Именно на этой мысли я и остановилась, когда вечером встретилась с Германом и уговорила его сосредоточиться на нашей картине и не забивать себе голову планами убийства Виктора…
16
Герман меня послушал. Он действительно самозабвенно отдался работе над «Кошкиным домом». Мы с ним трудились над этой картиной буквально всласть, пока однажды не случилось непредвиденное…
В тот вечер Герман направился к директору Сурину. Хотел заранее договориться, чтобы «Кошкину дому» была обеспечена первая категория…
Я осталась ждать его в павильоне. Мало-помалу разошлись все остальные актеры и съемочная группа.
Я спокойно прохаживалась туда-сюда среди уже выключенных осветительных приборов и повторяла вслух текст, с которым назавтра мне предстояло сыграть последнюю сцену с моим участием.
— Дом от пламени спасите, наши вещи выносите, — декламировала я. — Кресла, стулья, зеркала — все сгорит у нас дотла…
И тут в глубине декораций послышался какой-то гулкий тяжелый удар.
Я поспешила туда и увидела, что на полу лежит наш осветитель Семеныч.
Я попыталась растолкать его, но Семеныч не реагировал. Я решила, что он снова мертвецки напился — такое с ним периодически случалось.
Я пошла было за помощью, но тут в павильон влетел Герман.
— Милиционер! Милиционер! — громким шепотом заговорил он.
Сердце у меня сжалось. «Его уже преследует милиция!» — с отчаянием подумала я.
У Германа не было времени объяснять мне, что случилось, но я все поняла без лишних слов.
Он спрятался в декорациях, а я осталась в ожидании милиционера, который не замедлил явиться.
— Товарищ Гортензи? — отдал он честь.
Я была польщена, что оказалась узнана.
— Так точно, — с улыбкой отвечала я. — Приятно, что моя милиция тоже смотрит кино…
— Ваша милиция? — растерялся было гость.
— Это из Маяковского, — любезно пояснила я.
— А-а… — Он тоже расплылся в улыбке. Но тотчас напустил на себя строгость и представился: — Майор Жаверов.
— Товарищ Гортензи, — повторила я его же обращение.
Однако сбить майора с толку мне уже не удалось. Он завел разговор о Германе. Причем Жаверов проявлял поразительную осведомленность. Ему кто-то уже доложил, что мы с Германом «сожительствуем», — Жаверов именно так и выразился.
— Как известно, вы сожительствуете с товарищем Графовым… — начал было майор, но я резко перебила его:
— Известно — кому?
Жаверов ничуть не смутился.
— Всем, — коротко ответил он.
— А поконкретнее? — настаивала я.
— Всему «Мосфильму».
— А вы уже опросили весь «Мосфильм»?
— Много кого опросил… Позвольте все-таки мне задавать вопросы.
— Да, пожалуйста, — равнодушно отозвалась я.
— Итак, вы сожительствуете…
Я, однако, опять его перебила:
— Да что вы имеете в виду под этим «сожительствуете»? С кем я проживаю или с кем я сплю?
— С кем вы спите, нас не касается, — хладнокровно ответил майор. — А с кем проживаете, мы и так знаем.
— Зачем тогда спрашивать? — хмыкнула я.
— Так положено, — процедил Жаверов. Он уже глядел на меня с ненавистью.
17
Я изобразила оскорбленность:
— Товарищ милиционер, вы меня в чем-то подозреваете?
— Нет, ну что вы, — наконец слегка смутился Жаверов.
— Тогда почему вы говорите со мной таким тоном?
— Да, простите, — кашлянул он.
— Наш разговор завязался бы куда лучше, — продолжила я, — если б вы сразу пояснили, в чем ваш интерес ко мне и Герману?
— В основном мой интерес касается как раз товарища Графова, — уклончиво отвечал майор.
— Тогда приходите завтра, — посоветовала я.
— А сегодня его уже не будет?
— Не думаю. Так вы можете мне сказать, зачем он вам?
Жаверов вздохнул:
— Мы выясняем обстоятельства недавней гибели товарища Мумунина. Вы ведь об этом слышали?
— Да, но ни я, ни Герман ничего об этом не знаем…
— А как вы можете утверждать за товарища Графова? — оживился майор.
— Мы с ним об этом говорили, — произнесла я. — Так что я могу утверждать, что он знает столько же, сколько я. То есть ничего.
— Все же я хотел бы спросить его об этом лично.
— Потому что так положено? — усмехнулась я.
— Вот именно, — серьезно ответил Жаверов.
— Знаете, — проговорила я, — Мумунин был очень известной фигурой. Его, может, тысячи человек знали лично. Вы всех их будете опрашивать?
— Мы опросим как минимум его коллег, то есть режиссеров. Их ведь не так много.
— А отчего такая избирательность? — дернула я плечом. — Как будто вы заранее уверены, что показания режиссеров дадут вам больше, чем свидетельства актеров…
— Ну, понимаете, — замялся майор, — режиссеры… как бы это сказать, народ серьезный…
— Ага, а актеры — народ пустяковый? — подхватила я. — Вы же на это хотели намекнуть? Актеры, дескать, глупые люди, чего от них добьешься… А вот режиссеры — совсем другое дело… Но я вам так скажу: дураков всюду хватает. И среди постановщиков их ничуть не меньше, чем среди артистов… Да и среди милиционеров, небось, немало, вы же не станете это отрицать?
— Это к делу не относится, — строго возразил Жаверов.
— Ну так и мы с Германом к вашим делам не относимся, уж поверьте…
Майор прищурился:
— Вы как будто не хотите, чтобы я встретился с товарищем Графовым…
— Отчего же, встречайтесь, — равнодушно отозвалась я. — Просто я хотела вас предупредить, что вы зря время потратите…
— Очень любезно с вашей стороны, — недовольно произнес Жаверов. — Что ж, в таком случае… — Он уже начал разворачиваться, чтобы уйти, но я остановила его:
— Так, может, спросите и у меня то, что хотели узнать у Германа? Может, как раз я окажусь вам полезной…
— Вы ведь только что сказали, что ничего не знаете об этом деле, — мрачно напомнил майор.
— Но, может быть, я что-то знаю, но мне, по моей актерской глупости, невдомек, что это относится к делу… А вот вы меня сейчас о чем-то спросите и обнаружится, что я, может, главный свидетель, который просто не подозревает об этом…
— Что ж, в логике вам не откажешь, — одобрительно хмыкнул майор.
— А вы думали! Так что — есть у вас какие-либо наводящие вопросы?
— Один, пожалуй, есть, — кивнул Жаверов. — Вы не знаете, кто-нибудь на «Мосфильме» использовал для своих личных нужд реквизиторскую машину «ГАЗ М-1»?
Я захлопала ресницами:
— Как-как вы сказали?
— «ГАЗ М-1», — устало повторил майор.
— Нет, знаете… Я не разбираюсь в машинах…
— Вот видите, — облегченно протянул Жаверов. — Именно поэтому я хотел бы поговорить с вашим… с товарищем Графовым. Он-то ведь наверняка разбирается.
— Ничуть, — покачала я головой. — И вообще, при чем здесь эта самая машина?
— У нас есть основания думать, что именно на ней сбили товарища Мумунина, — пояснил майор.
— Откуда же у вас такие основания? — удивилась я.
— Откуда надо, — сердито ответил Жаверов. — Извините, товарищ Гортензи, я пойду. Мне работать надо. До свидания.
И он вышел из павильона с чрезмерной поспешностью, словно боялся, что я его окликну.
18
Когда майор ушел, я подождала для верности несколько минут, а потом отправилась к Герману.
Он сидел возле осветителя, по-прежнему не подававшего признаков жизни.
— Семеныч мертв, — сказал мне Герман.
— Ты уверен? — вздрогнула я.
— Да, проверил только что… Зачем ты так активно напирала сейчас на нашего товарища майора? — резко сменил он тему.
— Хотела выяснить как можно больше…
— Я уже все выяснил. Услышал сейчас разговор этого Жаверова с Суриным…
Герман пересказал мне услышанное, и я схватилась за голову.
— Это конец… конец… — в отчаянии шептала я.
— Ничего не конец, — возразил Герман, но уже не так убедительно, как раньше.
— Сейчас они обнаружат вмятину на том самом воронке…
— И что это докажет? — перебил Герман.
— А отпечатки на клетке с тиграми? — напомнила я.
— Об этом Жаверов не говорил.
— Ну и что? Так он и выложит все карты какому-то Сурину… Герман, дорогой, мне кажется… нам уже не выкрутиться…
— Ты в любом случае ни при чем, — резко возразил он. — Мне не выкрутиться, мне! И то это пока еще не факт… Если бы не этот чертов доносчик… Хотел бы я узнать, кто это был и откуда он все узнал…
Я поняла, что дальше отмалчиваться нельзя.
— Я знаю, кто это был, — заявила я, смело глядя Герману в глаза.
— И кто же? — изумленно спросил он.
— Виконтов, — ответила я.
Затем я четко и последовательно рассказала Герману о своих встречах и разговорах с Виктором.
Я была готова к чему угодно — что Герман ударит меня, убьет, обзовет последними словами… Впрочем, все это не в его духе. Он скорее мог просто молча выйти из павильона, дав тем самым понять, что навсегда вычеркивает меня из своей жизни… И этой-то самой ожидаемой реакции я боялась больше всего…
Но Герман не был бы Германом, если бы его можно было просчитать…
Все, что он сказал, выслушав меня, это:
— Теперь все понятно.
— Насчет чего? — осторожно спросила я.
— Насчет того, как это стало известно милиции… Если бы не Виконтов, все было бы в порядке… Но этого я не мог предвидеть при всем желании…
— Если бы не я, — горестно поправила я. — Я виновата в первую очередь.
— Я так не думаю, — сказал Герман.
— А что ты думаешь? — прошептала я, уже не смея смотреть ему в лицо.
— Что надо как-то выкручиваться, — спокойно произнес он.
19
Герман задумался, и я задумалась тоже.
И тут меня осенило… Вероятно, в данном случае у меня получилось думать усиленнее, чем у Германа, потому что я чувствовала перед ним свою вину и страстно желала сама найти выход из ситуации, в которую я его загнала.
— Я знаю, что нам делать. — Я взяла Германа за руку. Он посмотрел на меня и с надеждой улыбнулся. А я с нажимом воскликнула: — Семеныч!