— Если мне повезло с любовью, это не значит, что мне перестали нравиться все люди, кроме одного. Мне многие нравятся — и мужчины, и женщины. Но сердце принадлежит… единственному.
— Значит, у меня нет шансов? — Виктор, казалось, никак не мог с этим смириться.
— Шансов на что? — спросила я.
— На то, чтобы стать вашим близким другом, — отвечал он.
— Насколько близким? — уточнила я.
— Максимально. Но не подумайте дурного — только другом. Это возможно?
— Почему бы и нет, — пожала я плечами. — Но только вы ведь, кажется, претендуете на большее?
— Нет, — сказал Виктор, — я не смею претендовать, раз вы так четко уведомили меня о вашем сердечном постоянстве.
— Тогда зачем вам моя дружба?
— Затем, что даже просто дружить с вами — счастье, — заявил он. — Просто видеть вас, слышать, знать, что и вам приятно со мной общаться… Уже и в этом блаженство…
— А вы не преувеличиваете? — усомнилась я.
— Ничуть, — приложил он руку к сердцу. — Пусть гром поразит меня сей же миг, если я хоть на йоту преувеличил что-то в своих словах… — Он помедлил секунду и с улыбкой констатировал: — Видите, гром меня не поразил. Стало быть, я был искренен.
8
Короче говоря, Виктор покорил меня своим красноречием. Я стала видеться с ним регулярно.
При этом абсолютно ничего между нами никогда не было. Пару раз он пытался взять меня за руку, но я и этого не позволяла. Сразу выдергивала ладонь и строго говорила ему:
— А вот это уже ни к чему.
— Простите, забылся, — немедленно смущался Виктор.
Кроме этой пары рукопожатий, не было, повторяю, ничего. Даже ни единого поцелуя — ни в щеку, ни в кисть, ни куда-либо еще.
Это действительно было чисто дружеское общение.
О том, как это общение выглядит по отношению к Герману, я старалась не думать. Я была спокойна в том смысле, что не изменяла ему, а значит, меня вроде бы не в чем было уличить… И все же что-то сомнительное мне здесь мерещилось.
Виктор однажды и сам заговорил со мной об этом.
— Простите, Галина, — сказал он, — а ваш Герман в курсе, что мы с вами встречаемся?..
Я даже вздрогнула от неожиданности.
— А почему вы спрашиваете? — не сразу отозвалась я.
— Просто любопытно, — пожал плечами Виктор. — Если не хотите, не отвечайте.
— Да нет, я отвечу, что здесь утаивать… — сказала я. — Нет, Герман не в курсе.
— Отчего же вы это от него скрываете? — приподнял брови Виктор.
Я облизнула губы:
— Я не то чтобы скрываю… Я только умалчиваю.
— Разве «умалчивать» и «скрывать» — не одно и то же? — парировал Виктор.
— Нет, — покачала я головой, — потому что скрывать мне, как вы знаете, нечего. Однако кое о чем я могу просто умолчать…
— Так в чем же разница? — не понимал он.
— Разница в том, что умалчивать можно о каких-то незначительных вещах… Скажем, если какой-нибудь знакомый увидит меня с вами и сообщит об этом Герману, я, конечно, все ему объясню… А если бы я хотела это скрыть, я стала бы отнекиваться… Виктор, что с вами? — вдруг осеклась я, заметив, что мой собеседник внезапно изменился в лице, став очень огорченным.
— Ничего-ничего, — вяло отвечал он. — Я только несколько расстроился…
— Из-за чего же?
— Да вот вы сейчас употребили слово «незначительное»… Получается, наше с вами общение для вас незначительно?
— Ну что вы, Виктор, я не то имела в виду, — успокаивающе сказала я.
— А что тогда? — Он посмотрел на меня по-собачьи преданными глазами.
— Я имела в виду, что мы же с вами не делаем ничего предосудительного…
— Однако для меня, — заметил Виктор, — и без всяких предосудительностей наше с вами общение очень и очень значительно.
— Для меня тоже, — сказала я и удивилась своим словам.
Удивилась тому, что они не только прозвучали искренне, но и действительно являлись таковыми. В эту секунду я впервые поняла, что Виктор уже стал важной частью моей жизни. Я слегка ужаснулась этому осознанию, и в голову сразу полезли разные ненужные мысли.
Например, мне представилось, что Герману и вправду кто-нибудь расскажет о Викторе и он потребует от меня больше с ним не общаться. А я пойму, что Герман совершенно вправе это требовать и что я, скорее всего, сделаю как он скажет… Но от того, что Виктор уйдет из моей жизни, мне станет очень не по себе. И именно поэтому мне не хочется, чтобы Герман что-то знал об этой дружбе… Но, конечно, Виктору я никогда не открою подобных умозаключений. И вообще никому.
Все это промелькнуло в моей голове за какие-то несколько секунд. А Виктор в течение этого времени так внимательно смотрел в мои глаза, что мне явственно показалось — он читает мои мысли!
Я даже спросила его об этом как бы в шутку — чтобы скрыть свое замешательство:
— Виктор, вы случайно мысли не читаете?
— Ну что вы, — рассмеялся он. — Что я, Вольф Мессинг какой-нибудь?
— Да, хорошо, что вы — не он. — Я радостно засмеялась вместе с ним.
9
С каждой следующей встречей наше с Виктором общение будто поднималось на новую ступень. Мы становились все ближе и ближе друг другу…
При этом я продолжала любить Германа — и только его. А Виктор оказался для меня чем-то вроде лучшей подруги, которой у меня никогда не было… По сути, только с ним я поняла, как это неплохо — когда есть человек, с которым можешь без зазрения совести делиться абсолютно всем, включая любые мелочи и даже полнейшие глупости…
И, конечно, подобное общение получилось у меня с Виктором именно потому, что я не испытывала к нему никаких чувств, кроме дружеских.
Ведь именно по той причине, что я люблю Германа, я о многом не могу ему рассказывать. Мне попросту стыдно говорить Герману какие-нибудь глупости. Я знаю, что он умный, и мне хочется ему соответствовать.
Виктор тоже умный, но с ним я ни о чем таком не думаю. Мне ведь все равно — даже если он вдруг посчитает меня дурой. Ну посчитает и посчитает — это его личное дело. Я лишь плечами пожму…
А вот если бы Герман назвал меня дурой… Или если бы я только заподозрила, что он так думает… О, тогда я просто не представляю, как бы я дальше смогла жить.
Самая несомненная истина в том, что Герман для меня — все. То, что мы с ним вместе, придает смысл всему моему существованию. Я с радостью просыпаюсь утром, с радостью засыпаю ночью, с радостью завтракаю, обедаю и ужинаю, даже с радостью готовлю и мою посуду… Я с радостью живу! И это исключительно благодаря Герману. До него моя жизнь была совсем безрадостной. Меня даже все считали меланхоличкой…
С Германом я расцвела. Все вокруг вдруг стали замечать, какая я улыбчивая, приветливая, красивая… До Германа я не считала себя такой уж красавицей. Именно он открыл мне на это глаза. И сразу, как по волшебству, все тоже стали говорить о моей красоте… Так что и своей репутацией красотки я, получается, обязана Герману.
Неудивительно, что я его так люблю. И это не просто любовь — это обожание. И оттого в обществе Германа мне как будто все время хочется встать на котурны. Хочется казаться хоть немного милее, веселее, добрее и сообразительнее, чем я есть в действительности.
Возможно, это неправильно. И, возможно, именно потому я потянулась к Виктору, — чтобы элементарно расслабиться.
Будь у меня близкие подруги, Виктор бы мне наверняка не понадобился. Но с женщинами я дружить не умею… Да и с мужчинами раньше как-то не пробовала.
Причем я прекрасно сознаю, что поступаю не совсем честно и по отношению к Виктору. Он-то все же надеется на большее. Хотя и неизменно уверяет меня в обратном. Мол, ему главное — видеть меня… А трогать и так далее уже необязательно. — это я так мысленно за него заканчиваю. И не очень-то верю, что такое возможно.
Впрочем, Виктор во всем вызывает полнейшее доверие. В этом они с Германом похожи.
Вообще, я нахожу у них множество общих черт — у Германа и Виктора. Иначе и быть не могло: если я люблю Германа, значит, мне должны нравиться мужчины, похожие на него.
В то же время я отлично понимаю, почему они не общаются. Узнавать себя в ком-либо — не очень-то здорово. Это я по себе знаю. Со мной на одном курсе училась девушка (сейчас она, кажется, в Киеве живет — на студии Довженко снимается), про которую все у меня спрашивали: а это не твоя сестра? Настолько мы с ней якобы были похожи… И как же я ее за это ненавидела! Я с ней не то что дружить — поздороваться была не в силах…
Однако у Виктора относительно Германа очень правильная позиция. В наших разговорах он никогда не позволяет себе говорить о нем плохо. Я бы, разумеется, тут же перестала с ним общаться, если б он хоть раз высказался о Германе с неуважением… Но я уверена, что Виктор поступает так не только по этой причине. Он просто очень корректный человек. И это тоже очень подкупает в наш век циничного и неуважительного отношения ко всем вокруг…
10
Довольно быстро я стала рассказывать Виктору при наших с ним встречах абсолютно все… Ну, разве что за исключением своих интимных отношений с Германом.
И после того как Герман отравил Жнейцера, я тоже поведала об этом Виктору.
Я не сомневалась, что Виктор не выдаст этой тайны. Но все же я предупредила его:
— Виктор, это должно остаться между нами.
— Об этом вы могли бы и не говорить, Галина, — отвечал он, приложив руку к сердцу. А потом добавил: — Но я думаю, что вам следовало бы рассказать об этом милиции…
Я возмутилась:
— Вы же понимаете, что я ни за что и никогда этого не сделаю!
— Понимаю, — вздохнул Виктор. — Даже очень отчетливо понимаю… Но я понимаю и то, что, если Германа арестуют, вы разделите его участь как сообщница.
— Полностью уверена, что этого не будет, — возразила я. — Во-первых, Германа почти наверняка не арестуют. Во-вторых, даже если это крайне маловероятное событие случится, сама я не пострадаю… То есть я не смогу жить без Германа, а значит, все-таки очень пострадаю, но это уже другой вопрос… Однако у закона не будет ко мне претензий.