Как проницательно отметил М.С. Грушевский, то, что говорил о королевских «привилеях» Хмельницкий, существенно отличалось от реального текста документов, выданных казацким представителям на их тайной встрече с королем Владиславом IV [12. Ч. 2. С. 165]. Этот же исследователь верно отметил, что успех агитации Хмельницкого не в последнюю очередь был связан с тем, что представление о том, что король является союзником казаков в борьбе с панами — «ляхами» было не новым [12. Ч. 2. С. 174]. В свете того дополнительного материала, который удалось собрать о настроениях и представлениях украинского казачества 20-30-х годов XVII в. можно утверждать, что к середине столетия такое представление утвердилось в сознании казачества очень прочно, а события 1646–1647 гг. дали сильный толчок к его оживлению.
По мнению М.С. Грушевского, самому Хмельницкому такое представление было чуждо, и он использовал его лишь в целях агитации [12. Ч. 2. С. 174]. Однако никаких доказательств в пользу этого утверждения ученый не привел, а то, что мы знаем о действиях Хмельницкого в первые месяцы восстания, говорит скорее о том, что он и сам находился под определенным воздействием этих воззрений.
Для участников восстания наличие в руках Хмельницкого королевских «привелеев» было ощутимым доказательством правильности их убеждения в том, что глава государства стоит на их стороне. Это убеждение давало восставшим дополнительную уверенность в справедливости, законности их действий (и соответственно — незаконности, несправедливости действий их противников) и одновременно порождало надежду на то, что в своей борьбе они могут рассчитывать на содействие тех сил в Речи Посполитой, которые во главе с королем готовы отстаивать законные права «русского народа» и его главной, наиболее активной части — казачества.
К апрелю-июню 1648 г. относится целый ряд записей слухов, отражающих настроения населения на охваченной восстанием территории Восточной Украины. В некоторых моментах эти сообщения могут быть дополнены записями показаний пленных казаков, попавших в руки властей Речи Посполитой. В этих слухах отражалось убеждение, что свои действия восставшие предпринимают по приказу короля, а их враги являются одновременно врагами короля. Так, уже упоминавшийся Никифор Гридин сообщал, что Хмельницкий «посылал… по королевскому повеленью на ляхов на помощь звать крымского царя» [10. Т. II. № 357. С. 231]. В более развернутой форме этот слух отразился в рассказе Луки, лекаря из г. Прилуки, записанном уже осенью 1649 г.: король «велел послать по крымского царя и по татар и велел звать итти войною на князя Вишневецкого за их к себе непослушание, что они, Вишневецкой с товарыщи ево, короля ни в чем не послушали» [14. 1649 г. № 1а. Л. 403]. Мещанин из Конотопа Иван Игнатов 28 мая 1648 г. рассказывал, что «подняли, де, казаки татар на поляков и на жидов за то, что поляки хотели рокош чинити на короля, и ныне, де, с татары воюют… маетности Вишневецкого и иных панов, которые хотели на короля рокош чинить, а которые, де, паны на короля рокоша не чинили, и тех, де, панов городов и маетностей не воюют» [10. Т. II. № 344. С. 219]. Тогда же гадячские мещане рассказывали, что Хмельницкий и Капуста «с королевскими листами прибирают казаков», а когда после боя с «ляхами» в их руки попал польский полковник, то они «того полковника после бою, оковав, послали к королю» [10. Т. II. № 345. с. 220].
Второе, что в этой связи следует отметить, это нашедшее выражение в этих слухах убеждение, что король активно участвует в этой борьбе на стороне казаков. В ряде записей слухов от мая-июня 1648 г. настойчиво повторялись сообщения об ожидавшемся приезде Владислава IV в Киев. Владислав должен был прибыть в Киев со своими войсками, чтобы оттуда идти походом на своих противников — магнатов. В Прилуках — владении одного из этих магнатов, Я. Вишневецкого — проезжему греку Юрию Константинову рассказывали, что коронный гетман М. Потоцкий срочно призвал Вишневецкого с войсками на помощь, так как вскоре «будет, де, король польской в Киев, а с ним, де, польских и литовских и иных земель ратных людей 150 тысяч», откуда они должны «идти за ослушанье на гетмана Николая Потоцкого да на князя Еремея Вишневецкого, что они его не слушают» [10. Т. II. № 343. С. 219]. Позднее один из попавших в плен под Тульчином казаков говорил, что король уже находится в казацком лагере, где для него поставлен шатер, куда никто не входит, кроме гетмана Хмельницкого [12. Ч. 3. С. 39–40]. Сын боярский, ездивший в конце мая в один из городов на московской границе, сообщал, что в Киеве король должен остановиться в Печерском монастыре, где будет находиться четыре недели [10. Т. II. № 347. С. 222]. Какая связь между королем Владиславом и Печерским монастырем, выясняется из сообщений запорожского казака Тимофея Семенова, выехавшего на русскую территорию 22 июня 1648 г. Он сообщил, что король «хочет креститься нынешнего лета после ржаной жнитвы и всех ляхов король хочет вводить в крестьянскую веру» [10. Т. II. № 356. С. 231]. Таким образом, победа Владислава и казаков должна была сопровождаться обращением «ляхов» в русскую веру по приказу монарха[60]. Тем самым была бы, очевидно, окончательно утверждена главная руководящая роль «русского народа» в Речи Посполитой.
Нетрудно видеть, что все эти слухи находят довольно точные аналогии в записях слухов 30-х годов XVII в. Очевидно, идея переворота, осуществленного в тесном сотрудничестве с королевской властью, переворота, который бы обеспечил «русскому народу» и его политически наиболее активной части — казачеству главное, преобладающее место в Речи Посполитой, продолжала оставаться актуальной в сознании украинского общества. Неслучайно попавший в плен казак свое сообщение о приходе Владислава IV в королевский лагерь сопроводил словами: «Панство (т. е. государство. — Б.Ф.) перешло от вас, ляхов, к нам, казакам».
Разумеется, нет оснований полагать, что Хмельницкий и его окружение разделяли все эти представления. Они хорошо знали, что никаких связей с королем у них в действительности нет, и его намерения им неизвестны. Однако и они, судя по всему, полагали, что в главном — стремлении ослабить власть магнатов, фактически присвоивших себе всю ее полноту на украинских землях, интересы участников восстания и интересы короля совпадают. Тем более, что для такого переворота, о котором давно мечтали низы украинского общества, теперь после того, как главная сила в руках «ляхов» — коронная армия была разбита на Желтых Водах и под Корсунью, складывались как будто благоприятные условия.
О надеждах гетмана и его окружения на возможность такого переворота говорит важный документ — послание Хмельницкого Владиславу IV от 12 июня 1648 г. Описывая «кривды” казакам со стороны старост и державцев, Хмельницкий подчеркивал, что они делали это вопреки приказаниям короля, говоря всегда: «Вот вам король! Пусть поможет вам король, такие сякие сыны». «Не обращая внимания на права и привилеи, которые мы имеем от вашей королевской милости, вольности наши и нас самих, — писал Хмельницкий, — обратили в ничто, считая нас не слугами королевскими, а своими собственными невольниками». Действия участников восстания — акт необходимой самообороны, и они заслуживают прощения. В заключение Хмельницкий просил короля сохранить за Запорожским войском его права и вольности, «чтобы ваша королевская милость сам святою своею особою и мы, самые низшие слуги вашей королевской милости, той неволи больше не терпели» [18. № 4. С. 33–34][61]. В этих заключительных словах послания явно выражалась надежда на то, что благодаря совместным действиям королевской власти и казачества будет положен конец самовластью магнатов — «ляхов» в жизни Речи Посполитой, король станет «вольным королем», который даст «волю» своим подданным — казакам.
Вскоре после того, как были написаны эти слова, до Хмельницкого и его окружения дошли сведения о смерти Владислава IV [12. Ч. 3. С. 16]. Как видно из сохранившихся записей слухов, никто на Украине не поверил в естественный характер его смерти. По общему убеждению, король был убит своими противниками — «ляхами». В письме Алексею Михайловичу Хмельницкий писал, что «короля, пана нашего, смерть взяла, так же с причины тех же незбожных неприятелей его i наших, которых есть много королями в земле нашей” [6. Т. П. № 12. С. 33]. В официальном письме Хмельницкий должен был выражаться осторожно, но в казацкой среде он высказывался более определенно: уже неоднократно цитировавшийся Никифор Гридин сообщал московским воеводам: “а сказывал, де, им, казакам гетман Хмельницкий, что короля в раде ляхи убили” [10. Т. II. № 357. С. 232]. Записи слухов от июня 1648 г. называют убийцей короля князя Я. Вишневецкого — к тому времени главного противника восставших [14. 1648 г. № 1а. Л. 254–256].
На ход исторических событий смерть реального исторического лица — короля Владислава IV — оказала влияние лишь в том смысле, что наступление бескоролевья серьезно затруднило властям Речи Посполитой борьбу с казацким восстанием. Несравненно большее значение имела эта смерть для развития общественного сознания украинского казачества.
Со смертью Владислава IV и украинское казачество, и его политический вождь Богдан Хмельницкий оказались перед решением трудной проблемы. С одной стороны, с разгромом коронной армии и утверждением новой, созданной восставшими казацкой власти на значительной части территории Украины был сделан важный шаг на пути к осуществлению того переворота в жизни Речи Посполитой, о котором казачество мечтало в течение нескольких десятилетий. С другой стороны, со смертью короля Владислава IV со всей остротой встали вопросы: а может ли быть этот переворот вообще осуществлен и с помощью каких союзников? И как быть дальше?
Именно в этой кризисной ситуации, вызванной смертью короля, с которым в течение долгого времени связывались столь большие надежды, начал серьезно обсуждаться вопрос о возможном отделении земель Речи Посполитой, заселенных «русским народом», от этого государства. Если в написанном под Корсунью письме белоцерковскому подстаросте Черному Хмельницкий выражал надежду на то, чтобы король «много лет и над нами правил» [18. № 3. С. 32], то Никифор Гридин в начале июля 1648 г. сообщал русским воеводам: «положили казаки на том: будет король убит и им, де, иного короля не обирати и всей лядской землей христианской веры приговорили поддаться» московскому царю [10. Т. II. № 357. С. 232]. Тогда же воевода одного из русских пограничных городов — Яблонова сообщал в Москву: «а многие, государь, люди в литовской стороне говорят, как даст Бог им ляхов побить, и они б, де, по Киев отложились к твоей государевой стороне» [6. Т. II. № 24. С. 54].