— Скажи, почтенный кази, — начал Нури, погоревший на деле о неуплате сверхналога на дождь. — Разве об этом мы договаривались?
— Нет, не об этом, — вздохнул несчастный Шарифбек.
— Разве не ты нам обещал, что Насреддин непременно останется в дураках?
— Обещал, — повесил нос кази.
— Но ответь нам: почему же в дураках остались мы?
— И кто нам вернет наши деньги? — добавил Ахматбей.
Шарифбек с тоской окинул взглядом рассыпанные вокруг него монеты.
Когда богатеи убрались восвояси, у кази осталось лишь жалких десять монет. Шарифбек долго разглядывал их, держа на раскрытой ладони, потом разозлился и запустил ими в стену, и те, радостно звеня, запрыгали, закружились по полу.
Глава 18Что посеешь, то и пожнешь
— …Три тысячи сто динаров, — закончил подсчет денег ходжа, аккуратно ссыпая монеты обратно в мешочки. — Неплохой доход за день, правда, Икрам?
Он подмигнул дехканину, сидящему напротив него с отвалившейся на грудь челюстью. Ему никогда в жизни не приходилось видеть подобной кучи денег, даже во сне.
— Вместе с деньгами муллы выходит восемь тысяч с маленьким хвостиком. Спасибо добрейшему кази.
— Маленьким? — сглотнул Икрам, зачем-то утерев лицо платком. — Ты смеешься надо мной, ходжа? Столько денег! Да это же…
— Что?
— Нет, ничего. Но как ты собираешься поступить со всем этим богатством? Наверно сделаешь важным баем.
— Если ты еще хоть раз скажешь обо мне подобное или даже подумаешь, я сильно обижусь на тебя, так и знай. Спрячь их в подпол, они нам еще пригодятся.
— Да, конечно, — пробормотал Икрам, беря в охапку увесистые мешочки. Он ушел в дом, быстро спустился в погреб и, вытащив один из кирпичей, за которым обнаружилось пустое пространство, сложил туда деньги. Затем задвинул кирпич на место и вернулся к ходже. — Столько денег, столько денег! О Аллах…
— Берегись, Икрам! — предупредил его ходжа. — Это страшная болезнь, приносящая лишь горе и страдания, хотя на вкус и напоминает сладкое вино. Она делает человека слепым и глухим ко всему вокруг, а заканчивается, как правило, безумием. Взгляни на муллу, на Зарифа, на кази — они тоже польстились на фальшивый блеск золота, утратив все человеческие качества. Хочешь стать таким же?
— Не хочу, ходжа. Но столько денег!..
— Ты неисправим. Но ответь мне, куда запропал Саид?
— Кажется, он зачем-то пошел на базар.
— На базар?
— Да. Сегодня ходит уже третий раз, но каждый раз возвращается с пустыми руками.
— Кажется, я знаю, в чем дело, — вздохнул Насреддин: «Любовь — тоже болезнь. Она, как и золото, отнимает разум, терзает душу и приводит к страданиям. Или к счастью. Но это неопасная болезнь. Ей можно и нужно болеть всю жизнь».
— В чем же?
— Спроси лучше Саида, когда он вернется.
— А вот и он, кстати! — воскликнул Икрам, заслышав знакомую торопливую походку.
Калитка распахнулась, и во двор вбежал Саид.
— О ходжа, как хорошо, что вы вернулись. Поймали Зарифа!
— Зарифа? — помял мочку уха ходжа.
— Да, да. Говорят, стражники отыскали его в полях, там, где проходит арык. Он прятался в кукурузе, но его спугнул Вахоб, пришедший на свое поле.
— Сильно же он перетрусил, раз дошел до подобного. Где он сейчас?
— Его ведут к кази. Я их опередил, но скоро они пройдут здесь.
— Так чего же ты сразу не сказал? — Насреддин быстро поднялся с топчана, раздвинул пальцами листву виноградника и достал мошну, которую Саид стащил у Юсуфа. — Держи! — бросил он Саиду мешочек.
Саид ловко поймал его и повертел в руке.
— Но что мне с ним делать?
— Незаметно подсунь его Зарифу. Сумеешь?
— Обижаете, ходжа. Это еще проще, чем обокрасть его.
— Я тебе! — погрозил ему Насреддин.
— Чего вы сразу грозить? Я же пошутил.
— Смотри у меня.
— А зачем вам это нужно?
— Делай, как я сказал. Потом узнаешь.
Саид выбежал со двора на улицу и понесся в обратную сторону, но не успел он добежать до поворота дороги, как оттуда ему навстречу вывалились двое стражников, насилу тащивших упирающегося, повизгивающего от страха Зарифа. Был он весь, с ног до головы, покрыт грязью и жухлыми кукурузными листьями. Чалму он где-то потерял, а некогда красивый халат сверкал прорехами.
Несшийся навстречу процессии Саид не успел затормозить и налетел на Зарифа.
— Ой! — отшатнулся тот назад, но крепкие руки стражников удержали его.
— Ох! — сказал Саид отпрянув.
— Чего носишься, будто угорелый, а? — накинулся на Саида один из стражников.
— Прошу прощения, почтеннейший, — еще дальше отодвинулся от него Саид, развернулся и побежал в обратную сторону. — Я не нарочно!
— Носится тут. Ух, я тебе! — Стражник погрозил ему вослед копьем, но Саида уже и след простыл.
— Все! — сказал Саид, вернувшись во двор Икрама, где его с нетерпением ожидал ходжа.
— Подложил?
— Конечно, разве могло быть иначе? Он у него слева, под поясом, — на всякий случай добавил Саид.
— Молодец! — похвалил его ходжа, похлопав по плечу, и засобирался.
— Ты куда? — спросил его Икрам.
— К кази.
— Опять? — не поверил своим ушам дехканин.
— Жаль, ты не кузнец, а то бы знал, что ковать железо нужно пока оно горячо.
— Это правильно, — согласился с ним Саид. — А можно, я с вами?
— Нужно, Саид. Пойдемте все. И зовите всех, кого встретите — чем больше людей соберется, тем лучше.
Ходжа торопливой походкой вышел из калитки, быстро нагнал стражников, тащивших под локти Зарифа, опередил их и заспешил к дому кази.
Шарифбек как раз ужинал, когда на улице послышался шум. Настроение у него было и без того прескверное, а тут еще непонятно что случилось.
— Эй, посмотри, что там происходит, — крикнул он слуге, но не успел тот приблизиться к дверям, как те распахнулись, больно саданув слугу по пальцам, отчего тот взвыл дурным голосом, и на пороге возник ходжа.
— Ты?! — вспылил судья, запустив в ходжу недоеденной куриной ножкой. — Опять ты, хитрая бестия?
— Спасибо, но я уже отужинал. — Насреддин, отпихнув ногой наполовину обглоданную кость, прошел к возвышению. — Там стражники Зарифа ведут.
— Что?! — вскочил судья. — Нашли все-таки?
— Конечно. Прятался в кукурузе.
— В кукурузе? — удивился Шарифбек. — Но зачем?
— Вот в чем вопрос! Разве будет человек с чистой совестью бегать от вас, словно юркий заяц от охотника?
— Конечно, нет! Но сейчас мы все непременно узнаем.
— Позвольте, это сделаю я.
— Ты? — заколебался кази. — С чего это?
— Но ведь вы сегодня больны, и я замещаю вас.
— Но я уже вполне поправился! Хотя… — После всех этих последних треволнений и претензий богачей ему вовсе не хотелось еще раз оказаться в дураках. «Пусть Насреддин разбирается с ним, — решил Шарифбек. — А я постою в сторонке. Если что не так, то ходжа останется виноват».
— Хорошо, — вслух сказал он, — только я буду внимательно следить за тобой. А этим что здесь надо? — заглянул Шарифбек через плечо ходжи. — Чего они все приперлись?
Ходжа тоже обернулся к дверям.
Сквозь огромную толпу, собравшуюся у самой лестницы дома кази, проталкивались стражники, помогая себе копьями. Насреддин прекрасно понимал интерес людей: еще бы — самого бая Зарифа ведут к кази! Шутка ли? Да к тому же и неимоверно грязного. Народ перешептывался, посмеиваясь над богачом и показывая на него пальцем, а тот лишь бестолково крутил головой, расточая глуповато-трусливые улыбки.
— Они пришли заступиться за вас, добрейший кази, — вновь повернулся Насреддин к Шарифбеку и поклонился ему.
— Заступиться? За меня? Это хорошо! — покивал тот, складывая руки на животе. — Но разве мне что-то или кто-то угрожает?
— А это мы с вами сейчас узнаем, — пообещал ему ходжа.
Двое стражников как раз втащили в комнату Зарифа, у которого от страха отнялись ноги, и толкнули его вперед. Зариф, проехав на пузе метра два, замер, а потом медленно поднял голову. Глаза его округлились еще больше. Как могло случиться, что рядом с кази стоит Насреддин и смотрит на него с укором. А Шарифбек в волнении — или негодовании? — перебирает большими пальцами.
— О добрейший Шарифбек! — проблеял заплетающимся языком Зариф.
— Молчи, гнусный предатель, — гневно прикрикнул на него ходжа, и Зариф замолк напрягшись. — Встань!
— Я…
— Да, да, поднимите его, — махнул рукой стражникам Шарифбек.
Стражники приблизились к Зарифу, подхватили его подмышки и, хорошенько встряхнув, поставили на ноги, но как только они убрали руки, тот покачнулся и упал на колени. Стражники вновь хотели поднять его, но Насреддин остановил их.
— Этого достаточно.
Он приблизился к Зарифу, чьи зубы отбивали мелкую дробь, обошел его кругом и остановился, глядя ему в глаза. От пристального взгляда ходжи Зариф зажмурился и отвернулся. Тогда ходжа наклонился к нему и резким движением выдернул у него из-за пояса черную мошну с золотым шитьем.
Кази от неожиданности вздрогнул, будто это был вовсе не кошель, а какая-нибудь сабля муллы длиною в пять локтей.
— Что это такое? — спросил он, проведя ладонью по лицу.
— Разве вы не знаете, кази, что это такое? — Насреддин вернулся к кази и сунул ему под нос мошну. Глаза Шарифбека сошлись на вышивке и он чуть отодвинулся назад.
— Похоже на разбойничий кошелек, — предположил он. — Мне кажется знакомым этот знак.
На этот раз вздрогнул Зариф. Он приоткрыл один глаз и взглянул на мошну в высоко поднятой руке Насреддина.
— Вы правы, кази. Это знак шайки Мустафы.
— Но почему кошель Мустафы находился у Зарифа? — сделал удивленное лицо Шарифбек и перевел взгляд на трясущегося словно в лихорадке богача.
— Это… это не мой кошель… О кази, мне его подбросили! — захныкал Зариф, шмыгнув носом.
— Вы слышали когда-нибудь что-либо более глупое? — подлил масла в огонь ходжа. — Сейчас он утверждает, будто кошель, который он носил у себя за поясом, ему подбросили, а вскоре обвинит в этом меня, а потом очередь дойдет и до вас.