ом, а со скептической улыбкой глядел чуть в сторону, явно испытывая торжество охотника, добывшего редкий трофей.
– Как жыть? – спросил Махно. Он невольно приподнялся со стула. Больно серьезный был вопрос. – Неправильно все идет! Революция… она должна была счастье трудящим принести, а шо получается?
– Сидите, сидите! – Ленин движением руки усадил его.
– Селяне у меня спрашивают, а я у вас хочу спросить: как жить? Все как-то неладно выходит. Боком! – наступал Махно.
Память о совсем недавней собственной семейной трагедии еще жила в нем, не отпускала. Но Ленин вроде бы и без того понимал его беду, хоть и не всю. О пропавшей молодой жене, о пропавшем сыне разве расскажешь? И, заглушая душевную боль, Нестор продолжил, не дожидаясь ответа:
– Мы думали, коммунисты-большевики нам лучшие друзья. А они нас, как могут, подавляють. Где ж она… ну, где на свете… – Нестор не находил подходящего слова.
– Страна Беловодье? – подсказал ему Ленин. – Нет такой. Это выдумки. Но хорошо, что со своими сомнениями вы сюда пришли. Вы знаете, мы строим новое общество, коммунистическое. Первое в мире. Возникли тяжелые препятствия. А мы их не предвидели. Надеялись, что вслед за Россией революция начнется всюду. Не началась. Пока. И получается, что мы ввязались в драку, еще не зная, что у нас впереди. Но упускать момент нельзя! Будем продолжать драться!
– Анархисты были с вами. Рядом! – воскликнул Махно. – Тысячи и тысячи! Помогали вам. А вы их откинули!
– Да, были. Да, помогали. – Ленин развел руками. – В момент разрушения старого! Но что делать дальше, они тоже не знали. Боевики, террористы, взрывы, пожары… На этом ничего не построишь. Хаос – это пустота. А в пустоту тут же устремляется мировая контрреволюция.
– Мы знали. Знали, шо делать! – вновь привскочил Нестор. – Мы, крестьянские анархисты, сразу стали строить безвластное общество. А вы нам – руки вязать. В переносном смысле…
– А надо бы в прямом, что ли? – Ленина трудно было сбить с толку. Не в таких словесных баталиях он оттачивал свое мастерство. – А вы спорщик! Это хорошо! – Улыбаясь, но с каким-то холодком в голосе он спросил: – Интересно, почему именно Малороссия дает нам такое количество анархистов? Вы не задумывались?
– На это много причин, – уклончиво ответил Махно. – И не Малороссия, а скорее Новороссия. Козацкие края… У нас почти все революционеры, ще с той революции. Все вожаки – анархисты. Это точно.
– А я вам скажу… – Ленин продолжал относиться к лохматому и диковатому Махно несколько покровительственно. – Может, ошибаюсь… Крестьянство у вас играет особую роль. Оно всюду, но особенно у вас – мелкобуржуазно по сути… а анархизм есть проявление бунтующей мелкой буржуазии… и, конечно, он не признает никакой власти, в том числе и главенствующей роли пролетариата, его диктатуры…
Махно тоже щурил глаза, всматриваясь в этого человека в кургузом пиджачке и сбитом набок галстуке.
– Конечно, философию вы изучали не как я, – согласился Махно. – А я… я как тот гоголевский философ Хома Брут… – Нестор в волнении перешел на просторечный суржик. – Так у Хомы хочь бурса якаясь была, а у меня тюремно-каторжное самообучение. А только и в шестом году, и в семнадцатом наши селяне были первыми революционерами… не по науке, а по практике. И пролетариата у нас в Новороссии, и верно, багато. В том же Гуляйполе, например. На заводах, на фабриках. И мы с имы на равных, без всякого… Извините, если шо не так сказал!
– Штучка вы, однако, Нестор Иванович! С вами надо ухо востро держать. – Ленин резко встал, несколько раз торопливо прошелся по кабинету, снова присел напротив Махно, вернулся к разговору: – Мы слишком много спорим, кто важнее, кто главнее. Сходимся, расходимся. Но если сейчас погрязнем в спорах, нас раздавят!
– Кто? Германцы?
– Эти уйдут, как пришли. Антанта! Вы хоть знаете, что Николай Второй и Временное правительство наделали столько долгов, что России их вовек не вернуть? Миллиарды и миллиарды. Не явись мы, Россию неизбежно превратили бы в колонию, сырьевую базу мировых империалистов. И только мы смогли сказать: никаких долгов! Никому! Всё! Царизму давали, с него и спрашивайте!
Махно слушал. Он ощущал мощь знаний и убеждений Ленина. Сам он многого не ведал.
– Дорогой товарищ! – почти нежно сказал Ленин. – Без страшной, кровавой борьбы не обойдется. Но… – вождь замолк, давая оппоненту самому сделать выводы, – …для того чтобы победить, пролетариату нужно брать власть в свои руки! Именно пролетариату! Крепить государство! До некоторых выводов я и сам не додумался, когда за три месяца до Октября писал работу «Государство и революция»! Не додумался, каюсь!.. Вот у вас, анархистов, какова система управления?
– Ну… управления как такового у нас нет. Волеизъявление – да! Через Советы. Но через безвластные Советы, свободно избранные…
– Всеми избранные?
– Нет, – слегка растерялся Махно. – Эксплуататоры, конечно, не допускаются. Офицерье там, духовенство, нетрудова интеллигенция! Ну, и партии, котори не с намы.
– И что же получается? Полной свободы и у вас нет?
Нестор в задумчивости почесал затылок:
– Ну, нет.
– И это правильно!.. Далее. У вас нет управления?
– Мы в Советах выясняем, куда и как идти. А решають, конечно, трудящи!
– На митингах! – радовался Ленин. – А в это время буржуазия отхватывает кусок за куском!.. Вы о кельтах что-нибудь слышали?
– Ну, так… шо жыли такие люди, – замялся Нестор. Он этим не интересовался.
– Кельты – древнейшее население большей части Европы. По идеологии – ваши предки! Они тоже были против армии, воевали всем народом. Не было законов, судов – всё решали на митингах, собраниях. Их жрецы, друиды, даже письменность отрицали. Верили только в живое, непосредственное слово!
Свердлов кивал, улыбаясь. Удивительный человек Ленин. Гора насущных дел, а он увлеченно рассуждает о кельтах.
– На кельтов пошли войной римляне. Их было в десять раз меньше. Но… – продолжал вождь. – Но дисциплинированные! Строгие! Четкие! И в кратчайший срок разгромили кельтов! Мораль нужна? Все это может произойти и с нами, если мы поддадимся анархическим идеям. Близкий пример. Наш анархиствующий большевик Дыбенко умудрился сдать Нарву немецкому батальону, хотя у него, в сущности, была дивизия! Но не было дисциплины!
Ленин потирал руки. Пример действительно был убедительный. В ответ Махно сощурил свой, тоже не лишенный лукавства глаз:
– Я не упомню, а шо с теми римлянами в конце сталось? По-моему, их одолели темные варвары? Такие ж, как и кельты. Чи даже ще темнее.
Свердлов только руками всплеснул от неожиданного хода этого украинского мужичка. Рассмеялся и Ленин:
– Хорошо отбиваетесь! Выйдет из вас толк. – И вдруг спросил: – С немцами воевать будете?
Махно нахмурил брови, ответил не сразу.
– Понимаете, Красная армия не может сопротивляться Германии. Во-первых, из-за отсутствия силы. Мы свою армию только еще организуем с помощью волевого товарища Троцкого. Во-вторых, что вытекает из первого: по условиям Брестского мира мы не имеем права воевать, – сказал Свердлов, как бы подталкивая Махно к решению.
– Признаться, ехал я сюда, в Москву, с печальными думками. Мучил меня вопрос: как жить дальше, – наконец заговорил Нестор. – Думал, може, тут хто подскаже?
– И что же, нашли ответ?
– Вроде как нашел. Точнее, додумался. Сам.
– Ну и как же вы собираетесь жить?
– Перво-наперво, надо додому возвертаться и немца скидывать. Армию – не армию, а тысяч пять партизан с оружием я подниму. А может, и побольше.
– Вот! Совершенно правильное решение! – поддержал Нестора Ленин. – Партизанская крестьянская война – нож в мягкое подбрюшье оккупантов! Поезжайте домой! Мы вам поможем туда пробраться.
Махно встал.
– Подумайте в дороге еще вот о чем, – добавил Ленин. – Анархизм как идеология нравится большинству крестьян. Я повторюсь: причина в том, что в вашем украинском крестьянине особенно сильно развито собственническое, мелкобуржуазное начало. Это – стихия. Чтобы управлять ею, нужна твердая рука. Примите как аксиому! Только под руководством организованного пролетариата ваши селяне смогут чего-то добиться.
– А вот эту аксиому мы не примем! – ответил Махно. – Нам ничье верховодство не нужно! Своим умом до всего дойдем!
Ленин вздохнул:
– Победим – доспорим. Сядем за круглый стол и доспорим. На чем-то сойдемся!
Оставшись одни, Свердлов и Ленин вполголоса продолжили беседу.
– Ну-с? – спросил Ленин.
– Личность весьма серьезная, – ответил Свердлов.
– Мне тоже так показалось. Весьма, весьма полезный попутчик. Но до первого перекрестка.
Свердлов кивнул.
– Я верю, такие, как он, выпустят потроха из немцев. Но и сами во время борьбы с дисциплинированной кайзеровской армией кое-что поймут. Во всяком случае, нас поймут, когда выдохнутся, – задумчиво сказал Свердлов. – Вот тогда-то и войдет на Украину новая Красная армия! Она впитает в себя остатки этой партизанщины, как большая губка.
– Именно, именно!..
Они смотрели на карту… Как огромна Россия! Какое пространство и какой противоречивый народ свалились им в руки, как созревший плод. Плод, однако, оказался с колючками. Идеи немедленного коммунизма не принял, не поддался на них… не раскололся…
Тем временем Махно в сопровождении дежурного по Совнаркому, по-военному одетого человека с револьвером в кобуре, прошли по коридору, спустились в полуподвал, где очутились перед окованной железом дверью. Дежурный постучал условным стуком.
– Северин, – ответил он на вопрос из-за двери.
Прогремели запоры – и они вошли в небольшую комнату секретного отдела. Комната предназначалась для посетителей. В ней не было ничего, кроме стола и трех стульев. И еще одной железной двери.
– Вот, необходимо сделать документы товарищу, – пояснил Северин высокому бородачу в английском френче.
– Зельцер! – крикнул бородач.
Опять звякнули какие-то запоры или защелки, и из другой железной двери в комнату вошел длинноволосый, с проседью человек, явно принадлежавший к некогда угнетаемой царизмом нации. На нем был испачканный краской и прожженный кислотами фартук, руки тоже были грязны и обожжены, два пальца перевязаны. На носу косо сидели очки.