— Брось, Галочка, — поморщился Герман. — Я еще до того, как заговорил с ними, все про них понял. С первого взгляда ясно: форменные лопухи!
— Будем надеяться, — вздохнула Галина.
Герман крепко обнял любимую и громко зашептал ей на ухо:
— Милая, ну что за пессимизм? Зачем нам на что-то надеяться? Мне ведь ничего не угрожает…
— А если всплывет вся эта история? С фальшивыми пробами, с переодетыми студентами, с Лубянкой…
— Даже если всплывет, — усмехнулся Герман, — в чем тут можно меня обвинять? Ну да, я разыграл бедолагу Хуча. А раз у него нет чувства юмора, значит, он сам во всем и виноват…
Галина на это очень серьезно сказала:
— Ты забыл про Тефина. Вот сопоставят, что ты и тогда тоже был поблизости… Сначала Тефин, потом Хучрай… Тебя же неминуемо начнут подозревать…
— Фантастика, — не согласился Герман. — Но и при таком фантастическом раскладе мне ничего не грозит. Улик-то нет.
— А отпечатки на клетке? — напомнила Галина.
— Если милиция до сих пор не искала со мной встреч, то они попросту не сняли эти отпечатки, — ответил Герман.
— Может, сняли, но не знают, что это твои. А вот когда возьмут и сличат их…
— Галочка! — взмолился Герман. — Ты прямо как будто хочешь, чтобы меня изобличили…
— Как ты можешь… — укоризненно посмотрела на него подруга. — Я просто просчитываю все варианты.
— Ну какой смысл просчитывать постфактум? — пожал плечами Герман.
— Я лишь призываю тебя в дальнейшем быть осторожнее, — объяснила Галина.
— Слушаюсь, — покорно кивнул Герман. — Мое счастье, что не ты работаешь в милиции. Там-то таких умных нет…
Галина вздохнула:
— Еще одно ни на чем не основанное предположение.
— Очень даже основанное, — возразил Герман. — На личном опыте.
— Что за личный опыт? — фыркнула Галина. — Ты ведь раньше никогда не имел дела с законом.
— Я и сейчас не имею, — усмехнулся Герман. — Зато имею представление о милиции. Вспомни «Улица полна неожиданностей». Все они там такие, как Харитонов… А что такое Харитонов супротив меня?! — громко провозгласил он.
— Как можно судить по фильмам? — возмутилась Галина. — Герман, извини, но ты иногда меня просто поражаешь…
— Спасибо, родная, — поцеловал он актрису в обе щеки. — И извиняться не за что. Мне, наоборот, очень приятно, что я до сих пор тебя поражаю.
— Ты невыносим, — с печальной улыбкой произнесла Галина. — Может, поэтому я тебя так и люблю…
— Конечно, поэтому, — согласился Герман.
И они стали целоваться уже всерьез, рука Германа поползла от упругого бедра Галины к ее восхитительно красивой груди…
29
Насытившиеся друг другом любовники лежали рядом на постели и курили.
— Ты прочла? — спросил вдруг Герман.
— Что? — покосилась на него Галина.
— Сценарий Мумунина.
— Еще чего! — фыркнула Галина. — Мне фильма хватило…
— Могла бы и прочесть, — хмыкнул Герман, — покуда я разбирался с Хучем.
— То есть ты уже делаешь меня полноценной сообщницей?
— Нет-нет, ни в коем случае, — осекся Герман. Он вскочил на ноги и схватил со стола брошюру со сценарием. — Сейчас сам прочту.
Галина приподнялась на одном локте:
— Милый, я пошутила. Давай я прочитаю, если хочешь.
— Нет, я не хочу делать тебя своей сообщницей, — отчеканил Герман.
— Но я уже сообщница, — улыбнулась Галина. — Я ведь в курсе всех твоих дел.
— И что? — пожал Герман плечами. Он уже погрузился в изучение сценария.
— Раз я все знаю и ничего не предпринимаю, значит, я и есть самая настоящая твоя сообщница, — пояснила Галина.
Герман поднял голову от книжки и усмехнулся:
— А что бы ты могла предпринять? Вырвать у меня из руки яд, перед тем как я подсыпал его в бокал Жнейцеру?
— Нет, — помотала головой Галина, — по идее, я просто должна была наведаться в милицию, сразу как ты сказал мне, что идешь убивать Жнейцера.
— Что значит «должна была»? — поморщился Герман.
— Я же не от своего лица говорю, — терпеливо растолковала Галина. — Конечно, лично я никогда бы так не сделала… Но если посмотреть на это со стороны закона, то я тоже преступница, раз тебя не выдала. Я ведь могла спасти трех человек…
— Режиссеры — не люди, — отмахнулся Герман.
— Но закон, как ты понимаешь, другого мнения.
— Да, конечно, — неохотно согласился Герман. — Но я не думаю, что закон требует от граждан доносить на своих любимых.
Галина задумалась:
— Я не уверена, что требует, но… Нет, наверное, это все-таки должно быть как-то предусмотрено. Представь, чей-то муж или чья-то жена убивает людей… Пусть не режиссеров, а обычных людей. И что — супруг или супруга имеют право, зная об этом, все скрывать?.. — Она снова замотала головой. — Все же я просто уверена, что при таком раскладе отвечать перед законом будут оба… То есть и мы с тобой вдвоем, в случае чего…
— Не будет такого случая, — заявил Герман.
— Я только хочу, чтобы ты знал, — сказала Галина, — я буду с тобой до конца. Я от тебя не отрекусь и разделю с тобой все: вину, наказание…
— Спасибо, Галочка, — растроганно ответил Герман. — Только не будь ты такой пессимисткой. Лучше бы сказала, что разделишь со мной славу и успех…
Галина внимательно посмотрела на возлюбленного.
— Да, — медленно проговорила она, — оптимистам, конечно, живется легче… Впрочем, нет — пессимисткой я себя не считаю. Я реалистка.
— С уклоном в пессимизм, — настаивал Герман.
— Пожалуй, — не стала спорить Галина. — Реализм с уклоном в оптимизм — это уже не реализм.
— По-твоему, в мире все плохо? — вздохнул Герман.
— Все неидеально, — поправила Галина. — Разве в идеальном мире тебе пришлось бы совершать убийства?
— А кто говорит про идеальный мир? — хмыкнул Герман. — Мы, к счастью, материалисты. А материалистическое учение гласит, что человек сам кузнец своего счастья. Вот я и кую.
— Ну что мне с тобой делать… — ласково улыбнулась Галина. — Бьюсь, бьюсь, а ты все тот же… Безумный мой кузнец…
30
Герман лежал рядом с Галиной и читал сценарий Мумунина, пока она гладила его по волосам.
— Есть! — воскликнул вдруг Герман. — Нашел!
— Что нашел? — спросила Галина.
— Способ убийства…
— Ну-ну? — заинтересовалась Галина.
— А вот послушай, — Герман, слегка прокашлявшись, принялся с выражением читать:
«— Замуж хочу! — закричала Маня.
— Что ты несешь? — задрожали губенки у ее мамаши.
— Молчи, карга, — отмахнулась Маня.
Шавлов плотоядно оскалился.
Прямо перед ними с какою-то немыслимой скоростью промчался колоссальный самосвал. Шавлов со всей дури шандарахнул по тормозам — и тем предотвратил неминучую погибель себя и двух бабенок.
Еще не раскумекав, что стряслось, пассажиры стали свидетелями кровавой аварии. В ста метрах перед ними, по краю шоссе, неторопливо фланировал некий мужлан с большим бидоном пива. По своей стороне, навстречу свирепому самосвалу, шел автобус. Лютый самосвал из двух зол выбрал-таки меньшее — уступил автобусу, однако сшиб мужлана, едва не превратив его в лепешку. Все это произошло в течение двух, от силы трех секунд. Гремел катящийся по шоссе бидон, а его владелец, только что улыбавшийся и предвкушавший лишь хорошее, лежал, как говорится, насмерть умерщвленный.
В этот момент два неповоротливых милиционера на мотоцикле с коляской обогнали зловещий самосвал и встали поперек шоссе. Самосвалище остановился.
Один из толстомясых милиционеров открыл дверцу кабины, и прямо на него вывалился тяжко, мертвецки, невероятно пьяный малый. Непослушными губешками шоферюга повторял одну лишь фразу:
— Хрена ли? Хрена ли? Хрена ли?
К грандиозному самосвалу сбежался жадный до скандалов народец. Шоссе тотчас же запрудили несметные полчища машин. Из автобуса бежали все равно как сбесившиеся пассажиры. От придорожного поля неслись восторженные пацаны, голося: “Авария! Авария!” Работавшие в поле колхозники вооружились биноклями.
Клавдия Ивановна с трудом пробиралась к брюхатым милиционерам.
— Товарищ сержант, или как вас там, — схватила она за рукав наиболее толстомордого из милиционеров. — Там же человек валяется в кювете, как говорится, без задних ног. Дайте мне кого-нибудь, я его осмотрю. Я врач, да будет вам известно.
И Клавдия Ивановна не без гордости посмотрела на сального милиционера.
— А что вы ему — задние ноги хотите приделать? — заржал на это милиционер.
Клавдия Ивановна нахмурилась, но тут заметила вылезавшего из кабины и страшно пьяного убийцу.
Увидев его омерзительную мордуленцию, она вся как-то подбоченилась и в гневе своем стала еще более отталкивающей каргой.
— Пьяная скотина! — прошептала она одними только старческими губищами.
— Нет, а ты меня, старая, поила? Да? Поила? — бормотал каким-то чудом услышавший ее “скотина”.
Тем временем Шавлов оттащил труп любителя пива в тень. Там толпились люди, и какая-то бабенция уже истошно кричала подбежавшим молокососам:
— Васька, сукин ты кот! Чеши скорее в правление, скажи — Акакия Израилевича переехало!»
Герман закончил читать и шумно выдохнул.
— Там действительно все так написано? — усомнилась Галина.
— Конечно, — сдерживая смех, отвечал Герман. — Сама посмотри, — он показал ей книгу.
— Ладно, не надо, — уклонилась Галина. — Я поняла твой самоновейший замысел.
— Я всегда говорил и буду говорить, что ты умница! — провозгласил Герман, отшвырнул книжку в угол и заключил любимую женщину в горячие объятия.
31
К этому разговору они вернулись уже после ужина.
Допив чай, Галина задумалась о чем-то и вдруг спросила, посмотрев на Германа:
— Так, значит, ты хочешь переехать Мумунина самосвалом?
— Не обязательно самосвалом, — отвечал Герман. — И не обязательно переехать. Можно и просто сбить… Я из сценария, кстати, так и не понял, сбили его или переехали. А как в фильме было, не пом