алкими киноподелками. Актеры столь же дружно дивились на катастрофическую неспособность к игре Галины Гортензи.
— И как только она ВГИК закончила? — разводили они руками.
— А ее хахаль — как?! — усмехались им в ответ. — Нет, очень еще у нас все это не налажено в учебных заведениях. Принимают в искусство буквально кого попало…
— Да и что это, с позволения сказать, за псевдоним — Гортензи? — злословили третьи. — Вы хоть весь Союз обойдите, такой безвкусицы даже в самом задрипанном театрике не встретите…
В конце концов, Германа и Галину за глаза стали звать Графом и Гортензией. Делали даже такие предположения:
— Граф еще кое-как держится, покуда Гортензия молода. А как она начнет вянуть — капут им обоим. Поганой метлой эту парочку из кино выметут!
— Вы это серьезно? — озадаченно спрашивали другие. — Считаете, что Графа терпят из-за его пресловутой Гортензии? Она ведь ничего не умеет!
— Ну, на нее, по крайней мере, смотреть приятно. Пока еще…
Впрочем, и эти разговоры понемногу сошли на нет. К тому времени, как Герман отравил Жнейцера, о Графе и его Гортензии уже никто не вспоминал. На «Мосфильме» их попросту не замечали. Даже перестали выражать дежурное недоумение: дескать, и как это они до сих пор здесь держатся?..
Герман знал это и считал, что данное обстоятельство послужит еще одной страховкой в той преступной миссии, какую он на себя взял. На него никто не подумает еще и потому, что о нем в принципе никто никогда не задумывается!
Однако своей возлюбленной Галине Герман нипочем бы в этом не признался…
7
Через две недели после смерти Жнейцера Герман объявил своей любовнице:
— Галочка, скоро у нас будет еще одним конкурентом меньше… Я такой план разработал — закачаешься!
— Снова убийство? — побледнела та.
— Не убийство, — серьезно поправил Герман. — А справедливое деяние. Они уже все вдоволь насладились успехом. Надо и другим дорогу дать. Например, нам с тобой…
— Ну, а если у нас все-таки тоже будет успех… — начала Галина, но Герман перебил ее:
— Не «если», а обязательно будет!
— Хорошо, — кивнула Галина, — пусть так. Я о чем хочу сказать: когда у нас будет успех, кто-нибудь ведь и на наш счет может так же решить… То есть так, как мы решили насчет Жнейцера. Мол, Графов с Гортензи получили свое — пускай-ка теперь подохнут…
— Брось, — поморщился Герман. — Никому, кроме нас, такое и в голову не придет.
— Ну, а все-таки? — настаивала Галина.
— Если придет, — хмыкнул Герман, — то, знаешь, я роптать не буду. Справедливость превыше всего. Тем более в нашем социалистическом обществе. Если б мы в капстране какой жили, я бы не боролся за это… Но поскольку мы, к счастью, в Советском Союзе… Словом, если нас захотят убрать с дороги другие Герман с Галиной, я соглашусь. Но при одном условии: прежде мы все же должны будем с тобой пожать свой успех!
— Что пожать? — переспросила Галина.
— Лавры. Они же плоды. Но до этого еще далеко. У нас пока только вторая жертва намечена.
— Так-так, — заинтересовалась Галина. — И кто же это?
— Тефин! — воскликнул Герман.
— Я о таком и не слышала, — пожала Галина плечами. — Он что, успешный?
— Очень, — сказал Герман. — Вот ты скажи мне: какой сейчас в Москве самый популярный фильм? Да что там в Москве — во всем Союзе! Так какой же?
— Не знаю, право, — задумалась Галина. — «Воскресение»?
— Да нет, — поморщился Герман. — Это только у горе-критиков наших популярно. А я же говорю: у народа.
— Тогда «Алые паруса», — предположила Галина.
— Не думаю, что это слишком нравится народу, — покачал Герман головой. — Для толпы даже Грин — довольно сложный писатель.
— А кто ж тогда простой? — хмыкнула Галина. — Дюма разве… А, поняла: «Граф Монте-Кристо» сейчас самый популярный!
— Да, — согласился Герман. — Но это французский. Зарубежных режиссеров я в расчет не принимаю. Нам бы со своими разобраться…
— Ой, ну я прямо не знаю, что там еще сейчас смотрят, — покачала головой Галина. — Тем более из нашего… «Осторожно, бабушка!», что ли, какая-нибудь? Помнишь, с Раневской… Мы с тобой видели.
— Помню, — подтвердил Герман. — Это Кошеверова снимала… Женщин я, кстати, не собираюсь трогать.
— Это делает тебе честь, — одобрила Галина. — Так, ну что же там еще-то осталось?.. — Она стала перечислять: — «Карьера Димы Горина», «Тучи над Борском», «Полосатый рейс»…
— Вот! — громко воскликнул Герман, подняв кверху указательный палец.
— Что — «Полосатый рейс»?
— Ну конечно, — весело подтвердил Герман. — Что же еще? Самая знаменитая кинокомедия сейчас! А снял ее Тефин.
— И поэтому его надо… — несмело начала Галина.
— …убить, — решительно закончил Герман.
— И как же?
— А вот послушай.
И Герман придвинулся к Галине, собираясь внушительным шепотом изложить ей свой коварный план.
8
План Германа состоял в том, чтобы заманить Тефина в цирк и там скормить его тиграм.
— Кто к нам с тиграми придет, тот от тигров и погибнет! — афористично выразил Герман свою мысль, изложив Галине план убийства Тефина.
— Идея замечательная, — согласилась Галина, — но только как ты заманишь Тефина в этот самый цирк? Не скажешь же ты ему: пошли на тигров посмотрим… Он этими тиграми до конца жизни, наверно, сыт по горло…
— То, что «до конца жизни», это ты верно подметила, — отозвался Герман. — Поскольку жить Тефину осталось от силы сутки.
— Ой, ну откуда у тебя такая уверенность? — продолжала сомневаться Галина.
— А вот сейчас сама все увидишь, — самодовольно улыбнулся Герман. — Точнее — услышишь.
Он достал свою записную книжку, открыл ее на букве «Т» и придвинул к себе телефонный аппарат.
— Володька, привет! — выкрикнул Герман в трубку через полминуты. — Как кто? Не узнал, что ли? Ну ты даешь… Герман это! Герман!.. Тьфу ты, ну что значит «какой Герман»? Что, у нас Германов вокруг много… Нет, не Титов. — Герман зажал трубку рукой и обратился к Галине: — Вообрази, он решил, что я — Титов. Ну, космонавт номер два… Делает вид, что знаком с ним. Так я ему и поверил… — Он убрал руку и продолжил в трубку: — Володька, кончай дурака валять. Это Графов тебе звонит. Гра-фов. Тебе слышно, что ли, плохо? — Герман вновь зажал рукой трубку. — Галя, что-то он совсем уже… Делает вид, что меня не узнает!.. Але, Володька, давай встретимся у магазина «Продукты» и поговорим нормально. Ну, у «Продуктов» на Кропоткинской! Ты же там живешь, я помню… И я совсем неподалеку… Что? Через двадцать минут будешь? Хорошо, жду тебя.
Герман бросил трубку на аппарат и недовольно фыркнул.
— Мне всегда нравится твоя самоуверенность, — заметила Галина, — но иногда все же стоит не говорить «гоп» заранее…
— Это не в моих правилах, — отмахнулся Герман. — Я говорил и буду говорить «гоп», когда не сомневаюсь, что перепрыгну.
— Он тебя даже не узнал, — покачала головой Галина.
— Галочка, ты меня умиляешь, — любовно посмотрел на нее Герман. — Вот уж поистине святая простота… Где ему меня не узнать? Он зазнался просто! Снял свою пошлую кинокомедию, получил свой дешевый успех — ну вот и возомнил себя теперь невесть кем… Уже за это он заслуживает быть сожранным, — добавил Герман после паузы. Затем посмотрел на часы и вздохнул: — Ну что ж, пойду. Если он и дальше продолжит выкаблучиваться, я его, ей-богу, прямо там и придушу…
— Нет-нет, — иронически запротестовала Галина. — Вот если бы твой Тефин «Отелло» снимал, его можно было бы придушить. А в противном случае — никак нельзя!
— Ты, как всегда, права, моя умница, — Герман ласково чмокнул ее в переносицу. — Ну ладно, пойду. Заодно в «Продукты» зайду. Что купить?
— Молоко, — сказала Галина. — Только в бутылке, а не в пакете, а то опять протечет… Потом масло, хлеб… ну и мясо.
— А кукурузу? — пошутил Герман.
— Если только сам ее будешь грызть, — усмехнулась Галина.
— А газету взять?
— В «Продуктах»? — удивилась Галина.
— Нет, там же рядом киоск.
— Тогда возьми.
— Какую?
— «Вечерку». И «Литературку». И «Огонек» еще можно.
— А «Новый мир»? — спросил Герман.
— Лучше не надо, — поморщилась Галина. — После пресловутого «Ивана Денисовича» вообще не хочу этот журнал читать…
9
Когда через двадцать минут Герман подошел к магазину «Продукты», Тефин уже стоял там с полной авоськой в руках.
— А, так это ты, — сказал Тефин, вяло отвечая на энергичное рукопожатие Германа. — А я думаю: какой Герман? Что за Герман?..
— Ясно все с тобой, — усмехнулся Герман. — Зазнался просто.
— С чего бы мне зазнаваться? — как будто искренне удивился Тефин.
— Да брось уже это кокетство, — махнул на него Герман. — Вся Москва афишами твоего «Полосатого рейса» завешана.
— Ну и что? — пожал плечами Тефин.
— Как что?! — недоуменно посмотрел на него Герман.
— Ну, мне-то что с того, что вся Москва завешана афишами?
— Да как же? Успех, популярность…
— Я за этим не гонюсь, — покачал головой Тефин.
Герман едва не задохнулся от ярости. «Вот ты, значит, как. Хуже Жнейцера, ей-богу. Ну ничего, может, в пасти тигра одумаешься… Хотя уже поздно будет».
А вслух Герман вполне дружелюбно предложил:
— Володька, пойдем завтра в цирк?
— Чего? — вытаращился на него Тефин.
— В цирк, говорю, — невозмутимо повторил Герман. — Там тигры, кстати, будут.
— Это неостроумно, — покачал головой Тефин.
— Какое остроумие? Я серьезно. Ты ведь Генриха знаешь?
— Что еще за Генрих? — нахмурился Тефин.
— Опять ты за свое, — неодобрительно покачал головой Герман. — Генрих Оганисян, коллега наш.
— С «Мосфильма»?
— Нет, он на Горьковской студии.
— Я там никого не знаю, — развел руками Тефин.
— Так-таки и никого? — фыркнул Герман. — Что, даже Хвостоцкого?
— Я с ним лично не знаком, — сказал Тефин.
— И с Оганисяном, стало быть, тоже заочно только?