— Это твой, твой кошель! — зашелся криком Зариф. — Ты мне его подкинул, проклятый Насреддин.
— Вот видите? — как ни в чем не бывало продолжал ходжа, поигрывая кошелем перед носом кази. — О чем я и говорил.
— Ты и вправду, Зариф, того… слишком хватил, — холодно бросил ему кази. — Мы все видели, что ходжа вытащил этот кошель из-за твоего пояса. Зачем отпираться?
— Но это правда!
— Ай-яй, лгунишка, — поцокал языком кази. — Сознавайся, кто тебе дал этот кошель?
— Но мне никто его не давал! Почему вы мне не верите? Я вообще впервые его вижу!
— Так вы от него ничего не добьетесь, — сказал Насреддин. — Разрешите мне?
— Попробуй! — занервничал Шарифбек. Все это казалось ему престранным. Пусть он и сам имел дело с разбойниками и получал от них деньги за то, что выпускал на свободу воров и убийц. Но это понятно. А вот за что мог получить деньги какой-то бай Зариф? И еще эта странная история с Бешеным псом…
Между тем Насреддин подошел к Зарифу и, склонившись над ним, зашептал в его левое ухо:
— Зря ты отпираешься. Я же тебе говорил, что Шарифбек в дурном настроении. Кому понравится, когда на него нападает наемный убийца? Тебе конец, Зариф. Но кази еще может сменить гнев на милость, если ты перестанешь запираться. Ты понял?
— Я не хотел вас убивать! — закричал окончательно перепуганный Зариф.
— Что-о? — подпрыгнул на возвышении Шарифбек и саданул кулаком по деревянному столику. Чайник опрокинулся, из его носика тонкой струйкой, хлюпая, полился чай. — Значит, это все-таки твоя работа?
— Моя, о Шарифбек! Признаюсь и каюсь. Виноват! — распластался на полу Зариф. — Но я не желал вашей смерти.
— Ах ты, мерзкая мокрица с прогнившей душонкой. Подослал ко мне наемного убийцу и не желал смерти?!
— Я не подсылал его к вам, — стонал Зариф, возя руками по полу.
— Негодяй, ты еще запираться вздумал?
— Скажи: «подсылал», — тихонько подсказал ему ходжа, и Зариф, который от страха уже плохо соображал, тут же выкрикнул:
— А-а, подсылал, подсылал!
— Что-о-о?!! — взревел Шарифбек, и от его мощного гортанного рева Зарифу стало совсем дурно. — Подлая скотина. Уй-юй, какую змею пригрел я на своей груди. В зиндан его, — дал отмашку кази остывая. — Какой подлец… — кази уперся локтем в колено, подпер кулаком подбородок и устремил невидящий взор в потолок.
Стражники между тем схватили уже совершенно ничего не соображающего Зарифа за ноги и поволокли прочь. Тот даже не сопротивлялся.
— Видите, кази, какой страшный заговор нам с вами удалось раскрыть, — приблизился к Шарифбеку ходжа.
— А? Да, да.
— Скажите, а как мне поступить с этими деньгами?
— Деньгами? — повел глазами Шарифбек. — Оставь себе. Ты их заработал. Впрочем, нет, дай мне, — опомнился он, выхватил из пальцев Насреддина кошель и взвесив его на ладони. — Н-н, ц, ц, — пощелкал он языком. — За гроши продался, смердящая собака, этому зарвавшемуся мерзавцу Мустафе. Давно надо было покончить с ним и его шайкой.
— Мудрая мысль, о справедливейший и добрейший из всех кази, — поклонился Насреддин.
— Ты так считаешь?
— С мудростью трудно поспорить.
— Ну, ладно, иди, — судья самодовольно выставил бороду вперед, выдвинул при этом нижнюю челюсть.
— Но я хочу предостеречь вас от опрометчивого поступка, кази.
— Что такое? — мгновенно насторожился Шарифбек.
— Ни о чем не беседуйте с Зарифом. Он хитрая бестия и обязательно попытается обвести вас вокруг пальца, а у вас такое доброе сердце.
— У меня? — кази уперся взглядом в лицо ходжи.
— Конечно!
— Да. Доброе, очень доброе… но ты зря беспокоишься об этом: мне не о чем говорить с этим предателем.
— Простите мое любопытство, но как вы собираетесь поступить с ним?
— На днях его отправят в каменоломни, и там-то он уж точно присмиреет. Все, иди с миром! — повел рукой Шарифбек.
Насреддин отвесил еще один поклон и заторопился покинуть дом кази. Шарифбек же еще долгое время размышлял над случившимся. Зариф всегда был труслив и завистлив. И еще невероятно жаден. У него была и еще одна неприятная черта: он все и везде вынюхивал, всюду совал свой нос, а это опасно, очень опасно. Зариф был посвящен во многие дела судьи — так уж вышло. Но кто мог знать, чем может обернуться дело. Нет, лучше всего избавиться от Зарифа раз и навсегда, пока под ним, кази, не заколебалась почва, и он не рухнул подобно подрубленному топором лесоруба дереву…
Ходжа тем временем, обойдя дом кази, вошел на тюремный двор, где у высокого забора, обняв копье, дремал стражник. Заслышав шаги, он очнулся и заморгал гноящимися глазами, но это был лишь Насреддин, которого стражник теперь считал другом кази, и потому ему даже не пришло в голову спросить, что он тут делает.
Насреддин, убедившись в равнодушии охранника к его персоне, быстро прошел к забранному тяжелой железной решеткой колодцу и нагнулся над ним.
— Эй, Зариф! — позвал он.
— Ходжа? — встрепенулся тот, отлипая от выложенной камнем стены и входя в круг света. — Это ты?
— Я, я. Ну, как ты себя чувствуешь?
— Ты ведь знаешь, ходжа, я ни в чем не виновен, — проигнорировал вопрос Зариф.
— Знаю, конечно.
— Знаешь? — Зариф нашел в себе силы удивиться.
— Разумеется. Я еще не выжил из ума.
— Но тогда… тогда почему я здесь?
— А разве ты не заслужил этого?
— О Насреддин! — взмолился тот, протягивая к ходже руки. — Прости ради Аллаха. Разум мой помутился.
— Я заметил. Но разве это извиняет твой поступок?
— Нет мне прощения.
— Так чего же ты тогда просишь меня о нем?
— Но что же мне делать?
— Прощение нужно не просить, а заслужить. То, что ты пытался убить меня — это я еще могу тебе простить, но ты измывался над людьми, тянул из них все жилы. А вот этого я тебе никогда не прощу. Завтра или послезавтра тебя казнят. Прощай!
— Ходжа, постой! — выкрикнул Зариф.
— Что тебе?
— Хочешь, я все тебе отдам? Все, чем владею. Все, что у меня есть. Только замолви за меня словечко кази, я умоляю тебя.
— И что мне прикажешь с этим делать? Стать баем вместо тебя?
— Ты сможешь с этим стать кем угодно, подумай хорошенько!
— Имея деньги, можно стать только богатым бездельником. Хотя ты можешь сделать доброе дело, раздав все, что ты нажил слезами и потом простых людей, им обратно.
— Что?! Раздать такое богатство нищим бездельникам? Ни-ког-да!
— Дело твое. Только знай: если ты не раздашь его людям, твое имущество приберет к рукам кази. Я думаю, тебе будет приятно сознавать на том свете, что человек, отправивший тебя на казнь, завладеет всем, что у тебя было, и будет посмеиваться над тобой.
— Ну уж нет! Я не позволю ему надо мной смеяться. Смеяться буду я! Принеси мне бумагу, чернила и перо, и я — клянусь всевышним! — оставлю этого безмозглого дурака с носом.
— Если ты это сделаешь, то мне, возможно, удастся уговорить кази заменить смертную казнь на ссылку.
— Я сделаю это, клянусь! — загорелся Зариф. — Только не тяни, прошу тебя, ходжа. Шарифбек очень скор на расправы.
— В таком случае договорились. Перо и бумага у тебя будут, не успеешь моргнуть и глазом, — Насреддин с трудом удержал счастливую улыбку, готовую сорваться с его губ, и заторопился за писчими принадлежностями и свидетелями. Главное, чтобы ни о чем не пронюхал этот проныра Шарифбек. Хотя после пережитого вряд ли ему захочется не только вести задушевные беседы с Зарифом, но и вообще видеть его.
Бумагу, перо и чернила Насреддину удалось купить у писца, что жил совсем рядом с кази. Свидетелями стали Икрам и Саид, с нетерпением и тревогой ожидавшие ходжу за домом кази. Еще некоторое время пришлось потратить на охранника, который ни в какую не хотел пропускать посторонних к пленнику, но вопрос решился с помощью пары серебряных монет — всего, что осталось от денег Юсуфа. Все для письма Зарифу спустили в широкой корзине, обвязанной крепкой веревкой — в ней обычно пленникам подавали скудную пищу и воду. Затем пришлось долго ждать, пока Зариф составит бумагу, согласно которой бывший богач передавал все, чем он владел, Насреддину с обязательным последующим дележом имущества между всеми поровну. В ней должно было быть перечислено абсолютно все, и потому ходжа не торопил Зарифа. Икрам помалкивал, хотя ему до сих пор не верилось, что Зариф — этот крохобор может так просто расстаться со всем своим имуществом.
Наконец бумага была готова. Корзину с ней вновь подняли наверх, ходжа внимательно перечел ее и попросил Саида и Икрама приложить к ней свои пальцы. Дело было сделано!
— Ты выполнил свое обещание, Зариф, — сказал ходжа, убирая слишком ценную бумагу под халат за пояс. — Я постараюсь сдержать свое и уговорить кази заменить казнь на работы в каменоломни.
— Какие каменоломни? — охнул Зариф, и эхо от его вздоха гулкой волной прокатилось по колодцу зиндана. — Ты говорил о ссылке!
— Разве каменоломня не ссылка? Но это неважно. Там ты ощутишь всю прелесть рабского труда, на который ты обрекал дехкан.
— О ходжа! — упал на колени Зариф.
— Не причитай. В конце концов, что посеешь, то и пожнешь.
— О чем ты? — продолжал стенать теперь уже бывший богач.
— Ты всю свою жизнь сеял страдания и слезы, теперь ты пожинаешь их плоды. Прощай, Зариф! — И Насреддин, больше не слушая его причитаний, направился прочь от решетки. За ним, то и дело оглядываясь, заспешили его друзья.
Глава 19Мулла я или нет?
Ранним утром Саид опять исчез, а вскоре вернулся хмурее тучи. Ни ходжа, ни Икрам ни о чем его не спрашивали, а тот долго мерил шагами двор, потом приблизился к топчану, на котором стоял Насреддин. Ходжа был занят тем, что собирал виноград. Саид постоял некоторое время, глядя на работу ходжи, будто раздумывая, как начать разговор, а потом вдруг спросил:
— Скажите, ходжа, вот вы говорили, что человек должен быть честным.
— Это правда, — ходжа опустил руки и обернулся к Саиду. — Но что тебя беспокоит?