдя, остановился в замешательстве у самого порога и огляделся.
— Наконец-то! — воскликнул Шарифбек, которому до ужаса надоела болтовня Насреддина. — Вот и первое дело.
— О мудрый кази! — сделал шаг вперед Абдулла, обращаясь к Шарифбеку и не удостоив даже взглядом ходжу.
— Ты перепутал, Абдулла, — покачал головой Насреддин. — Кази — это я.
Абдулла непонимающе моргнул и уставился на ходжу, потом опять на Шарифбека, лежащего подле него.
— Он прав, — прокряхтел кази. — Я болен, и он замещает меня.
— Понимаю, — почтительно склонил голову Абдулла и повернулся к Насреддину. — О мудрый кази!..
— Это мы уже слышали. Давай по существу, — посерьезнел Насреддин.
— Мне сегодня приснился вещий сон! — начал Абдулла. — Отец этого человека занял тысячу динаров у моего отца на то, чтобы разбить сад. Оба они умерли, но его отец не успел вернуть долг моему.
— Занятный сон. И чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы этот человек либо вернул мне тысячу динаров, либо отдал свой сад в счет уплаты!
— О ходжа! — рванулся с места бедный человек и упал на колени у самого возвышения, на котором находился Насреддин. — Где же это видано, чтобы за сны отдавали сады? Он давно уговаривает меня продать ему мой сад за бесценок, но я не хочу его продавать. Я вырастил его вот этими самыми руками, и у меня больше ничего нет! — бедняк протянул к ходже свои мозолистые ладони. — Как же такое возможно? Он специально выдумал эту сказку про деньги, чтобы заполучить его.
— Молчи, презренный! — выкрикнул Абдулла. — Как ты смеешь порочить меня? Тебе же сказано: это был вещий сон.
— Глупости все это, — сказал Насреддин, немного поразмыслив. — Следующий!
— Но как же?.. — растерялся Абдулла, а вместе с ним и Шарифбек.
— Насреддин, ай-яй, — обратился Шарифбек к возвышающемуся над ним ходже, — разве ты не веришь в вещие сны, посылаемые нам Аллахом, желающим предотвратить беду или восстановить справедливость?
— Верю. Но вещие сны — удел редких святых, но никак не базарного старосты, дерущего с торговцев по три шкуры, из-за чего те, чтобы не разориться, вынуждены задирать цены на свои товары, за что в конечном счете платят бедные.
— Это неправда, — влез оскорбленный Абдулла, — Аллах тому свидетель! Я держу совсем низкие цены, едва сводя концы с концами. И еще я молюсь, как предписывает нам господь, держу пост и совершаю хадж. Иногда подаю милостыню. Разве я не святой?
— Да, да, ходжа. Он прав, — поддержал его Шарифбек. — Так что сон вещий, и дело это выеденного яйца не стоит.
— Ох, как хорошо, кази, что вы мне напомнили о вещих снах, — спохватился Насреддин.
— Что? Что такое? — насторожился Шарифбек.
— Дело в том, что я как раз сегодня видел такой сон, и за всеми этими делами позабыл вам сказать. Я видел своего отца, и он указал мне, где зарыл клад!
— Ты видел своего отца?
— Да, именно так! И он сказал, что зарыл клад на том самом месте, где стоит ваш дом, и поэтому мы немедленно должны его снести.
— Что ты несешь, ходжа? Как это твой отец мог зарыть клад под моим домом?!
— Но раньше-то этого дома здесь не было. Так что давайте приниматься за работу, я сейчас кликну Саида.
— К-какого еще Саида?
— Моего друга, который отлично умеет рушить дома. Поверьте, кази, у него это не займет много времени.
— Постой, постой! — вцепился Шарифбек в халат ходжи. — Но как же… Это ведь… это только сон!
— Вещий, — напомнил ему Насреддин, выставляя указательный палец.
— Но ты же не святой, ходжа.
— Я терплю всяческие лишения, мерзну зимой, изнываю от зноя летом, питаюсь кое-как, скитаюсь по бескрайней земле, у меня нет ни дома, ни семьи, за всю жизнь я не обидел ни одного человека…
— Ох, ходжа! — Шарифбек шутливо погрозил Насреддину пальцем. — Кази не пристало лгать.
— Я говорил о порядочных людях, — охотно пояснил ему ходжа. — И ты говоришь, что я не святой? Да во мне, выходит, святости не меньше, чем в ста Абдуллах вместе взятых! Так что давайте закончим этот пустой разговор: я зову Саида, — и Насреддин начал подниматься со своего места.
— Но мой дом! — вскричал кази.
— Э, кази! Клад велик, и вы запросто отстроите себе новый дом. Да и я хочу наконец получить свою долю.
— Ну а если это вовсе не вещий сон? Что тогда?
— Уверяю вас, кази — сон именно вещий. Как вы и говорили, Аллах решил вознаградить мои страдания, восстановив справедливость.
— Стой, о ходжа! Я пошутил, вещих снов не бывает!
— Не бывает?
— Нет!
— Как жаль? — вздохнул ходжа, вновь опускаясь на курпачу. — В таком случае ты, Абдулла, можешь идти, — сказал он базарному старосте. — Это был лишь обычный сон.
Абдулла что-то проворчал, развернулся и тяжелой поступью потопал к выходу.
— Спасибо, ходжа! — ткнулся головой в пол бедняк. — Спасибо огромное.
— Иди, иди. Никто не тронет твой сад.
Бедняк еще раз поклонился и выбежал вон.
— Ходжа, но ты забыл взять с него плату! — возмутился Шарифбек.
— Я не силен в денежных вопросах, кази. Позже вы возьмете лично с Абдуллы все причитающееся.
— Но при чем здесь Абдулла?
— А при чем здесь бедный человек, едва не лишившийся последнего, что у него осталось? Давайте так, Шарифбек: либо я поступаю, как считаю нужным, либо я умываю руки.
— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно выставил ладони кази. — Делай как знаешь.
Первое дело не дало ему ничего, и он лелеял надежду подловить хитрого ходжу на втором — этого каверзного спора Насреддину уж точно не одолеть!
Не успел Абдулла покинуть дом кази, как на его пороге возникли двое базарных купцов: один из них, Али, торговал конями, а другой, Васид, — телегами. Оба купца, толкая плечами друг друга, насилу протиснулись в двери, затем сделали несколько шагов по направлению к Насреддину и остановились. Оба держали в руках по глиняному кувшину средних размеров.
— О кази, защиты и справедливости! — воскликнул Али.
— Да, да, именно так, — поддакнул ему Васид.
— Слушаю вас, — Насреддин кивнул с умным видом и взял в руки четки кази, которые лежали перед ним.
— Я купил на базаре масло!.. — начал Али, но Васид не дал ему закончить.
— Э, что ты плетешь? Это я купил масло!
— Я!
— Нет, я!
— Когда вам надоест пререкаться, скажите мне, хорошо? — ходжа налил себе еще чаю и взялся вылавливать из него чаинки. Оба купца мгновенно замолкли, наблюдая за ходжой.
— Выслушай нас, о справедливейший! — наконец сказал Васид.
— Вот теперь я слушаю, — кивнул Насреддин. — Но если вы опять возьметесь за старое, я велю вас выпороть за непочтительное отношение к кази. Я вам не добрейший Шарифбек.
Купцы переглянулись, пожав плечами.
«Ага, сговорились! — со злорадством подумал Насреддин. — Поглядим, что вы там напридумали».
— О кази! — начал по новой Али. — Я купил на базаре кувшин масла и повез его домой на телеге. По дороге ко мне подсел вот он, — кивнул он на Васида. — Он тоже держал в руках кувшин, такой же точь-в-точь как и мой и поставил его рядом с моим. А когда я приехал домой, то в кувшине вместо масла обнаружилась моча!
— Он все врет, о кази! — выкрикнул Васид. — Это я купил масло, а когда приехал домой, то именно в нем оказалась моча! Прошу вас, верните мне мое масло.
— Погодите, — остановил их ходжа. — Получается, в обеих ваших кувшинах моча? А где же тогда масло?
— Нет, нет, только в одном! В этом-то все и дело!
— Но как это возможно, если каждый из вас открывал свой кувшин дома и обнаружил в нем мочу?
— Э, — почесал затылок Али, и они переглянулись с Васидом. — Дело в том… — начал было купец, но запнулся.
— Я думаю, ходжа, — спас положение Шарифбек, — они хотят сказать, что решили проверить свои кувшины еще в телеге, когда прибыли домой.
— Разве они живут вместе? — сделал удивленное лицо ходжа.
— Почему ты так решил?
— Вы же сами сказали, что они одновременно прибыли домой.
— Это я прибыл, — сказал Васид, — и решил проверить свой кувшин. А в нем оказалась…
— Я уже слышал, что в нем оказалось. Но скажи, почему ты решил проверить кувшин?
— Мало ли что.
— Зачем же ты ездишь с человеком, которому не доверяешь? Если ты знаешь, что человек вор, то следует держать свое имущество в руках.
— Я не вор! — возмутился Али. — Это он вор! Он поменял кувшины.
— У меня есть свидетель — торговец, у которого я купил масло!
— У меня тоже есть свидетель! Думаешь, ты один такой умный, да?
— Ходжа, — повел рукой Шарифбек, принуждая купцов замолкнуть, — разве дело в том, что кто-то должен или не должен держать вещи при себе? Кази обязан вынести справедливое решение, вернуть украденную вещь ее владельцу и покарать виновного.
— Я именно так и собираюсь поступить, — заверил его Насреддин. — И для установления истины в столь сложном и запутанном споре необходим хаким.
— Но зачем он тебе понадобился, о ходжа? — изумился Шарифбек.
— Он понадобился им, а не мне.
— Но они выглядят вполне здоровыми.